о целесообразных действиях. Но тогда такие живые существа, по сути, являлись бы своего рода «всезнайками».
Природа же, рассуждает далее Дильтей, решила эту задачу по-иному, с меньшей затратой средств. Живым существам не нужно знание о ценности, они не выстраивают целесообразных (познавательных) отношений с окружающим миром, живые существа просто чувствуют удовлетворение или неудовлетворение, радость или страдание. Чувства являются носителем и источником целеполагания.
Таким образом, Дильтей описывает, с одной стороны, чувственную целесообразность, свойственную всему живому, и, с другой,- сознательную и познавательную целесообразность человека. Другими словами, Дильтей выделил в целостной психической жизни два уровня — душевный, роднящий все живое как чувствующее, и духовный, специфически человеческий.
Но такое различение в рамках описательной психологии оказалось для Дильтея противоречивым.
Чувства для всего живого, включая человека, являются системой знаков, которые выражают наше отношение к окружающему миру. Непосредственное воздействие пищи на вкусовые органы не становится менее приятным от того, что в других частях тела она с течением времени вызывает вредные последствия. Целесообразность, исходящая от тела, и характерная как для животных, так для человека, у человека находит продолжение в области духа, поскольку тело напрямую связано с духом: боль тела вызывает тягостное духовное чувство, а телесно приятное — духовное чувство удовольствия. В этом пункте особенно наглядно противоречие Дильтея, касающееся соотношений — чувственное — целесообразное, душевное — духовное. Животные обладают чувственной целесообразностью, которая выражается в целесообразности телесной. Человек обладает чувственной целесообразностью, которая выражается не только в телесной, но главным образом, в духовной целесообразности. Телесная целесообразность имеет основание в чувствах. По границе душевного (телесного) — духовного Дильтей проводит различение животного — человека.
Получается, что специфически человеческой является духовная целесообразность, непосредственно связанная с познавательными ценностями. Но Дильтей изначально стремиться к обратному: ему необходимо подчеркнуть специфическую особенность души, душевного начала. В таком случае человек ничем не будет отличаться от животного: и животное, и человек обладают чувствами как определенным состоянием души.
Дильтей должен был либо наличие души приписать только человеку и не приписывать животным, но тогда животные лишались бы способности иметь чувство и связанную с ним телесную целесообразность. Либо основанием специфически человеческого выбрать дух, как это сделал И.Кант. Но Дильтей сенсуалист и выстраивает свою философию на чувстве как на единственном источнике жизни, порождающем все остальное.
Учение о душе человека как структурной связи элементов психического
Дильтей исследует содержание сознания и утверждает, что «поперечное сечение» сознания позволяет вскрыть те «наслоения», которые, в свою очередь, позволяют раскрыть полноту жизни человека.
«В восприятии красивого пейзажа господствует представление; лишь при более тщательном рассмотрении я обнаруживаю состояние внимания, т.е. связанную с представлением волевую деятельность, причем все вместе проникнуто глубоким чувством наслаждения» [1; 106]. Дильтей обнаруживает, что в «полной жизни» одновременно сосуществуют три стороны жизни — представления, чувства, воля и, анализируя их, заключает, что «двигателями» жизни человека являются чувства.
Утверждая, что «чувственное возбуждение» определяет «направление волевого процесса», Дильтей разводит понятия «чувство» и «ощущение». Чувство есть состояние души человека, в то время как ощущение есть физиологическое основание, на котором может произрасти чувство.
Каждый читающий эти строки может на себе испытать опыт, приписываемый Гете, который показывает непрямую зависимость ощущения и чувственной окраски душевного состояния. Рассматривая один и тот же пейзаж сквозь призму различно окрашенных стекол, например, темно-коричневого и желтого, красного и зеленого, можно обнаружить, что мало заметная степень окраски пейзажа имеет различные влияния на состояния человека. Различные зрительные ощущения придадут различные настроения. Аналогичны слуховые ощущения. Ощущения являют собой разряд очевидностей, которые «сопровождаются» некоторым чувством, к которым «присоединяются» чувства, с которыми «слияются» чувства.
