и во времени?
3. Как действуют «магниты», притягивающие друг к другу социальные качества людей и вещей, разделенных во времени и пространстве?
4. Почему и как меняются формы социального хронотопа?
5. Как людям удается практически использовать сверхчувственные качества предметов?
6. Почему социальный процесс не укладывается в одномерное описание?
7. Возможно ли совмещение рационального и многомерного понимания социального бытия?
Основная литература
1. Бурдье П. Социальное пространство и генезис классов // Бурдье П. Социология политики. М., 1993.
2. Левинас Э. Тотальность и бесконечность: эссе о внешности // Вопр. философии. 1999. № 2.
3. Маркс К. Товарный фетишизм и его тайны // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23.
4. Мерло-Понти М. Временность // Историко-философский ежегодник 1990. М., 1991.
5. Трубников Н.Н. Время человеческого бытия. М., 1987.
6. Флоренский П.А. Время и пространство // Социол. исслед. 1988. № 1.
7. Хайдеггер М. Время и бытие // Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993.
8. Современный философский словарь. Лондон, 1998; статьи: «Вещи», «Время социальное» и «Пространство социальное», «Качества социальные», «Метафизика социальная», «Онтология социальная».
Дополнительная литература
1. Гачев Г. Европейские образы пространства и времени // Культура, человек и картина мира. М., 1987.
2. Кемеров В.Е. Метафизика-динамика // Вопр. философии. 1998. № 8.
3. Кузьмин В.П. Принцип системности в теории и методологии К. Маркса. М., 1980. Гл. 3.
4. Лола Г.Н. Дизайн. Опыт метафизической транскрипции. М., 1998.
5. Лой А., Шинкарук Е. Время как категория социально-исторического бытия // Вопр. философии. 1979. № 12.
6. Мещеряков А.И. Слепоглухонемые дети. М., 1974.
7. Сартр Э.-П. Первичное отношение к другому: любовь, язык, мазохизм // Проблема человека в западной философии. М., 1988.
8. Фуко М. Слова и вещи. М., 1977.
9. Хюбнер К. Рефлексия и саморефлексия метафизики // Вопр. философии. 1993. № 7.
ГЛАВА VIII
ПРОБЛЕМА СТАНОВЛЕНИЯ СОЦИАЛЬНОСТИ
Сборка элементов социального процесса осуществляется на ходу. Общество как система разделения и сочетания деятельности. — Хитрость истории. Два способа ее разгадки. — Первобытная охота и становление социальной кооперации. — Стадность и социальность. — Двоящиеся предметы: социальность значений и индивидность смыслов. — Зависимость логики вещей от логики социальной организации. — Предметная go-определенность сознания, способностей и потребностей человека. — Слово на пересечении социальных значений и индивидных смыслов. — Надорганизменные факторы социальной эволюции.
1. Динамика и сложность социальных форм
В чем смысл социального творчества?.. Да в том, что человеку с утра до ночи приходится связывать порознь существующие вещи.
Человек взаимодействует с различными вещами, его окружающими,’ но взаимодействует так, что выявляет все новые способы освоения вещей. Как гимнаст на разных снарядах проявляет свои различные усилия и навыки, так и «исторический» человек в ходе преодоления разных препятствий, а стало быть, и создания разных деятельных способностей, создает новые формы реализации своих сил. Причем, если присмотреться к работе гимнастов с различными снарядами, можно увидеть в этих последних (перекладинах, брусьях, «конях», лентах, мячах) обобщенные типы предметности, специально выявленные и подготовленные формы. Квалифицированное человеческое взаимодействие с предметами как бы высвечивает эту форму энергичным и тренированным человеческим усилием.
Человек использует подсказанные природой формы предметов, но он выявляет, отбирает, комбинирует эти формы по-своему, в соответствии с «хитростью» собственного разума (правда, не всегда на пользу себе и своим ближним).
Мы уже говорили о том, что понимание людей как вещей особого рода, описание человеческих взаимодействий по «логике вещей» может дать для социального анализа лишь ограниченные результаты.
