исправное функционирование всех ее элементов и связей. Общество в целом оказывалось «социальной машиной», поддерживающей нормальный режим работы другой машины — машины власти. Но для того, чтобы общество выполняло эту роль, государство вынуждено было держать его под постоянным политическим и идеологическим прессом.

Машина власти, поскольку она пронизывала все «ячейки» общества, все социальные позиции от фараона до раба, распределяла и воплощала свои функции в различные формы деятельности и сознания. Миф и ремесло, религия и мораль, искусство и письменность так или иначе служили «трансляторами» этих функций [1].

1 Великие стройки, появившиеся в СССР в середине XX в., также были призваны поддерживать политический режим, сохранять структуру общества, работающего по принципу «социальной машины». В современной западной социологии имеет хождение гипотеза, согласно которой военно-промышленный комплекс и организации, реализующие космические исследования, удовлетворяют не экономические, военные и научные потребности общества, а нужды государственной элиты и обслуживающего ее аппарата. См.: Мэмфорд Л. Техника и природа человека. Новая технократическая волна на Западе М., 1986.

Формирование больших социальных машин обусловливалось экстенсивным хозяйством, экстенсивным земледелием прежде всего, использующим людей как энергетические «атомы», комбинируемые в целенаправленные силы. Эти машины «двигали» производство, не нуждающееся в индивидуальном развитии или совершенствовании каких-то форм деятельности. Такой тип хозяйствования сохранялся в Древнем Египте, Месопотамии, Китае, в некоторых обществах Центральной и Южной Америки. Многие черты такой культуры производства были присущи кочевым обществам. Для них первостепенным оказывалось не становление деятельностных форм, а приобретение, выращивание, захват природных и человеческих ресурсов, обеспечивающих бесперебойную работу хозяйственных и военных «машин».

Там, где общество не могло рассчитывать лишь на экстенсивное ведение хозяйства, в частности — на экстенсивное земледелие, оно вынуждено было искать другие экономические, организационные, социальные и культурные формы. Приходилось решать проблему качества деятельности и ее результатов; стало быть, возникал вопрос и о становлении, развитии, усовершенствовании форм производства.

В обществах, не охваченных единой организационной «монотехникой» глобального оросительного устройства или строительства, и сельское хозяйство не было «монокультурным», т.е. сохраняло определенное разнообразие, предполагало индивидную организацию деятельности работника, интенсивное напряжение его усилий, а стало быть, социальную его субъектность, самостоятельность. Поэтому, видимо, в Северном Причерноморье и Средиземноморье, в Западной Европе такая «социальная машина», как рабство, не получила широкого распространения. Не была она характерна и для славянских народов, для домонгольской Руси.

Когда мы подчеркиваем «привязанность» аграрных обществ к земле, важно иметь в виду, что речь идет об отношении социума не к абстрактному пространству, а к конкретной почве, к конкретной плодородной долине, оазису, пастбищам, полям, отвоеванным у лесов. Речь, стало быть, — о форме отношения общества к природе, в котором конкретная пространственная природная форма задает форму организации жизни общества, ритм — его деятельным силам, тип — его отношениям к искусственным предметам, орудиям средствам производства. Если с точки зрения чисто внешней природа как бы намечает контуры той формы, которую может закрепить общество, то с точки зрения, учитывающей слитность природного и общественного процессов, конкретная система природы оказывается включенной во внутреннюю организацию общества, присутствует в ней, в схемах мифологических, натурфилософских, морально-религиозных, воплощается в работе технологических и властных структур.

Воспроизводство общества как расчлененной и связанной в пространстве и времени системы внешним образом задается конфигурацией определенного земного пространства, ландшафта, «вписавшего» в себя деятельность людей.

Внутренней же для общества формой, обеспечивающей его системное функционирование, становится государство. Оно с помощью аппарата власти и «социальных машин» закрепляет определенный порядок социального воспроизводства, его устойчивость и сохранность. Выполняя эту функцию, государство фактически санкционирует лишь простое воспроизводство общественной жизни; расширение его если и допускается, то лишь под давлением роста населения и носит экстенсивный характер.