Итак, наличие различных сторон жизни — ощущения, представления, воли, это одна, количественная, сторона проблемы. Но есть и другая, качественная сторона. Внутреннее отношение трех сторон жизни и поведения человека имеют определенную структуру, в которой переплетаются все нити жизни. В одних случаях господствует представление и именно ему подчиняются воля и чувство; в других житейских ситуациях исходной точкой является воля, в которой растворяются чувства и представления; предметный образ здесь является «оком желания» [1; 106].
Дильтей не раз пишет о необходимости рассмотрения душевной жизни и жизни вообще как «некоторого всеобъемлющего единства». Духовная целесообразность рассматривается как способность предвидеть телесное удовольствие или неудовольствие. Целесообразность в двух своих проявлениях — душевная (телесная) и духовная, являет собой «род жизненной связи», позволяющий живому существу «воспользоваться условиями своей среды для достижения чувства удовольствия и удовольствия побуждений» [1; 115].
Относительно человека выявляется еще одна особенность жизни: члены жизненной связи — представления, воля, чувства,- связаны между собой так, что не могут быть выведены один из другого по закону причинно-следственных связей, господствующих в природе. Закон причинности, считает Дильтей, это закон «о количественном и качественном равенстве причины и следствия», но в представлениях человека не содержится достаточного основания для перехода их в чувства; в чувствах не содержится достаточного основания для преобразования их в волевые процессы и т.д. Связь между тремя структурными составляющими души есть «связь sui generis». Именно эту связь в ее историческом становлении и развитии выявил Дильтей.
Литература для самостоятельной работы
1. Дильтей В. Описательная психология.-СПб.:Алетейя, 1996.
2. Дильтей В. Наброски к критике исторического разума // Вопросы философии, 1988.- ? 4. С.135.
3. Философский энциклопедический словарь.- М.:Советская энциклопедия, 1983.- С.167.
4. Современная западная философия. Словарь.- М.: ИПЛ, 1991.- С.211-214.
5. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней.Т.4. От романтизма до наших дней.- СПб.:Петрополис, 1997.- С.288-291.
Вопросы для самопроверки знаний
1. В чем заключалась, по В.Дильтею, главная задача психологической науки?
2. В чем состоит различие объяснительной и описательной психологии?
3. Каковы основания для выделения в психологической науке «описательной психологии»?
4. Какова, по В.Дильтею, структура душевной жизни?
5. В чем состоит влияние идей В.Дильтея на развитие философской герменевтики?
ФИЛОСОФИЯ АНРИ БЕРГСОНА
(1859-1941)
Теоретические источники философии «жизненного порыва»
Философия А.Бергсона предельно кратко может представлена как философия «жизненного порыва» и рассматриваться наряду с другими концепциями «философии жизни». Своеобразие «жизненного порыва» состоит в том, что Бергсон, с одной стороны, ориентируется на необходимость описания и анализа фактического материала, стремится «вернуть дух на почву фактов» (влияние позитивизма), с другой,- этим фактом рассматривает «факт сознания».
В «Предисловии» к «Опыту о непосредственных данных сознания» Бергсон следующим образом определяет специфику своей философии: «Мы по необходимости выражаем свои мысли в словах. И мы чаще всего мыслим в пространстве. Иначе говоря, наша речь требует, чтобы мы установили между понятиями те же ясные и точные различия, ту же прерывность, какая существует между материальными объектами. Это уподобление полезно в практической жизни… Но можно спросить: не вытекают ли все непреодолимые трудности, возникающие при разрешении некоторых философских проблем, из упорной привычки рядополагать в пространстве явления, которые вовсе не занимают пространства?» [1; 50]. Трудность, о которой пишет Бергсон,- это проблема «физики» и «метафизики» сознания, проблема онтологии сознания.
