словарь Уилсона, предисловие, XLIV), а потому находятся полностью за пределами той грамматически обработанной сферы языка, в которой выделяются имена, глаголы и т. д. Что сделало возможным это явление, иногда встречающееся и в других языках, являются ли корни идеальными звуками, получаемыми лишь посредством анализа, или же они представляют собой реальные слова, некогда жившие в устах народа, так что язык сохраняет в них следы более раннего состояния, — все это предмет другого исследования. Значение санскритских корней, как отмечалось выше, чрезвычайно неопределенно (см. У и л к и н с, Введение, VII: «исключительно размытое и неудовлетворительное»), и мы впали бы в большое заблуждение, если бы стремились найти в подобном собрании корней перечисление исходных слов, напоминающее, к примеру, свод греческих корней. Но как бы совершенен в этом отношении ни был санскрит, все же и он не допускает надежного возведения к корням всех слов, и для целого класса слов, а именно для тех, которые образованы при помощи так называемых аффиксов unadi, признается (см. грамматику Уилкинса, § 838), что возведение их к определенным корням часто совершенно неоправданно, что такую деривацию не поддерживают ни значения, ни буквенная аналогия, и что устанавливаемые для них правила суть лишь произвольные попытки примирения противоречий. Поэтому и санскрит доказывает, что хотя произведение всех слов от определенных корней есть дело грамматиста, но подобная деривация какого- то числа слов, несомненно, оправдана самим языком (см. В о р р. AnalyticalcomparisonoftheSanscrit, Greeketc. languages[Б о п n. Аналитическое сравнение санскритского, греческого и др. языков].— In: „AnnalsofOrientalLiterature», Vol. I, art. 1, p. 8). Toже самое можно предположительно сказать и о кельтском, хотя соотношение выводимых и невыводимых слов здесь, вероятно, будет иным. Но если на основании приведенных критериев оценивать практику Астарлоа, то сразу обнаруживается, насколько она несовершенна и ненадежна. Конечно, сравнение баскских слов позволяет выделить ряд коренных слогов, каждый из которых служит основой для большого числа слов; также легко обнаружить аналогию в деривации от различных примитивов (см. мои дополнения к „Митридату» (Mithridates, S. 38, 43.)). Но это еще не доказывает, что для баскского языка возможно предложить такой же перечень корней и столь же регулярно возвести к ним все слова, как это можно сделать в санскрите и в кельтском. Несомненно, что Астарлоа преуспел в анализе отдельных слов, и вполне правильно отделяет корневые буквы от таких, которые относятся к области благозвучия или диалектных различий; но ему не удалось, пусть даже частично, установить полноценную систему возведения слов к их корням. Кроме всего прочего, баскский язык в том, что касается его звуковой системы, резко отличается от санскрита и от кельтского тем, что ему совершенно чужды систематические переходы друг в друга звуков различных типов. Следовательно, из обоих способов продвижения от слова к корню Астарлоа выбирает далеко не самый надежный; он более привержен к значению и выискивает такие слова, которые, при одном и том же звучании основы, обнаруживают сходство значений. Само собой ясно, насколько обманчивы такого рода поиски, особенно если принимать во внимание также и метафорические понятия. Настоящий языковед сделает скорее обратное и не будет смущаться значением, если путь правильной аналогии ведет к какому-либо определенному корню. Ведь значения легко меняются с течением времени до полной неузнаваемости, даже при полной сохранности звучания. Далее, Астарлоа приписывает слишком большую ценность предполагаемому значению отдельных букв, вместо того чтобы ограничиться сочетаниями их в пределах корней, и тем самым перескакивает через целую ступень языковой аналогии, если последняя вообще когда-либо могла заходить столь далеко. Ведь при помощи его метода можно анализировать и такие корни, которые со всех прочих углов зрения предстают как