назвать не–личными и квази–личными. Например, согласно гомеровскому пониманию загробной жизни, пережить смерть означает для большинства людей то, что о них помнят живые, тогда как их собственная «тень» — нечто вроде тонкого, бесплотного, не вполне личностного остатка нашего Я — попадает в подземный мир, где порой подвергается каре (как в знаменитых случаях Сизифа, Тантала и других), но чаще просто влачит жалкое и скучное существование. С другой стороны, многие религиозные традиции учат, что происходящее с нами после смерти похоже на поглощение космическим разумом или душой. Согласно таким взглядам, мы продолжаем существовать не как индивидуумы — но, вероятно, некий след нашей личности или индивидуальности не исчезает совершенно и, подобно капле в океане, влияет на совокупные качественные характеристики того, что нас поглотило. В Древней Греции таких представлений держались орфики (приверженцы мистериального культа, смысловым ядром которого служил миф об Орфее), пифагорейцы (почитавшие числа последователи Пифагора), некоторые платоники и стоики. Этому учат и различные религии Востока.
Ответ 2 не играет заметной роли в большинстве религиозных традиций, но он близок тому понятию о загробной жизни, которое преобладает в народной фантазии, а также во множестве произведений классической и современной литературы. Все мы знакомы с представлением о том, что одним из возможных, хотя и нежелательных способов пережить смерть является существование в виде «наполовину потустороннего» зомби. Но, разумеется, зомби — это лишь ожившее тело без души. Тот, кто в самом деле считает жизнь в облике зомби, по крайней мере, возможной формой посмертного бытия, может принимать Ответ 2 всерьез.
Ответ 3 является, пожалуй, самым популярным. Если вы верите, что некоторые люди продолжают существовать после смерти в виде освобожденных от тела или перевоплотившихся душ, то, применительно к этим людям, вы соглашаетесь с Ответом 3 на наш Вопрос. А большинство главных мировых религий Востока и Запада учит, что, по крайней мере, некоторые люди, по крайней мере, некоторое время ведут после своей смерти именно такое существование.
И, наконец, Ответ 4 дают те, кто верит в воскресение. Сказать, что Юлий Цезарь воскреснет, означает утверждать нечто большее, чем то, что его душа будет вновь существовать в каком–то теле. Это значит утверждать, что его душа будет вновь существовать в нумерически том же самом теле, которое имел Цезарь, когда жил на земле. Именно в этом и состоит различие между воскресением и реинкарнацией. Воскресшее тело может быть иным во многих отношениях. Так, например, Библия повествует, что когда Иисус восстал из мертвых, Его тело, хотя и вполне физическое (Он принимал пищу и позволял прикасаться к Себе), обладало, тем не менее, способностью проходить сквозь стены и оставаться неузнаваемым даже для близких друзей — разница и в самом деле существенная. Однако это было одно и то же тело — точно так же, как и ваше тело ныне является тем самым телом, с которым вы появились на свет, лишь весьма отличным от прежнего в целом ряде отношений. И христиане учат, что подобно тому, как воскресшее тело Иисуса было иным — лучшим, или, как говорит нам в Первом Послании к Коринфянам апостол Павел, «прославленным» — так и наши тела по воскресении станут иными. А значит, если воскресение происходит лишь тогда, когда мы имеем нумерически то же самое тело, это отнюдь не гарантирует того, что мы обретем точно такое же тело в качественном смысле. А потому будем питать надежду! Например, человек, умирающий в муках из–за вируса Эбола, едва ли чает возвращения к жизни в качественно таком же теле, какое имел он в момент смерти. Даже те, кто тихо умирает в преклонном возрасте, наверняка предпочли бы воскреснуть в теле гораздо менее дряхлом, и так далее.
Возможны, конечно, и другие представления о загробной жизни помимо рассмотренных выше. Но именно последние играют важнейшую роль среди концепций, предлагаемых на современном рынке идей. Теперь мы обратимся к краткому анализу теорий о том, что такое мы сами — теорий, которые помогут нам составить собственное мнение о возможности жизни после смерти и определить, какие из приведенных выше ответов на Вопрос являются убедительными.
9.2. Материализм против дуализма
Материализм, в самом общем виде, есть представление о том, что в мире не существует ничего, кроме пространства–времени, материальных объектов и событий в пространстве–времени, а также свойств, которые в них обнаруживаются[71 — Некоторые читатели нашего текста, должно быть, знакомы с направлением в философии духа, именуемом «дуализмом свойств», согласно которому (а) ментальные свойства считаются не–физическими свойствами и, следовательно, (б) материализм — или, во всяком случае, то, что нередко называют «редуцирующим материализмом», является ложным. Но даже эти читатели, вероятно, согласятся, что в одном, вполне определенном смысле даже сторонников теории «дуализма свойств» можно отнести к материалистам — именно это значение термина «материализм» мы имеем в виду и пытаемся выразить в нашей дефиниции.]. Теисты традиционно отвергают материализм — хотя бы по той причине, что Бог традиционно считается существом нематериальным. А значит, традиционному теизму приходится исповедовать либо некую форму дуализма субстанций, либо какую–то разновидность идеализма. Дуализм субстанций означает представление о том, что существуют реальные субстанции двух видов — материальные и нематериальные. Согласно же идеализму, никаких материальных субстанций нет, а есть лишь духи и, возможно, другие нематериальные субстанции.