Бергсону не дает покоя Декартово определение духовной субстанции как «непротяженной» в противоположность «протяженной» материи,- дуалистическая идея, которую в XIX веке заменила гегелевская идея единосущности природы и человека, а природы — как инобытия мирового духа. Именно благодаря Гегелю в сознание человека вошла, как считает Бергсон, ложная идея пространственности духа: «пространственность» как центральная характеристика природы стала распространяться на дух, на сознание человека.
Бергсон стремиться построить «позитивную метафизику», которая, с одной стороны, разрешила бы проблему позитивизма, порвавшего с человеком, с его «вечными» проблемами и отказавшегося в итоге от философской проблематики в целом; с другой,- используя позитивистские средства и методы познания, помогла бы философии (метафизике) стать конкретной философией — философией «здравого смысла», стать действительной, а потому действенной философией. Именно эти два аспекта и стремился подчеркнуть Бергсон самим названием своей философии — «позитивная метафизика».
Онтология сознания: учение о длительности
Прежняя рационалистическая философия, как считал Бергсон, упускала из виду уникальность сознания, его неповторимые характерные особенности у каждого конкретного индивида, следовательно, для прежней философии было характерно абстрагирование от человеческой субъективности. Не видела специфику конкретного сознания и прежняя психология, поскольку рассматривала сознание как совокупность состояний, которые подлежат измерению, пространственному упорядочению и т.п. Серьезной и обстоятельной критике посвящены многие параграфы «Опыта о непосредственных данных сознания» [1; 51-110].
В отличие от анализа познающего и рационализирующего сознания, Бергсон рассматривает иную ипостась сознания — до-интеллектуальное, до-языковое сознание. Это исходное, первичное состояние сознания, в противоположность сознанию познающему, Бергсон называет «длительность». В отличие от абстрактной характеристики сознания Декарта, длительность конкретна, а в отличие от априорных форм Канта — длительность содержательна.
На что акцентирует внимание своих читателей Бергсон? Он стремиться показать, с одной стороны, сознание как потенцию, как возможность познания, с другой,- сознание как форму осуществления этой возможности, сознание, реализованное в предметно-познавательной деятельности. В первом случае речь идет об онтологии сознания, во втором — о месте и функциях сознания в структуре человеческой жизни и деятельности. Бергсона интересует онтология сознания и он выделяет сознание как непространственную субстанцию.
Чтобы выявить сознание на онтологическом уровне, Бергсон использует традиционное противопоставление пространства и времени: то, что принципиально пространственно, не может быть временем; то, что принципиально временно, не есть пространство. Сознание — это духовная субстанция, значит, принципиально непространственно. Если сознание непространственно, значит, оно имеет отношение ко времени.
Традиционное понимание времени сводилось к определению времени как однородной среды, в которой разворачиваются последовательность изменения вещей и состояний сознания. С помощью понятия «время» возможно проследить и познать изменение, движение, развитие, т.е. познать процесс и выразить познание процесса как совокупности статичных состояний. Познание (во времени) предполагает остановку какого-либо процесса, мгновенный срез последовательности этих изменений. Бергсон соглашается, что остановка процесса фиксируется в понятии «время». Время и есть временная остановка процесса. Но что собой представляет процесс как таковой, процесс, не застывший в понятии? Бергсон считает, что бытие процесса есть длительность. Длительность — это процесс без его остановки, это чистое движение. Факт движения есть не что иное, как факт сознания, в котором схвачено движение. Поэтому длительность — это поток сознания, которого не коснулась остановка временем. Срез процесса, застывание потока сознания в понятиях имеет имя «время». С помощью способности восприятия времени человек останавливает длительность и фиксирует процесс в пространственных понятиях.
Существуют «два возможных понятия длительности: одно — очищенное от всяких примесей, и другое, в которое контрабандой вторгается идея пространства. Чистая длительность есть форма, которую принимает последовательность наших состояний сознания, когда наше «я» просто живет, когда оно не устанавливает различия между наличными состояниями и теми, что им предшествовали. Для этого оно не должно
