являла собой народный обычай, быть может лишь не вполне утвердившийся и поэтому нуждавшийся в санкции закона. Уже Фергюсон [8 — Ferguson A. An essay on the history of civil society. Basel, 1789, p. 123—] блестяще показал, что законы Ликурга находятся в полном соответствии с образом жизни большинства народов, находящихся на ранней стадии культурного развития, и, когда развитие культуры внесло в жизнь народа большую утонченность, от этих установлений действительно осталась лишь бледная тень. И наконец, человеческий род находится, как мне представляется, уже на той стадии культуры, когда подняться еще выше он может лишь посредством развития отдельных индивидов, поэтому все установления, препятствующие такому развитию и соединяющие людей в массы, теперь вреднее, чем когда-либо.
Уже из этих немногих замечаний явствует — обратимся сначала к тому нравственному воздействию, которое охватывает наибольшую сферу, — что общественное, то есть установленное или направляемое государством, воспитание во многих отношениях вызывает сомнение. Из всего предшествующего рассуждения видно, что в развитии человека все зависит от величайшего многообразия; общественное же воспитание, даже если те, кто им руководит, будут стараться избегать односторонности и ограничатся только назначением и оплатой содержания воспитателей, неизбежно окажется в сфере применения какой-либо определенной системы. Тем самым в общественном воспитании проявятся все те недостатки, на которые мы в достаточной мере указали в первой части нашего исследования, и мне остается лишь добавить, что любое ограничение оказывается наиболее вредным, когда оно направлено на нравственную природу человека, и если вообще что-либо требует индивидуального воздействия, то прежде всего воспитание, которое ставит своей целью формирование отдельного человека. Нет никакого сомнения в том, что самые благотворные следствия проистекают именно из того, что человек, в том его облике, какой дан ему его положением и обстоятельствами его жизни, принимает участие в государственной деятельности, в результате чего посредством столкновения — если можно так сказать — того положения, в которое поставило его государство, с тем, которое он избрал, отчасти видоизменяется он сам, отчасти же претерпевает изменения государственное устройство, — изменения на первый взгляд незаметные, но, несомненно, происходящие во всех государствах в соответствии с их национальным характером. Все это теряет свое значение в той мере, в какой гражданин уже с самого детства воспитывается только как гражданин. Конечно, хорошо, если условия жизни человека и гражданина, насколько это возможно, совпадают, но только если положение гражданина требует так мало своеобразных качеств человека, что его естественный образ может сохраниться, ничего не теряя, — а это и есть та цель, которую преследуют все высказанные в данном исследовании идеи. Но упомянутое совпадение полностью перестает быть благотворным, когда человек приносится в жертву гражданину. Ибо, если тем самым и отпадают вредные последствия несоответствия между условиями жизни человека и гражданина, то при этом человек теряет то, ради чего он вступил в государственный союз. Поэтому повсюду, как мне представляется, должно прежде всего приниматься во внимание именно свободное развитие человека, как можно меньше связанное гражданскими отношениями. Сформировавшийся таким образом человек должен был бы затем вступить в государственную сферу, а государственный строй — подвергнуться как бы проверке в сопоставлении с ним. Только при наличии такой коллизии я с уверенностью и надеждой ждал бы подлинного улучшения государственного управления силами нации и не опасался бы вредного влияния гражданских порядков. Ибо даже если бы они были весьма несовершенны, можно предположить, что именно их ограничивающие узы привели бы к росту энергии человека, сопротивляющейся им и сохраняющей, несмотря на их влияние, свою силу. Но возможно это только в том случае, если раньше энергия человека развивалась свободно. Ибо какая невероятная сила духа нужна человеку, чтобы подняться и устоять, если его с ранней молодости сжимают оковы? Общественное воспитание, поскольку в нем всегда господствует правительственный дух, прививает человеку известную гражданскую форму поведения. Там, где эта форма сама по себе определена и, даже будучи односторонней, все-таки прекрасна, — как, например, в государствах древности и, быть может, еще теперь в ряде республик — этот процесс проходит не только легче, но и последствия его менее вредны. Однако в наших монархических государствах — и, безусловно, на благо развития человека — подобная форма полностью отсутствует. К числу преимуществ монархии, хотя и сопряженных с некоторыми недостатками, относится то, что, поскольку государственный союз всегда рассматривается здесь только как средство, на него затрачивается не столько индивидуальных сил, как в республиках. Пока подданный подчиняется законам и, доставляя себе и своей семье известное благосостояние, не занимается недозволенной деятельностью, государство не интересуется характером его существования. Поэтому в данном случае целью общественного воспитания (которое уже в качестве такового — пусть это даже заметно не проявляется — заинтересовано в гражданине или подданном, а не в человеке, как при частном воспитании) не является развитие какой-либо одной определенной добродетели или определенного образа жизни; цель общественного воспитания состоит в том, чтобы достичь равновесия всех качеств, так как ничто иное не создает и не сохраняет в такой мере спокойствие, к которому эти государства больше всего стремятся. Однако подобное стремление, как я уже пытался показать в другом месте своей работы, либо не дает должного результата, либо завершается утратой энергии, тогда как развитие отдельных сторон, которое присуще частному воспитанию, подвергая человека влиянию различных жизненных условий и связей и не жертвуя энергией, приводит к требуемому равновесию.