Воспроизводство социальной системы, таким образом, не определяется производством, ориентированным экономически, и не стимулирует производства, рассчитанного на торговлю, прибыль, наживу, на увеличение собственно производительной силы общества. Государство кооперирует индивидов в «социальные машины» прежде всего для того, чтобы связать их определенными комбинациями действий, воспроизвести эти комбинации для сохранения общества. В результате такого режима производства общество приобретает закрытый, замкнутый характер. Оно не предрасположено к расширению в пространстве, которое приводит к «растягиванию» и распаду основных технологических, властных, идеологических структур. Оно противодействует включению в свой состав возникших за его пределами орудий, понятий, культурных новшеств, поскольку они могут противоречить структурам власти и стереотипам человеческого поведения, обеспечивающим воспроизводство социального целого.

3. Традиция как форма социального воспроизводства

Различные доиндустриальные или аграрные общества, которые мы сейчас пытаемся характеризовать, объединяет одна общая черта. Они воспроизводятся на основе социальной связи, являющейся личной зависимостью человека от человека. Люди, общество, группа воздействуют на жизнь человека прежде всего через жесткое его прикрепление к социуму, государству, социальному слою, типу деятельности, общественной функции. Попытка индивида выйти за рамки позиции, определенной клеточки общественного организма жестко пресекается. Механизмом сохранения структур личной зависимости оказывается силовое — в более узком смысле — внеэкономическое принуждение, ограничивающее возможности социального индивида.

Разумеется, в обществе, основанном на личной взаимозависимости людей, существуют разные ступени социальной иерархии и различные типы деятельности. Однако их координация и соподчинение жестко регламентированы: люди, принадлежащие к разным уровням социальной иерархии, наделены изначально различными формами поведения и взаимоотношения, примерно так, как фигляры на шахматном поле. Индивиды, связанные с определенным типом деятельности, ограничены схемами деятельности и инструментами. Социальные связи, основанные на личной зависимости людей, предельно формалистичны, поэтому они и могут подчиняться жесткому управлению, могут сами служить передаточными механизмами власти и насилия.

Характерным выражением таких социальных связей является традиция. Традиция задается общению и деятельности людей как особого рода схема, переходящая из поколения в поколение, из опыта одного человека — в опыт другого, из одной личностной формы — в другую, подобную же, но иную. Традиция движется во времени за счет того, что вбирает в себя существование социальных индивидов. Это — тоже социальная машина, превращающая энергию в устойчивый социальный стереотип.

Осваивая традицию, человеческий индивид принимает определенную личностную форму. Он владеет собою как личностью в рамках той формы, которую ему определила традиция. Он «надевает» на себя личность как одежду, как «личину», как маску, в соответствии с коими должен выполнять социальные обязательства, играть заранее предписанные роли.

В традиционном обществе личность — по форме — может передаваться по наследству, может переходить от одного человека к другому, как в романе Т. Манна, где под именем одного и того же слуги выступают сменяющие друг друга люди.

В традиционных африканских племенах сохраняются представления о дуальности личности, о соотношении между внутренним «Я», сохраняемым человеком в тайне, и внешним, общественным «Я». «Публичное Я» — это осознанный принцип поведения и набор отношений, это то, что известно и может быть воспринято от старших и окружающих, здесь воплощено знание, которое индивид разделяет с другими, относительно того, что значит быть личностью; передавая это знание другим, индивид помогает и себе и им быть личностью [1].

1 Личность и ее культурное опознание в традиционной Африке // Человек и социокультурная среда. М., 1991. Вып.1.

В этом случае традиция как схема социального воспроизводства как бы синтезирует в себе структуры непосредственной зависимости между людьми, индивидной самореализации и непосредственно вещного действия человека; причем доминирующей оказывается схема личной зависимости, определяющая через формы этой зависимости и личностную форму индивида, и его отношение к вещам, в частности орудия и средства деятельности.

