Бог невидим ни в микроскоп, ни в телескоп, но Его действия видны в нашем мире повсюду и ясно воспринимаются духовно чуткими людьми. Люди, которые имеют «глаза духа» и обладают духовным зрением, ясно видят, воспринимают Бога. А телесными очами увидеть Бога, конечно же, невозможно — не стоит и стараться… Об этом говорит Библия: «Бог есть дух…» (Ин. 4:24); и Его «никто из человеков не видел и видеть не может» (1 Тим. 6:16).
Да, видеть Бога телесными очами невозможно, но встретиться с Ним, подобно тому как с Ним встретился апостол Павел (тогда еще Савл) на пути в Дамаск, вполне возможно. Есть много в высшей степени достоверных свидетельств о подобных встречах. Приведу свидетельство ныне здравствующего митрополита Антония (Сурожского). Он рассказывает о том времени, когда ему было четырнадцать лет, и он упорно отвергал Бога.
Дело происходило во Франции в тридцатые годы в русской послереволюционной эмигрантской среде. Будущего митрополита окружали верующие люди, которые упорно убеждали его, что Бог существует. И вот однажды, чтобы окончательно «проверить и покончить с этим», он попросил у мамы Евангелие, заперся в своем углу, посмотрел на книжку и обнаружил, что евангелий четыре, а раз четыре, то одно из них, конечно, должно быть короче других. Вот как об этом рассказывает сам Антоний: «И так как я ничего хорошего не ожидал ни от одного из четырех, я решил прочесть самое короткое. И тут я попался; я много раз после этого обнаруживал, до чего Бог хитер бывает, когда Он располагает Свои сети, чтобы поймать рыбу; потому что … Марк писал именно для таких молодых дикарей, как я, — для римского молодняка. Этого я не знал, но Бог знал… И вот со мной случилось то, что бывает иногда на улице, знаете, когда идешь — и вдруг повернешься, потому что чувствуешь, что кто-то на тебя смотрит сзади. Я сидел, читал и между началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое я читал медленно, потому что язык был непривычный, я вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос… И это было настолько разительное чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть. Я долго смотрел; я ничего не видел, не слышал, чувствами ничего не ощущал. Но даже когда я смотрел прямо перед собой на то место, где никого не было, у меня было то же самое яркое сознание, что тут стоит Христос, несомненно. Помню, что я когда откинулся и подумал: если Христос живой стоит — значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что Христос воскрес и, значит, все, что о Нем говорят, — правда».
Таково поразительное и в высшей степени достоверное свидетельство митрополита Антония о его встрече с иным Христом в тридцатые годы в Париже.
БОГ И ЧЕЛОВЕК
Для того чтобы более доступно истолковать взаимосвязь между Богом и человеком, попробую обратиться к строкам из оды Гаврилы Романовича Державина «Бог».
Ода — это поэтический жанр, который был распространен в русской поэзии XVII–XVIII вв. Одами назывались торжественные стихотворения, посвященные какому-либо историческому событию или герою. Из названия оды Державина ясно, что ее героем является Бог.
Тебя, душа моя быть чает,
Вникает, мыслит, рассуждает:
Я есмь — конечно есть и Ты!
Ты есть! — природы чин вещает,
Гласит мое мне сердце то,
Меня мой разум уверяет,
Ты есть — и я уж не ничто!
Частица целой я вселенной,
Поставлен, мнится мне, в почтенной
Средине естества я той,
Где кончил тварей Ты телесных,
Где начал Ты духов небесных
И цепь существ связал всех мной.
Я связь миров повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!
Слово «бог» в последней строчке написано, естественно, с маленькой буквы, так же как в 81 псалме, в котором Бог говорит: «Я сказал: вы — боги, и сыны Всевышнего все вы».
Но, будучи я столь чудесен,
Отколе происшел? — безвестен;
А сам собой я быть не мог.
Твое созданье я, Создатель!
Твоей премудрости я тварь,
Источник жизни, благ Податель,
Душа души моей и Царь!
Хотя архаичный язык этого произведения не всегда легко воспринимается, но смысл приведенного текста в основном понятен.
Итак, попробую прокомментировать некоторые строчки из оды.
«Я есмь — конечно есть и Ты!». Дословный смысл этой строки таков: я существую, следовательно (с логической необходимостью), существует и Бог. Казалось бы, это утверждение абсурдно и нелепо, ибо оно ставит существование Бога в зависимость от моего существования — я как бы становлюсь причиной существования Бога. Но Державин имеет в виду, что наличие человека — это достаточное основание для умозаключения о наличии Бога.
Мое существование, мое наличие в этом мире является для меня вполне достаточным основанием, чтобы утверждать, что Бог, несомненно, существует. Человек сотворен по образу Божию. Вот как говорит об этом библия: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его» (Быт. 1:27). Иначе говоря, Бог — это Прообраз, Оригинал, а человек представляет собой образ Божий, Его копию примерно в том же смысле, в каком фотография является копией представленного на ней человека.
Но, говоря о том, что человек — это образ Божий, мы не должны забывать, что между нами и Богом дистанция огромного размера. Эта дистанция гораздо больше, чем дистанция между фотографией и человеком.
Итак, рассматривая фотографию человека, мы можем с уверенностью заключить, что этот человек существует (или существовал) в действительности. От нашего наличия в мире мы можем с уверенностью заключить что существует наш Прообраз — Бог. Именно это имел в виду Державин, когда написал «я есмь — конечно есть и Ты!».
