занятий нет ни одного такого, которое не подпадало бы под идеальные типы совместной самодостаточной активности людей. Существуют лишь две оговорки, которые нужно сделать для того, чтобы это утверждение не вызывало явных возражений.
Первое. Как нетрудно видеть, приведенная нами система типов деятельности охватывает лишь «нормальные», общественно необходимые формы человеческих занятий. Это означает, что нам не нужно ломать голову над вопросом о том, к какой из сфер общественной жизни — материальной, социальной, регулятивной или духовной — относится, к примеру, воровство или вооруженный грабеж. Подобные асоциальные занятия, естественно, не подпадают под типологию общественно необходимых форм деятельности, представляют собой явление социальной патологии.
Это не означает, конечно, что социальная теория вправе вовсе игнорировать их существование, никак не объясняя его. Нуждается в объяснении прежде всего сам реестр преступных деяний, который может существенно различаться в разных обществах, запрещающих проституцию или разрешающих ее, преследующих за валютные операции или поощряющих их. Нужно обнаружить и тот набор деяний, который (подобно убийству как не санкционированному обществом и государством насилию против личности или грабежу как нелегитимному отчуждению коллективной или частной собственности) признается преступным практически во всех человеческих сообществах и запрещается как подрывающий саму основу общественного порядка.
Социальная теория должна показать, далее, что для определенных обществ на определенных этапах их развития подобная деструктивная деятельность является исторически неизбежной. Очевидно, что острый дефицит средств жизнеобеспечения, которых не хватает для полноценного существования всех членов современного российского общества, не может не вызывать в нем воровства, равно как тотальное перераспределение собственности не может не сопровождаться насилием и коррупцией.
Важно лишь учесть, что такая неизбежность асоциальной активности отнюдь не тождественна ее родовой исторической необходимости, что и позволяет нам не включать ее в базисную модель общества, в которой сведены абсолютно необходимые для любых самодостаточных коллективов типы деятельности. Лишь после установления такой деятельностной нормы мы можем судить об отклонениях от нее — как это делают, к примеру, биология и медицина, рассматривающие явления патологии, болезни организма лишь после того, как установлены нормы его строения и функционирования (согласно которым наличие у человека пары верхних и пары конечностей является анатомической нормой, которая нарушается в случаях инвалидности).
Вторая оговорка имеет особенно важное значение. Мы видели, что на уровне изучения типов деятельности социальная теория имела возможность рассматривать их как «химически чистые», «идеальные» образования — не смешивающиеся и не пересекающиеся друг с другом. Увы, на уровне конкретных видов деятельности выделенные нами типы теряют свою «идеальность», оказываются в отношениях прямого и непосредственного пересечения, взаимопроникновения.
В самом деле, что представляет собой, к примеру, театральная деятельность как особый вид духовного производства? Отвечая на этот вопрос, мы быстро обнаружим, что работа театра отнюдь не сводится к игре актеров, создающих художественные образы. Она невозможна без деятельности рабочих сцены, занятых постройкой декораций, директора труппы, осуществляющего административное управление, института театрального ученичества и др. Точно так же конкретная деятельность машиностроительного завода невозможна без функционирования заводской администрации, инженерных служб, КБ и прочих форм деятельности, явно не подпадающих под тип материального производства.
Было бы большой ошибкой интерпретировать подобные факты в духе уже упоминавшегося «холизма», использовать их для доказательства тщеты всех и всяческих попыток строгого структурного расчленения общества. В действительности композиционная сложность конкретных видов деятельности отнюдь не свидетельствует об их структурной неразличимости. Напротив, мы без колебаний относим машиностроение к сфере производства орудий, а театральное искусство к сфере духовной жизни, так как понимаем, что из множества «намешанных» в них типов деятельности один и только один является определяющим, системообразующим, а другие играют лишь вспомогательную, служебную роль. Не будем забывать, что конечным продуктом машиностроения являются все же готовые тракторы, а не их чертежи, в то время как инженерная деятельность характеризуется прямо противоположным соотношением своих целей и средств.
Итак, структурное членение сфер общественной жизни имеет своим ближайшим шагом выделение конкретных видов общественно необходимой деятельности. Следующие шаги приводят нас к выделению еще более дробных компонентов общественной системы, ключевое место среди которых занимают функционирующие в обществе социальные институты и группы. Задачей социальной философии становится изучение различных оснований групповой дифференциации общества, кратко охарактеризованных ниже.
Общественное разделение труда. До сих пор, фиксируя необходимость создания вещей, информации и прочих элементов общества, мы оставляли в стороне вопрос о реальном субъекте подобной активности. Однако рано или поздно логика структурного анализа обществ заставляет нас дополнить процессуальную парадигму деятельностного подхода его субъектной парадигмой, т.е. перейти от вопроса о том, «что именно нужно делать в обществе для полноценного его существования?» к более конкретному вопросу: «кто именно осуществляет общественно необходимую деятельность, каковы способ и формы участия людей в их производстве и воспроизводстве, какие следствия имеет для них участие в этом процессе?»
Необходимость такой конкретизации можно оспорить лишь при универсалистском понимании общества как интегративного субъекта собственной жизнедеятельности, действующего «через голову» образующих его людей. Отказ от подобного универсализма, рассмотрение общества не как коллективного субъекта, а как организационной формы взаимодействия людей заставляет нас обратиться к тем несамодостаточным формам коллективности, благодаря которым возможен интегральный эффект общественной жизни.