Более того, в течение долгого времени — по крайней мере, до XIX века — очень многие (хотя и не все) теисты склонялись к мысли, что мы, человеческие существа, представляем собой вещи нематериальные или, как минимум, заключаем в себе некий нематериальный компонент. Это, конечно, не означало, что наши тела или любые их части нематериальны. Скорее, речь шла о том, что человек, в самой основе своего бытия, есть нематериальное существо (душа), временно пребывающее в материальном теле, либо сложное целое, состоящее из тела и нематериальной души. Людей, разделяющих подобные взгляды, относят, как правило, к сторонникам дуализма души и тела, поскольку они утверждают, что души, чем бы они ни были конкретно, не являются ни материальными субстанциями, ни свойствами материальных субстанций, ни событиями в пространстве–времени. Заметьте, однако: можно быть сторонником дуализма субстанций, не принимая при этом дуализма души и тела. Человек, к примеру, способен верить в традиционного теистического Бога, но в то же время считать, что человеческие души суть вещи материальные.
Тут вам, пожалуй, захочется узнать, каково же различие между этими двумя утверждениями: «человеческое существо есть душа, обитающая в теле» и «человеческое существо есть сложное целое, состоящее из тела и души». Различие здесь очень простое: согласно первому взгляду, личность способна существовать — во всей своей полноте и без всякого для себя ущерба — и без своего тела; согласно второму, это невозможно. Вероятно, она могла бы влачить без своего тела убогое, выродившееся и неполноценное существование, но пока душа пребывает вне телесной оболочки, она остается в каком–то отношении несовершенной, ей чего–то недостает и она не является в полном смысле самой собой. Первое представление обычно называют «картезианским дуализмом», по имени Рене Декарта, одного из самых выдающихся сторонников данного взгляда. Второе представление, как правило, приписывают св. Фоме Аквинскому. Исходя из наших нынешних целей, мы также будем характеризовать его как разновидность дуализма, хотя по ряду специальных причин (в разбор которых мы здесь входить не станем) подобное определение вызывает известные разногласия.
Теистической традиции, таким образом, всегда была свойственна сильнейшая тенденция к дуализму субстанций вообще, а конкретнее — к дуализму души и тела. Важной причиной приверженности последнему является то, что подобного рода представление о человеческом духе, судя по всему, лучше гармонирует с традиционными теистическими взглядами на загробную жизнь. Ведь нам (относительно) легко понять, как можно пережить смерть в виде развоплощенной, освобожденной от тела души. Гораздо труднее понять другое — как можно пережить смерть, будучи тождественным некоей физической вещи (собственному телу или мозгу), которая разрушается, когда человек умирает и разлагается. По этой причине материализм — добившийся ныне столь полного господства в академическом мире, что над сторонниками дуализма души и тела в наши дни просто смеются, не воспринимая их всерьез как возможных участников диалога, — многие рассматривают как угрозу традиционной теистической вере.
Более того, та самая интуиция, которая, похоже, превращает материализм в угрозу для веры в бессмертие вообще, судя по всему (и безотносительно к спорам вокруг дуализма/материализма), представляет собой угрозу и для веры в воскресение, в частности. Ибо, как мы уже видели, верующие в воскресение утверждают, что — независимо от того, обладают ли они нематериальной душой или нет — однажды они вновь воплотятся в то самое тело, которое есть у них здесь и сейчас. Но если вы уже признали, что для материальной вещи, которая умерла и распалась, никакая жизнь после смерти более недоступна, то вы не можете верить в воскресение. Ведь если ваше нынешнее тело после своей смерти уже не способно вернуться к жизни, то какое бы тело ни получили вы вновь в День Воскресения, оно уже не будет тем самым телом, которое имели вы в момент смерти, а значит, то, что произойдет с вами в этот день, станет отнюдь не воскресением, но скорее некой разновидностью реинкарнации.
Здесь перед нами встают два вопроса. Во–первых, верно ли, что если материализм истинен, то жизнь после смерти невозможна? Иными словами, есть ли непреодолимые препятствия для воскрешения тела, которое умерло и впоследствии разложилось, или же для того, чтобы какое–то новое тело стало, тем не менее, той самой материальной личностью, которой прежде являлось другое тело? И, во–вторых, в самом ли деле против дуализма существуют доводы настолько сильные, что (как это обыкновенно утверждается или подразумевается) всякого дуалиста можно попросту счесть упрямцем или глупцом? Первый вопрос мы обстоятельно рассмотрим в дальнейшей части данной главы, а второй кратко разберем уже сейчас.
Действительно, в пользу материализма можно сказать многое. Мы часто выражаемся так, как если бы он был истинным. Мы беспокоимся из–за собственного веса, делаем комплименты друзьям по поводу их внешности, жалуемся, когда нас грубо толкают. Но, разумеется, будь мы нематериальными душами, мы бы не обладали весом, наши друзья не имели