Далее обратимся к следующим строкам: «Ты есть! — Природы чин вещает, //Гласит мое мне сердце то, // Меня мой разум уверяет, // Ты есть — и я уж не ничто!»
Первая строка говорит, что в пользу бытия Божия, в пользу существования Творца мира убедительно свидетельствует «чин природы», то есть порядок и законосообразность реального мира. Другими словами, если реальный мир столь премудро устроен, то, несомненно, существует и его высший премудрый Устроитель, то есть Бог.
Здесь можно привести такой пример. Предположим, что человек из первобытного племени в африканских джунглях, который никогда не видел часов, однажды находит на лесной тропе часы, которые накануне обронил белый путешественник. Хотя туземец никогда не встречал ничего подобного, он, я думаю, сразу же догадается об искусственном происхождении этого странного предмета. Он поймет, что этот предмет не упал с дерева, а имеет своего создателя, наделенного разумом. Об этом ему предельно ясно скажет устройство предмета, который оказался в его руках.
Подобным образом, наблюдая в высшей степени премудро устроенный материальный мир, мы легко приходим к выводу, что этот мир имеет своего Творца.
Анализируемые строки оды представляют собой утверждение, что у нас есть два источника доводов в пользу существования Бога — это разум, то есть рациональная (логическая) мысль, и наше сердце, то есть непосредственное глубинное эмоциональное чувство Бога.
Можно сказать, что разумом мы, так сказать, «вычисляем» Бога — приводим логические доводы в пользу Его существования; а сердцем мы непосредственно воспринимаем, чувствуем Бога — принимаем Его в себя. И конечно же, для нашего сердца Бог гораздо ближе, чем для нашего разума. «У сердца есть свои резоны — которых не знает разум», — сказал Блез Паскаль.
Важно обратить внимание на обращение поэта к Богу: «Ты есть — и я уж не ничто!» Почему человек есть «не ничто»? Ответ содержится в последующих строках оды. Человек — это связь между материальным и духовным мирами, созданными Богом: «Я…поставлен…в…средине естества…,//Где кончил тварей Ты телесных,//Где начал Ты духов небесных//И цепь существ связал всех мной». Человек, по мысли Державина, это место соединения, место связи мира духовного с миром материальным. Он говорит, что без нас сотворенный Богом мир распался бы. Таким образом, мир нуждается в нас! Мы, по замыслу Бога, играем очень большую роль во вселенной. Именно это выражает Гаврила Романович, когда говорит, что мы — «не ничто».
Завершается процитированный мною отрывок словами, что Бог является «душой нашей души», то есть «сердцевиной нашей сердцевины», — самым важным, самым значительным, самым ценным, что может в нас быть.
Когда мы призываем Иисуса войти в наше сердце, то мы призываем Его стать именно душой нашей души!
ЭВТАНАЗИЯ С ХРИСТИАНСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ
Эвтаназия… Что же это такое? Слово «эвтаназия» имеет греческое происхождение и означает дословно «прекрасная смерть». В данном случае имеется в виду безболезненное умерщвление безнадежно больного человека. В Голландии, например, эвтаназия практикуется уже несколько лет, но споры о допустимости ее не затихают. Попробуем разобраться с этим вопросом и определить христианскую позицию в этом вопросе.
Сторонники эвтаназии говорят, что в случае необратимой и мучительной болезни смерть может считаться благом для умирающего или, по крайней мере, не является для него злом. Речь идет о ситуациях, когда развитие фармакологии и медицинской техники позволяет долго поддерживать жизнь смертельно больного и мучительно страдающего человека.
Сторонники эвтаназии убеждают нас, что жизнь является благом лишь тогда, когда в ней удовольствия преобладают над страданиями, положительные эмоции преобладают над отрицательными. Они говорят, что в случае эвтаназии осуществляется выбор между страданием и благом — выбор в пользу блага. Но их утверждение — не что иное, как софистическая игра словами, поскольку в случае эвтаназии осуществляется совершенно иной выбор — не выбор между страданием и благом, а выбор между страдальческой жизнью и смертью. Можем ли мы сказать, что жизнь в страданиях наверняка хуже отсутствия жизни, хуже смерти? Нет, конечно, мы не можем этого сказать! Более того, жизнь сама по себе есть благо, данное нам Богом! Умирание, даже мучительное умирание, есть часть жизни, причем оно может оказаться важнейшей частью жизни умирающего человека, важнейшей и для него самого, и для окружающих его людей. Процесс умирания может стать временем глубочайшего осмысления собственной жизни, обретения смысла жизни вообще. Кроме того, медленное умирание дает время для примирения и взаимопрощения уходящего из этого мира человека и людей, пока еще остающихся в этом мире…
Другое дело, что поддержание жизни на стадии умирания с помощью сложных медицинских технологий может обходиться слишком дорого. Бывает и так, что средств, которые тратятся на поддержание жизни в безнадежных ситуациях, хватило бы на то, чтобы вылечить многих других людей. Здесь есть реальная проблема выбора. Но эта проблема, думаю, относительно легко решится, если мы поймем, что дорогостоящее поддержание жизни в безнадежной ситуации очень часто представляет собой насильственное удержание человека в этой жизни, когда он уже готов к переходу в иной мир,
