отношении к определенному предмету. Это — условие его нормальной работы. Вместе с тем такое предметное доопределение сознания оказывается предметной конкретизацией человеческих сил, выявлением их социальной развитости. В развитой человеческой способности скрыто присутствует разделенная деятельность человеческой общности. Через соединение способности индивида с предметом она получает непосредственно предметное выражение (например, в средствах деятельности). С другой стороны, эта деятельность через формирование и развитие в индивиде способности действовать определенным образом сама закрепляется в нем как социальная связь, как осознание этой связи. Сознание фиксирует отношение индивида к предмету как связь индивида с другими людьми.

Предмет для сознания оказывается не только, скажем, физической вещью, но и знаком определенной человеческой деятельности, знаком ее отношения к другим деятельностям. Иными словами, в этом плане предмет выступает знаком, указывающим на социальное целое. Предмет как бы доопределяет человеческие потребности и желания. Он очерчивает их конкретный, содержательный смысл и вместе с тем обнаруживает их социальное значение, т.е. отношение потребностей, желаний и волений одного индивида к подобным же побуждениям других людей. Примерно то же самое он делает и с жестовыми и звуковыми сигналами, с помощью которых люди налаживают общение. Люди вынуждены вступать в общение по поводу определенного предметного содержания их жизни. Уточнение жестовых и звуковых сигналов происходит в работе человека с конкретными предметами. Это предметное уточнение сигналов превращает их в знаки человеческого языка, в слова, обладающие достаточно четкими значениями. И тогда уже не предметы уточняют смысл человеческого общения, выступают знаками целого, а слова уточняют смысл вещей, выявляют их связь с определенными потребностями и волениями индивидов. Социальная основа отношения человека к предмету как бы свертывается в способы его деятельности, в значения используемых им слов.

В этой ситуации сознание начинает работать как способность, соединяющая индивидуальный смысл предмета и социальное значение действия с ним. Оно сопрягает индивидуальное овладение словом и сохранение социальной связи. Правильное употребление индивидом слов, их соотнесенность с определенными предметами оказывается условием функционирования разделенной деятельности общества. Соответствие слова делу становится общественной проблемой.

Отметим: отнесенность слова к предмету дается совместно-разделенной деятельностью коллектива. А соответствие слова делу подтверждается его отнесенностью к конкретному предмету. Общество, побуждая словом индивида к действию, формирует определенную направленность его воли и способности на предмет. Индивид, воплощая слово в конкретном действии с предметом, обновляет или подтверждает его социальную значимость.

Слова, включенные в совместную деятельность взрослого и ребенка, помогают младенцу отделить одни предметы от других и освоить особые действия с ними. Закрепляя разные звуковые знаки за разными предметами и действиями с ними, ребенок как бы моделирует свое участие в разделенной деятельности с другими людьми. Детская модель овладения словом через совместное действие и овладение предметом позволяет судить о некоторых скрытых чертах становления человеческого сознания.

Слово, живущее в деятельности и общении людей, позволяет уловить многогранность, «полиполярность» человеческого сознания. Оно указывает на присутствие сознания в связи знаков и предметов человеческой деятельности. Но тут же оговаривает это присутствие «двойной» отнесенностью предмета и к потребностям индивида, и к деятельности рода. Оно указывает на сознание как на индивидуальную способность человека соединить индивидуальный смысл и социальное значение действия. И тут же подразумевает общественную необходимость такой способности как средства сохранения социальной связи. Оно фиксирует определенность сознания, связь его образов с конкретными предметами и тут же социально обусловливает эту конкретность деятельности.

Конкретность и отвлеченность сознания оказываются естественными формами его бытия. Человеку жизненно важно связать индивидуальный смысл действия с социальным значением предмета и скрывающимися за ним связями коллективной деятельности. Ему жизненно необходимо включить свои конкретные представления в более широкую и потому отвлеченную, переводимую в план символов и знаков картину социального бытия.

