как Богу.
КАКОВ ИСТОЧНИК ФИЛОСОФСКИХ ДОКТРИН?
Довольно часто мне задают вопросы: является ли философия исключительно умственным, рациональным трудом? Можно ли построить, или «сочинить», ту или иную философскую концепцию исключительно логическими средствами и методами? Другими словами, можно ли философские системы строить примерно так же, как в математике доказываются теоремы?
Думаю, что во многом философия — это, конечно же, рациональное, логическое предприятие. Философы, как правило, стремятся логически обосновывать свои доктрины, и это бросается в глаза. Поэтому у многих людей создается впечатление, что философия — это, если и не всецело, то во многом логическое предприятие, дело логических размышлений. Действительно разработка философских доктрин имеет логический характер. Но прежде чем что-то разрабатывать нужно сформулировать исходные принципы, которые подлежат логической разработке. Я убежден, что исходные принципы своих доктрин философы принимают не mi основе логики.
Философ принимает принципы своей доктрины не на основе логики, но развивает, разрабатывает их, используя логику. Французский философ Анри Бергсон говорил так: «Философ, который достоин этого имени, за нею свою жизнь сказал только одну вещь; да и то он скорее пытался сказать эту вещь, чем действительно ее выразил. Каждый великий философ всю свою жизнь пытается выразить свою оригинальную интуицию. Она предельно проста. И вот почему он говорил всю свою жизнь».
Думаю, что Бергсон имел в виду примерно следующее: чтобы изложить с помощью слов нечто предельно простое и в то же время целостное, то есть нечто такое, что характеризуется глубоким внутренним единством, изложить в форме той или иной философской доктрине, требуется затратить (использовать) очень много слов. Почему? Потому что нечто предельно простое, новое и оригинальное — это очень часто то, для чего еще не найдены, не изобретены слова. Поэтому дороги философских разъяснений очень часто длинны и причудливо извилисты. Они напоминают «серпантин» горных дорог, являются столь же петлистыми и кружными.
Так что философия — это не чисто логическое предприятие, не чисто рациональная конструкция. В деле создания новой философской доктрины интуитивное принятие исходных принципов гораздо важнее, чем их логическая разработка: интуиция первична, а логический разработка вторична. Под «интуитивным принятием исходных принципов философской системы» я имею в виду некий принципиальный жизненный выбор, который осуществляет тот или иной философ. В свою очередь, под «жизненным выбором» я понимаю примерно то же самое, что имел в виду Паскаль, говоря, что сердце имеет свои резоны, которых не знает разум. Эту мысль Лев Толстой любил излагать как мысль о двух умах. Он считал, что у человека есть два ума — ум ума и ум сердца. Ум ума — это привычный, формальный, логический ум. Ум сердца более глубокий, он позволяет в той или иной степени прозревать суть вещей и явлений мира, воспринимать правду жизни. Первый ум Толстой называл также «головным» и считал его сухим и поверхностным, хотя, возможно, и ловким, увертливым. Этот тип ума он явно недолюбливал.
На мой взгляд, принципиальный жизненный (интуитивный) выбор, который осуществляет тот или иной философ, когда создает основы своей доктрины, — это выбор его ума сердца. Есть старое русское выражение — «сокровенный сердца человек». «Сокровенный» в данном случае означает «внутренний», «глубокий», «потаенный». Сокровенный сердца человек есть в каждом из нас. Его вполне можно было бы также назвать душой нашей души. Именно он, сокровенный сердца человек, всегда принимает наиболее важные решения и выбирает, во что он будет верить, кому он будет верить, чему он будет верить. Именно он выбирает исходные принципы той или иной философской доктрины.
Таким образом, в основе философской доктрины всегда лежит некоторая интуитивно принимаемая истина или ложь. Да, если сердце человека склонно ко лжи, то он вполне может выбрать ложь. Я думаю, что именно такая ситуация выражена уже неоднократно цитировавшимися мною замечательными словами псалма: «Сказал безумец в сердце своем: «нет Бога»» (Пс. 13:1).
Если приверженцы таких ложных доктрин, как атеизм и материализм, являются их искренними, горячими и последовательными сторонниками, то этот выбор сделан сердцем материалиста, сердцем атеиста. Ибо, как Сказал Иисус Христос: «Добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое; ибо от избытка сердца говорят уста его» (Лк. 6:45).
Конечно, я не имею в виду, что любой человек, который считает себя приверженцем материализма или атеизма, непременно является злым человеком, потому что существует огромная разница между горячими сторонниками материализма и атеизма и людьми, которые считают себя материалистами и атеистами лишь потому, что их так научили в советской школе.
Второй тип материализма и атеизма — это «материализм и атеизм по научению», а не по глубокому сердечному влечению.
Подобный материализм не очень опасен для души человека и окружающих людей. Материалисты и атеисты этого рода довольно часто являются благожелательными, добродушными людьми, они не агрессивны по отношению к верующим людям, а если и были когда-то внешне агрессивны, то это объяснялось не их отречением от Христа, а например, их должностными обязанностями. Многие мои друзья и знакомые — очень хорошие, добрые, сердечные люди — являются такими материалистами и атеистами. Думаю, что они не потеряны для Царствия Божия, ибо имеют возможность покаяться и обратиться ко Христу. Их сердце не прилежит ко злу, оно внутренне склонно к добру. И очень часто требуется лишь небольшое усилие, чтобы разрушить тонкую перегородку между этими людьми и Иисусом Христом, перегородку, которая возведена советским атеистическим и материалистическим образованием.