Вещи тоже несут отпечаток традиции: кроме собственно утилитарных функций, они могут обозначать и некие природные или социальные силы, которые вместе с человеком участвуют в его делах.

Поэтому обращение человека с вещами подчиняется не только законам технической целесообразности или экономической выгоды, но и обычаям их понимания и употребления,

Усовершенствование вещей, скажем инструментов, таким образом, может оказаться противоречащим обычаям, традициям данного типа деятельности и с точки зрения социального воспроизводства — нежелательным или даже опасным.

Такое отношение к усовершенствованию вещей остается типичным до конца средневековья. Французский историк Ж. Ле Гофф пишет: «Не существует, вне всяких сомнений, иной сферы средневековой жизни, нежели техническая, в которой с такой антипрогрессивной силой действовала бы другая черта ментальности: отвращение к «новшествам». Здесь еще в большей мере, чем в прочих сферах, нововведение представлялось чудовищным грехом. Оно подвергало опасности экономическое, социальное и духовное равновесие» [2].

2 Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992 С. 188.

Образование личности в традиционном обществе также связано не с расширением или обновлением знания, а с передачей и усвоением социальных образцов, т.е. форм, обеспечивающих социальное воспроизводство. «Повторение — мать учения» — эта сохраненная до наших дней поговорка указывает как раз на характерные способы передачи опыта в традиционном обществе.

Традиции, конечно, не только консервировали, но и накапливали, обновляли человеческий опыт. Но это обновление происходило как бы за границами бытия конкретных индивидов; они приводили своей энергией в движение схему традиции, которая понемножку менялась, но это оставалось незамеченным в пределах жизни поколения. Традиция оказалась одним из тех специфических механизмов социальной эволюции, которые представляли историю, создаваемую людьми, в формах, поглощающих их конкретное бытие.

Для того чтобы эти формы начали отступать, потребовался длительный период накопления человеческих сил в рамках систем социального воспроизводства, приведший к тому, что замкнутость этих систем стала нарушаться и преодолеваться.

Вопросы

1. Что вынудило архаические сообщества перейти от охоты к оседлому образу жизни?

2. Какое влияние оказывало земледелие на организацию социальных связей?

3. Как сочетаются в аграрном обществе природные ритмы и формы деятельности людей?

4. Чем обусловлено перерастание управленческих форм в государственный аппарат?

5. Как влияет развитие государства на форму общества?

6. Какую роль играет традиция в социальном воспроизводстве?

7. Каким образом связи личных зависимостей прикрепляют людей к социальным позициям?

8. Как традиционные связи определяют социальные значения и функции вещей?

9. Почему традиционное общество препятствует изобретениям и открытиям?

Основная литература

1. Винничук Л. Люди, нравы и обычаи Древней Греции и Рима. М., 1988.

2. Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.

3. Древние цивилизации. М., 1989.

4. Ле Гофф Ж. Цивилизации средневекового Запада. М., 1992.

5. Кууси П. Этот человеческий мир. М., 1991.

6. Кузьмин М. Переход от традиционного общества к гражданскому: изменение человека // Вопр. философии. 1997. № 2.

7. Личность и ее культурное опознание в традиционной Африке (обзор) // Человек и социокультурная среда. Вып. 1. М., 1991.

8. Мечников Л.И. Цивилизация и великие исторические реки. М., 1994.

9. Мэмфорд Л. Техника и природа человека // Новая технократическая волна на Западе. М., 1986.

10. Оссовская М. Рыцарь и буржуа. М., 1987.

11. Степанянц М. Человек в традиционном обществе Востока // Вопр. философии. 1991. № 3.

12. Современный философский словарь. Лондон, 1998; статьи: «Миф», «Обычай», «Сакральное», «Традиции», «Традиционное общество».

Дополнительная литература

1. Аверинцев С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от античности к средневековью // Из истории культуры средневековья и Возрождения. М., 1976.

2. Боннар А. Греческая цивилизация. М., 1992.

3. Зеленин Д.К.