Возможность отвлеченного познания уже заложена в этой ситуации. И, видимо, не следует ее целиком списывать на функционирование науки. Не следует в этом плане разграничивать обыденное и научное сознание. Человеческое сознание с момента его формирования укладом самой что ни на есть обыденной практики ориентировало индивида не только на «близкого», но и на «дальнего» (отдаленного деятельностью), не только на непосредственное, но и на косвенное (сотрудничество, например), не только на конкретное, но и на абстрактное. Более того, эти дальние, косвенные, абстрактные связи, закрепляясь в запретах, нормах, категориях, средствах самореализации людей, становились общественно необходимой основой частных, индивидуальных проявлений человеческой жизни.

Из всего сказанного следует, что рассуждать о сознании человека как об особого рода вещи непродуктивно и даже вредно. Оно, конечно, является органом жизни человека. Но жизни, не заключенной в границы его тела, а как раз выводящей силы человека за эти границы: в мир взаимодействий с силами других людей, с различными формами реализации этих сил в условиях, средствах и результатах человеческой деятельности. Собственно, жизнь сознания и есть переход через эти границы, а также через границу только биологических возможностей человека или только физических качеств предмета. Эти переходы, как мы уже говорили, могут определяться разными ориентирами: другими людьми, вещами, словами, прочими знаками и т.д. Подобные «выходы» сознания за рамки телесно-предметных определенностей имеют, по сути, единый смысл: связать различные аспекты человеческого существования, отдалившиеся друг от друга в сложном переплетении индивидуальной и коллективной жизни людей. В «приливах» своих сознание дает связное выражение расчлененных моментов человеческого бытия. В «отливах» — оставляет предметные, образные, знаковые свидетельства и отпечатки возможностей этих связей. Отрицая существование сознания в качестве особой вещи, можно ли ставить вопрос: где оно бытует?..

Если учесть, что деятельность людей не только «вписана» в пространство-время, но и сама задает пространственно-временной рисунок человеческого бытия, такой вопрос кажется разрешимым. Бытие человеческого сознания задается социальным временем и пространством. Более того, сознание и есть выражение (а также и способ обнаружения) этого времени и пространства в деятельности людей. Подчеркнем только — социальность пространства и времени должна быть понята достаточно широко, с обязательным включением в социальное телесности и организации человеческих индивидов.

С точки зрения такого подхода ясно, что сознание локализуется в процессе деятельности, есть возникающий и исчезающий момент процесса, одна из форм его сохранения и развития.

Как некая системность, сознание производится каждым индивидом в его особой деятельности (и самодеятельности), где сходятся межиндивидуальные и прочие связи. Но это замыкание различных связей в сознании индивида означает разомкнутость, открытость сознания к общественному, коллективному воспроизводству социального целого. И открытость, развернутость, «проницательность» сознания здесь уже задается структурой этого целого.

Если структура социального целого крепится прочными общественными перегородками, проникающая сила сознания оказывается неразвитой. Оно то и дело «натыкается» на социальные барьеры, на запретные зоны и темы. Оказываясь в клетке ограниченного общественного опыта, сознание не может реализовать свою функцию знания о со-бытии людей, функцию со-знания. В этой ситуации оно «сживается» с доступными ему формами человеческого опыта как с квазиприродными, естественными условиями бытия людей. А недоступные сферы опыта оно насыщает домыслами, иллюзиями, мифами, трактует символически или упускает «из виду».

Если структура общественного целого начинает зависеть от взаимосвязей между деятельностями различных индивидов и групп, тогда сознание приобретает временную и пространственную перспективу проникновения в разные сферы социальной системы. Тогда повышается возможность соединения («сложения и умножения») различных человеческих деятельностей, расширяется доступ индивидов к разным формам опыта.

Анализ становления кооперации в первобытном обществе интересен как раз тем, что он позволяет понять производность вещественно-орудийных комбинаций от усложнения сочетаний индивидных человеческих сил, их согласованной во времени и пространстве процессуальности, т.е. жизненности, совпадающей с бытием самих людей.

Этот анализ позволяет уловить роль кооперирования человеческих сил в расширении горизонтов человеческого сознания, в приобретении им особой стереоскопичности, позволяющей вписывать наглядные образы в скрытые, но вполне реальные связи социальной организации [1].