Если же лишить общественное воспитание права положительным образом воздействовать на тот или иной характер образования или вменить ему в исключительную обязанность создание благоприятных условий для большего развития сил человека, то это, с одной стороны, окажется невыполнимым, поскольку там, где существует единство в предписаниях, всегда возникает известное однообразие действий, а с другой стороны, и при такой предпосылке польза общественного воспитания остается сомнительной. Ведь если речь идет только о том, чтобы предотвратить такое положение, когда часть детей не получает вообще никакого воспитания, то, конечно, гораздо легче и менее вредно пойти по пути назначения опеки над нерадивыми родителями или оказания поддержки нуждающимся. Кроме того, общественное воспитание не достигает цели, которую оно перед собой ставит, а именно преобразовать нравы в наиболее подходящем для государства направлении. Как ни важно воспитание, какое влияние оно ни оказывает на всю жизнь человека, но еще важнее обстоятельства, в которых протекает вся жизнь человека. Следовательно, там, где нет полной гармонии, одним воспитанием ничего достигнуть нельзя. И вообще, воспитание должно, не стремясь создать определенные гражданские формы, воспитывать людей; а для этого государство не нужно. Среди свободных людей все ремесла развиваются быстрее; искусства процветают; науки расширяют свою проблематику. В обществе свободных людей и семейные узы теснее; родители с большим рвением заботятся о детях и благодаря большему благосостоянию скорее могут осуществить свои желания. В среде свободных людей возникает соревнование, и лучшие воспитатели появляются там, где их судьба зависит от успеха их деятельности, а не от содействия государства. Поэтому не будет недостатка ни в тщательном воспитании в семье, ни в заведениях для столь полезного и необходимого совместного воспитания Но если общественное воспитание направлено на то, чтобы определенным образом формировать человека, то тем самым, что бы ни говорили, еще ничего не сделано для предотвращения нарушений законов, для упрочения безопасности. Ибо добродетель и порок зависят не от того или другого образа жизни человека и не являются необходимым следствием той или иной черты его индивидуальности; в гораздо большей степени они зависят от гармонии или дисгармонии различных свойств его характера, от отношения его силы к сумме склонностей и т. д. Поэтому при всяком формировании характера возможны свойственные ему отклонения, которые приводят к вырождению. И если в нации в целом возникнет только одно из таких отклонений, то она окажется лишенной всякой противодействующей силы, а тем самым и всякой устойчивости. Быть может, в этом и заключается причина частых преобразований строя древних государств. Каждый государственный строй сильно влиял на национальный характер, который, приняв определенную форму, затем вырождался и вызывал новый порядок. Наконец, даже если допустить, что общественное воспитание может достичь своей цели, то действие его слишком сильно. Для сохранения необходимой для государства безопасности нет необходимости в преобразовании нравов. Основания, с помощью которых я предполагаю аргументировать это утверждение, я приведу в дальнейшем, так как они относятся к стремлению государства воздействовать на нравы; здесь же мне остается упомянуть еще об отдельных, связанных с этим средствах. Итак, общественное воспитание, как мне представляется, находится полностью вне пределов, внутри которых государство должно осуществлять свою деятельность [9 — Ainsi c’est peut-etre un probleme de savoir, si les legislateurs fran^ais doi- vent s’occuper de I’education publique autrement que pour en proteger les progres, et si la constitution la plu * favorable au developpement du moi humaiti et les lois les plus propres a mettre chacun а ъа place ne soni pas la seule education, que le peuple doive attendre d’eux (I. c. p. 11). D’apres cela, les principes rigoureux sembleraient exiger que TAssemblee Nationale ne s’occupat de I’education que pour l’enlever a des pouvoirs, ou a des corps qui peuvent en depraver Г influence (1. c. p. 12) **,].
Помимо собственно воспитания юношества, существует еще одно средство воздействия на характер и нравы нации, посредством которого государство как бы воспитывает взрослых, зрелых людей, влияет на протяжении всей их жизни на их поступки и образ мыслей и пытается придать им то или иное направление или по крайней мере предостеречь их от того или иного заблуждения. Это — религия. Все государства, известные нам из истории, пользовались этим средством, правда, с самыми различными намерениями и в различной мере. В древности религия была тесно связана с государственным устройством; она была, собственно говоря, его политической опорой или движущей силой, поэтому сюда относится все то, что выше было сказано о сходных институтах у древних народов. Когда христианская религия, отвергнув прежних частных богов различных народов, заменила их единым божеством для всех людей — разрушив таким образом одну из самых опасных преград, разъединявших различные части человеческого рода, и заложив тем самым основу истинной человеческой добродетели, подлинному развитию и объединению людей, без чего просвещение, знания и науки значительно дольше, если не навсегда, остались бы редким достоянием немногих, — связь между государством и религией ослабла. Однако позже, когда вторгшиеся варвары изгнали просвещение, непонимание сути именно этой религии привело к слепому и нетерпеливому прозелитизму; при этом политический характер государства настолько изменился, что прежние граждане превратились просто в подданных и даже не