В самом деле, понять устройство организационной сферы общественной жизни, не учитывая законов возникновения, функционирования и саморазвития такого социального института, как государство, гак же невозможно, как понять реальную механику воспроизводства непосредственной человеческой жизни, отвлекаясь при этом от анализа института семьи. Конечно, такой анализ во многом выходит за рамки задач социальной философии, составляя предмет специальных социологических теорий. Тем не менее, именно социальная философия должна сформулировать основные принципы институциализации общественной жизни и связанные с ними принципы классификации социальных групп, их дифференциации и стратификации в рамках социального целого.
Для понимания принципов и механизмов мы должны перейти от анализа форм общественного производства необходимых элементов социальности к анализу процессов распределения форм, средств и результатов совместной деятельности людей между ее участниками.
Нетрудно видеть, что коллективная по своему характеру совместная деятельность людей может быть успешной лишь в том случае, если она правильно распределена между ее участниками. От необходимости такого распределения был свободен лишь Робинзон на необитаемом острове, и то лишь до тех пор, пока не встретил Пятницу и не вступил в жизнеобеспечивающее взаимодействие с ним.
Констатируя это элементарное обстоятельство, важно понимать, что распределение совместной деятельности между ее участниками осуществляется в различных формах, каждая из которых выступает самостоятельным основанием для групповой структуры общества.
Логически исходной формой такого распределения является уже упоминавшееся нами выше распределение актов живой деятельности внутри осуществляющегося ее коллектива субъектов. Речь идет о взаимосогласовании и взаимодополнении человеческих усилий, «обмене деятельностями и способностями», эффективность которого издавна осознана людьми, всегда применявшими те или иные формы распределения труда.
Простейшей из таких форм является взаимосогласованная кооперация труда в рамках однородной по своим операциям совместной деятельности (примером чему может служить совместное распиливание бревна двуручной пилой, каждый из участников которого совершает одни и те же по своему характеру и результату действия). Очевидно, что в данном случае «механическая сумма сил отдельных рабочих отлична от той общественной силы, которая развивается, когда много рук участвует одновременно в выполнении одной и той же нераздельной операции, когда например, требуется поднять тяжесть, вертеть ворот, убрать с дороги препятствие. Во всех таких случаях результат комбинированного труда или вовсе не может быть достигнут единичными усилиями, или может быть осуществлен лишь в течение гораздо более продолжительного времени, или же лишь в карликовом масштабе. Здесь речь идет не только о повышении путем кооперации индивидуальной производительной силы, но и создании новой производительной силы, которая по самой своей сущности есть массовая сила».
Более сложной формой распределения деятельностных усилий является разделение труда, которое возникает в случае с деятельностью, гетерогенной по характеру своих операций. При этом разделение труда может выступать как разделение различных операций в рамках совместно осуществляемой продуктивной деятельности (к примеру, разделение функций загонщиков и стрелков среди участников коллективной охоты), а может выступать как разделение самостоятельных видов и даже типов производства, сопровождающееся взаимным обменом их продуктами.
Так, разделение разных видов труда в рамках одного и того же по типу материального производства может быть проиллюстрировано древним разделением функций между мужчинами, занятыми охотой, и, женщинами, занятыми собирательством или мотыжным земледелием, или внутриобщинным отделением ремесла от земледелия. Примером разделения труда в рамках различных по типу форм общественно необходимой деятельности может служить разделение функций между рядовыми общинниками, занятыми материальным производством, жрецами и племенной знатью, занятыми специализированным духовным производством и управлением общественными делами коллектива38.
Характеризуя общественное разделение труда, нельзя не сказать о том, что, возникая внутри самодостаточных человеческих коллективов (прежде всего как половозрастная специализация деятельности), оно со временем приобретает межобщинный (общественный) характер, т.е. выступает как функциональная специализация самостоятельных обществ, одни из которых заняты по преимуществу земледелием, а другие, к примеру, скотоводством. Если внутриобщественное разделение труда еще имеет некие аналогии со специализацией функций в коллективах животных — муравейниках, пчелиных ульях или волчьих стаях, то внешняя его форма является монопольным достоянием человечества, поскольку в природе «не бывает, чтобы слоны производили для тигров, вообще, чтобы одни животные производили для других»39.
Тем не менее, рассуждая о компонентном строении общества, мы можем отвлечься от внешних форм разделения труда, связав выделение социальных институтов и групп с его внутриобщественной формой. Логическая последовательность этого процесса интересующая социальную философию, выглядит следующим образом: существование четырех необходимых форм совместной деятельности людей означает исторически синхронное становление системы ролей, имеющих безличный характер, т.е. существующих как некий набор «вакансий», содержание которых (набор связанных с ними функциональных обязанностей) не зависит от характера людей, занимающих и освобождающих эти вакансии, справляющихся или не справляющихся с ними.
В действительности такое содержание определяется объективным содержанием деятельности, которое зависит от характера ее продукта и необходимых способов его получения. Все мы знаем, что именно должна делать армия для того, чтобы одержать победу над неприятелем. Соответственно, возникновение ролей командира и рядового определяется не случайными желаниями людей, а необходимостью координации совместных действий по обороне и нападению, без чего невозможна успешная борьба с врагом. Непосредственные участники этого процесса могут не понимать такой необходимости или плохо реализовать ее, но они не в силах изменить объективные ролевые условия эффективной военной активности. Точно так же возникновение роли ремесленника в системе профессионального разделения труда определяется не прихотью сознания, а необходимостью квалифицированного производства усложняющихся вещных средств человеческого труда (в ситуации, когда собственных умений воина или землепашца уже недостаточно для того, чтобы изготовить надежный меч или плуг) и т.д.;
? на ранних этапах человеческой истории многие социальные роли — за исключением