1 Попытки образного осмысления сложной человеческой реальности древним человеком дошли до нас запечатленными в памятниках искусства. Историки культуры описывают древнеегипетский рельеф, на котором изображена перевозка статуи номарха. Один над другим изображены несколько рядов людей, тянущих канаты. Правдоподобие наглядности подчинено на изображении логике процесса совместной деятельности. Понимание процесса определяет порядок представления человека, выводит его из ограниченных индивидуальной установкой рамок видения. В этом, возможно, одно из важных открытий, определенных развертыванием деятельности людей как умножения их сил (Раушенбах Б.В. Пространственные построения в живописи М., 1980 С. 21).

Вопросы

1. Из чего люди творят социальные формы?

2. Как реконструировать становление социальности?

3. Какие препятствия существуют на пути такой реконструкции?

4. Каковы причины перехода предков человека от форм стадности к формам социальности?

5. Какими связями поддерживается порядок разделенной деятельности людей?

6. Как выявляется зависимость орудий от изменения форм социальной кооперации?

7. В чем специфика накопления и передачи форм социального опыта?

Основная литература

1. Ачильдиев И. Власть предыстории. М., 1990.

2. Делез Ж., Гваттари Р. Трактат о номадологии // Новый круг, 1992.

3. Клягин Н.В. От доистории к истории. Палеосоциология и социальная философия. М., 1992.

4. Кууси П. Этот человеческий мир. М., 1988. Разд. I.

5. Маркс К. О кооперации и разделении труда // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 47. Ч. 1., С. 285 — 401.

6. Моисеев Н.Н. Современный рационализм. М., 1995. Гл. 2 — 6.

7. Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории. М., 1974.

8. Файнберг Л.А. У источников социогенеза. М., 1980.

9. Современный философский словарь. Лондон, 1998; статьи: «Архетипы», «Воспроизводство», «Индивидуальное и коллективное», «Интерсубъективность», «Кооперация», «Норма», «Совместное и разделенное».

10. Социальная философия: Хрестоматия. М., 1994. Ч. 1.

Дополнительная литература

1. Андреев И. Связь пространственно-временных представлений с генезисом собственности и власти // Вопр. философии. 1999. № 4.

2. Вильчек В. Алгоритмы истории // Нева. 1990. № 7.

3. Ефимов Ю.И. Философские проблемы теории антропосоциогенеза. Л., 1981.

4. Иорданский В.Б. Хаос и гармония. М., 1982.

5. Кемеров В. Взаимопонимание. М., 1984. Гл. 1.

6. Клике Ф. Пробуждающееся мышление. М., 1985.

7. Леви-Стросс К. Печальные тропики. М., 1984.

8. Моисеев Н. Логика универсального эволюционизма и кооперативность // Вопр. философии. 1990. № 6.

9. Симонов П.В., Ефимов П.М., Вяземский Ю.П. Происхождение духовности. М., 1989.

10. Файнберг Л. Представления о времени в первобытном обществе // Советская этнография. 1977. № 1.

11. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994 (гл. VII «Палеонтология» и гл. VIII. «Антропология»).

12. Элиаде М. Священное и мирское. М., 1994.

ГЛАВА IX

ОБЩЕСТВО КАК СИСТЕМА ЛИЧНОЙ ЗАВИСИМОСТИ ЛЮДЕЙ

Проблема возникновения древних цивилизаций. — Усложнение общества и аграрная культура. — Земледелие, оседлость и устойчивость социальной организации. — Общество, власть и формирование государства. — Усложнение орудий или создание «социальных машин»? — Великие стройки древности. Пространственная природная форма и особенные ритмы социальной организации. — Традиция как схема замкнутого социального воспроизводства. Личность в традиционном обществе. — Вещи в системе традиционных социальных связей. — Образование как передача образа действия и понимания. — Традиция и накопление социального опыта.

1. Аграрная культура н укрупнение обществ

Процесс становления и усложнения социальности растягивается в необозримую и неописуемую длительность. Он не «предлагает» и не