Более продуктивным представляется подход, рассматривающий вещи в качестве внешних выражений каких-то человеческих свойств, предполагающий, соответственно, своего рода «реконструкцию» человеческих качеств по качествам вещей и по комбинациям последних.
Но ведь предметность, окружающая, скажем, современного человека, по большей части создана самими людьми. И важно понять, собственно, не то, каких усилий вещи требуют от нас, а то, какие качества и комбинации человеческих усилий эти вещи «впитали» или преобразили. Разница здесь почти такая же, как при сопоставлении прочтения книги и ее написания. В целом ясно: при всей общности представлений, которые должны быть у автора и читателя, от них все-таки требуются совершенно различные по характеру усилия.
Изучение социальных форм прежде всего рассматривается как изучение форм объединения людей. И это вроде бы верно. Но только в том случае, если (или пока) в «тени» остается вопрос о человеческом бытии как процессе, т.е. длительности, воспроизводстве, обновлении, координации и модификации разных «потоков» человеческой деятельности.
Как только мы «освещаем» этот процессуальный план человеческого бытия, мы неизбежно оказываемся перед проблемой понимания природных материй, их комбинаций, вовлеченных и «вписанных» в человеческую деятельность как косвенных или прямых выражений меняющихся социальных форм.
Суть философской гипотезы, здесь намечаемой, состоит в следующем. Композиции вещей, сложные и простые, исторически меняющиеся и нарастающие в объеме, образующем среду человека, не являются результатом «хитрости» человеческого разума как такового. Своей основой и стимулом развития они имеют формы организации деятельности людей, обеспечивающей жизнь человеческих сообществ. Подчеркнем сразу: речь идет не просто о формах внешней связи людей, о формах их совместности, но именно об организации их деятельности как процесса. Последний, как мы уже говорили, протекает, бытует, «живет» в каждой точке, в каждом элементе, в каждой ступени своей реализации.
Речь, стало быть, — о такой организации человеческих действий или сил, которая осуществляется в самих людях, т.е. в актах их самореализации. Социальная форма здесь трактуется, принимается не как внешняя по отношению к людям, а как форма их сотрудничества и вместе с тем форма организации их воли, знания, умения, усилий и т.д.
Когда мы подчеркиваем рост социальных форм именно как комбинацию (усложнение комбинации) человеческих способностей, мы, по сути, фиксируем внимание на историзме социальных форм, обусловленном ростом индивидных человеческих сил. История, с этой точки зрения, вообще может быть представлена как меняющаяся социальная организация, воплощающаяся в живой деятельности социальных индивидов.
Акцент в этом истолковании истории должен быть сделан именно на трактовке живой деятельности людей, ибо в ней осуществляется сложный переход комбинации совместных действий людей в композицию способностей индивида, а через нее — в предметную комбинацию непосредственной деятельности.
Такой акцент тем более важен, ибо привычным является объяснение усложняющихся форм индивидной деятельности через применение, «культивирование» все более сложных вещей.
С точки зрения социологии, фиксирующей сложившееся в обществе положение вещей и предъявляемые, соответственно, к поведению людей требования, такой образ социальной организации может быть и приемлем. Но для философии, которая стремится выяснить истоки тех или иных форм организации деятельности людей, подобный взгляд оказывается недостаточным.
Законченное оформление действию дает человек, он объединяет различные дискреты бытия в связанное сочетание и движение и только таким образом может рассчитывать на приемлемый результат.
Дискретен не только мир, в котором действует индивидуальный человек, дискретна и сама форма, с помощью которой он объединяет и «оживляет» предметы. Она такова именно потому, что сам индивид оказывается социальным дискретом, т.е. обособленным субъектом социальных качеств, индивидуализированным фрагментом социальных форм, некоей формой форм, способной их связывать, возрождать и порождать.
Дискретность социальной формы, ее сокрытость, «обрыв» в индивиде как раз и создают возможность включения индивида в качестве «недостающего звена» в различные социальные «цепочки». Индивид, включаясь в них, замыкает контур социальной формы, выключаясь — создает возможность других сочетаний социальных качеств и связей.