Совсем другое дело — материалисты и атеисты, которые в сердце своем отказались от Бога в пользу слепой, глухой, бесчувственной материи. Им кажется, что они выбрали материю, а на самом деле они выбрали дьявола. Такие люди едва ли способны на покаяние. И посмертная участь их, скорее всего, в высшей степени прискорбна.
Наш век считается веком науки. Мы едим, лечимся, переезжаем с места на место и даже отдыхаем совсем не так, как наши деды и отцы. Все эти изменения произошли вследствие более глубокого понимания природы, которое мы называем наукой.
Наука оказывает столь сильное влияние на нашу жизнь, что многие люди под влиянием ее развития даже приходят к мнению об «устарелости христианства». Они думают, что христианство — это нечто из прошлого, что, возможно, было полезно для своего времени, но сейчас вытесняется или даже уже вытеснено более эффективными и надежными способами научного решения проблем. Раньше, когда, например, не было высокоэффективных лечебных процедур и препаратов, для больных людей и их близких вполне естественным было молитвенное обращение к Богу с просьбой об исцелении. Сейчас же надежнее обратиться к квалифицированному врачу. И так по многим вопросам. «Наука более надежный помощник в наших нуждах, чем Бог…» — так склонны думать многие люди. Такие мысли и действия, вытекающие из них, представляют собой специфическую форму идолопоклонства, запрещенного Божьей заповедью, а именно: они являются научным идолопоклонством, когда люди начинают воздавать науке почитание, которого достоин лишь Бог.
Действительно ли наука в наше время заменяет христианство? Попробуем разобраться. Прежде всего нужно разобраться, что такое наука, что именно мы подразумеваем под этим словом? Мы также должны ответить на вопрос: как наука соотносится с христианством?
Наука есть изучение видимого, материального мира. Она представляет собой выяснение закономерностей, то есть определенных регулярностей, присущих этому миру, а также применение знания этих закономерностей для удовлетворения практических нужд.
Христианство не отрицает существования материального мира. Первые слова Библии: «В начале сотворил Бог небо и землю» — толкуются богословами как утверждение о сотворении Богом духовного и материального миров. Иначе говоря, Библия утверждает, что существует не только дух, но и материя. Естественно, христианство также не отрицает ни изучения материального мира, ни применения результатов этого изучения для удовлетворения наших (это стоит особо выделить) разумных нужд.
Поэтому никаких принципиальных разногласий между христианством и наукой нет и не может быть. Более того, существуют исследования, ясно показывающие, что именно христианское учение подготовило почву для развития наук.
Все это становится вполне очевидным, если мы заглянем в Библию. Она нам говорит, что мир вполне хорош, потому что таким его создал Бог: «И увидел Бог и< 8, что Он создал, и вот, хорошо весьма», — говорит нам Библия (Быт. 1:31). Позже материальный мир был облагорожен Боговоплощением: «И Слово стало плотию и обитало с нами» (Ин. 1:14). Материальный мир разумен и упорядочен потому, что он создан и продолжает существовать благодаря Высшему Разуму нашего Творца. Кроме того, христианин верит, что человеческий разум может познавать мир, потому что Бог приказал человеку покорить землю, а Он не приказывает невозможного. «Плодитесь и размножайтесь, — сказал людям Господь, — и наполняйте землю, и обладайте ею, и владычествуйте над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над всяким животным, пресмыкающимся по земле» (Быт. 1:28). Таким образом, умами христиан все больше овладевало именно то мировоззрение, которое необходимо для развития науки. Неудивительно поэтому, что современная наука получила развитие преимущественно в христианском мире. Таким образом, между христианским Откровением и современной наукой существует живая неразрывная связь. Христианство содержит убеждения, которые были необходимы для зарождения науки. Оно также создало «моральную атмосферу», которая способствовала ее росту. Известно, впрочем, что в прошлые времена между христианством и наукой иногда возникали недоразумения и конфликты. Например, в XVII в. учение о движении Земли вокруг Солнца было осуждено католическим трибуналом. О подобных конфликтах очень любят вспоминать атеисты. Они делают из таких фактов вывод о принципиальной несовместимости христианского и научного мировоззрений. Этот вывод, однако, совершенно неверен. Но почему все же подобные конфликты были возможны? Потому, в частности, что не всегда сами христиане умели проводить четкую грань между вечным в христианской доктрине и временным, преходящим в ней, между сущностью христианства и предрассудками христиан определенного времени. К подобным предрассудкам раннего средневековья относится, например, мнение, согласно которому рай находится в прямом смысле слова на небе, а ад — под землей; вулканы же поставляют собой отверстия, соединяющие землю с адом… Повторяю: подобные недоразумения были, но они не имеют сущностного характера, они временны и преходящи. А по сути христианство и наука не находятся в противоречии друг с другом. Совсем наоборот: они вполне согласуются и гармонично соотносятся друг с другом. Нужно, однако, отметить, что существует, если можно так выразиться, определенное «разделение труда» между христианством и наукой. Христианство, Как мы уже знаем, вдохновляет науку на исследование материального мира. Само же оно интересуется преимущественно иным, нематериальным, Высшим, Духовным миром. Между материальным и Духовным мирами нет противоречия. Более того, законы, свойства и связи привычного для нас материального мира, его упорядоченность Обусловлены Высшим, Духовным миром. Можно сказать, что Высший Духовный мир управляет миром материальным, миром физическим, миром привычного для Нас