Это включение индивида является главным условием проявления и воспроизводства социальной формы. Оно подчеркивает динамический характер социальной формы, процессуальность самого бытия индивида. «Полная» социальная форма — это форма разворачивающейся деятельности, форма самореализации индивидов, форма раскрытия социальных качеств и сил, отвердевавших в предметности. «Сборка» элементов социального процесса возможна только на ходу, на ходу обнаруживается присущность их к цельной организации процесса, и ход этот обеспечивает самореализация индивидов, как бы она ни ущемлялась и ни лимитировалась.
Конечно, люди могут включаться в процесс «на правах» деталей и действовать тогда по примитивной механической логике внешних побуждений и взаимодействий. Могут они участвовать в процессе и на почти биологическом уровне, лишь поддерживая его своими силами. Но и в этих случаях своим включением в процесс они прибавляют к нему новые энергии и мотивы движения, новые материалы и средства обеспечения жизнедеятельности и тем самым, как правило, и не помышляя об этом, производят переналадку и обновление его форм.
Фрагментарность, замкнутость, вещность социальной формы — предмета ли, человека — кажутся естественными именно постольку, поскольку мы фокусируем наши желания и воззрения на результатах процессов и деятельностей.
Связанность, открытость, динамика социальной формы предстает столь же — или даже более естественной, — когда мы оказываемся перед проблемами ее деятельного освоения, воспроизводства, т.е. сохранения, перекомбинации, усовершенствования и т.д. Помещаясь в ней, таким образом, воздействуя на нее, мы сразу вступаем в контакт с оживающим в ней человеческим опытом.
Динамика социальной формы раскрывает связь отдельных индивидов и фрагментов предметной реальности через их становление, обнаружение, реализацию друг в друге, друг через друга. Взаимодействуя, они открывают друг в друге формы приложения и роста своих качеств и сил, форму контакта с различными пластами человеческого опыта. Сама фрагментарность, т.е. отдельность, особенность предмета тогда оформляется становлением, движением, динамикой человеческих сил. Но и отдельность, самобытность индивида тогда оформляется через прямое или косвенное (предметное) взаимодействие с силами других индивидов.
Попытка понять социальные формы в их динамике, во взаимообусловленном движении человеческих сил и их предметных воплощений — путь, позволяющий снять исходное противопоставление индивидов и общества, характерное для большинства философских и социологических концепций, да и для установок обыденного мышления.
Рассмотрение общества как некой предзаданной индивидам структуры деятельности имеет смысл только при анализе условий, которые застают вступающие в эту деятельность люди. Иначе говоря, в интервале становления индивидов, оформления их личностных качеств общество еще остается чем-то внешним для них. Но, когда этот процесс заканчивается, общество оказывается в них, меняется или сохраняется, обновляется или «застывает» в зависимости от того, как складываются их усилия.
Эта история повторяется, поскольку появляются другие когорты индивидов, стоящие перед задачей освоения социальных форм. Но вообще история не повторяется, потому что другие когорты неизбежно вносят, пусть незаметные на первый взгляд, изменения в организацию общественного процесса.
В рамках нашей попытки понять процессуальность социальных форм и возобновляющихся в них человеческих связей, противопоставление общества как структуры и индивидов с их жизненными процессами может иметь еще и такой, ограниченный конечно же, смысл. Общество как совокупность различных деятельных форм, обеспечивающих их средств, материалов, сил задает определенное расчленение всего — природных условий, человеческой энергии и умений, пространственных и временных интервалов, — что включается в его процесс. Однако вся эта расчлененность общественного процесса оказывается «живой», напряженной, обновляющейся только потому, что человеческие индивиды могут воссоздавать социальную форму, могут реализовывать и представлять разделенность как связь, а фрагментацию как момент синтеза человеческих сил.
Иными словами, и в этом ограниченном представлении, имеющем характер приема анализа и понимания, вся тяжесть в демонстрации социального процесса опять-таки приходится на «плечи»