неразложимые элементы. Наконец, сами значения приписываются звукам не исключительно на основе трезвого языкового сравнения, но исходя из общих понятий и представлений, иногда совершенно удивительных. Так, звуки а в аагга ‘мужчина’ и е в emea’женщина’ абсолютно серьезно (см. „Апология», с. 35) объясняются тем, что в первом плаче новорожденного мальчика слышен звук а, а девочки — е. Бросается в глаза и то, что трудам Астарлоа, равно как и его последователя Эрро, не пошло на пользу стремление поставить знак равенства между своим языком и праязыком всего человеческого рода. Пока баскские языковеды не решатся полностью оставить подобные бесплодные попытки, тщетность которых уже давно признана другими нациями, и не ограничатся изложением сведений о собственном языке, работы их не смогут принести настоящую пользу ни их соотечественникам, ни иностранным исследователям. Впрочем, мои замечания, без которых нельзя было обойтись при оценке использовавшихся до сих пор принципов, ни в коей мере не должны и не могут умалить заслуги этих ученых в исследовании своего языка. Астарлоа, несомненно, впервые подошел к его изучению с истинно исследовательских позиций и впервые предпринял попытку разложения его на составные элементы. В этом, особенно в области грамматики, он добился весьма значительных результатов, а поскольку он, кроме того, с неустанным рвением обследовал все уголки своей небольшой страны в поисках следов чистого языка, то при чтении его трудов, даже там, где он идет по ложному пути, нельзя не заметить множество весьма верных и интересных сведений.
Перенесение этих принципов на этимологию географических наззаний
Если такого рода этимологии слов приводят к многочисленным заблуждениям, то в случае с именами собственными они оказываются еще опаснее, ибо последние в большей степени меняются с течением времени и могут возникать из гораздо более разнообразных источников. Если же речь идет о географических названиях, для которых неизвестна точная соотнесенность с реальными географическими объектами, то воображение разыгрывается уже совершенно безудержно. От этого весьма существенного недостатка страдает множество этимологий, не вызывающих никакого сомнения у Астарлоа и Эрро. Так, согласно Астарлоа („Апология», с. 210, 222, 245, 249, 255), название эдетанцев восходит к edea’сладкий* и локативному окончанию eta: ‘живущие в сладком, приятном месте* — этимология, которую едва ли можно принять, даже вспомнив по этому случаю то, что Плиний (1.141.3) называл Эдетанию «местом где простираются приятные водоемы»; Arcobrigaбудто бы происходит от arcu’нечто, расположенное дугообразно’; Turbula— от ига ‘вода’ и bola’нечто, вращающееся, подобно шару’, следовательно, ‘вода, низвергающаяся потоками’, ‘город ливней’; река Anas— от слога а, обозначающего протяженность, и уменьшительного окончания па; река Saduce— от zan’артерия’, ига ‘вода’ и се, cia’тонкий’, следовательно, ‘артерия тонкой воды’. Эрро [24 — См. Е г г о. Alfabeto de la lengua primit. („Алфавит первобытного языку»), p. 230–233.] раскладывает имя лумбеританцев, название основного места обитания которых он обнаруживает на монетах в виде Ilimbelz, на il’город’, irn’высокий’ и belz’черный’, то есть ‘лежащий на черной высоте’, причем он указывает, что современный город Лумбьер, отождествляемый им с Ilimbelz, расположен именно в туманных горах. Еще более произвольно они поступают, когда, увлеченные простым сходством звучаний, принимают этимологии, не обоснованные никакими географическими и климатическими условиями, но отсылающие к совершенно особым, ничем не удостоверенным обстоятельствам, объясняя, к примеру, название Косетания как ‘страна голода’ [25 — См. A s t а г 1 о a. Apologie (Астарлоа, Апология), р. 210. В качестве доказательства он указывает, что в этой области жил народ, называемый римлянами Indigetes, — слово, которое он также возводит к indigere ‘нуждаться в чем-либо’.], название серретанцев — как ‘изготовители пил’ („Апология», с. 209), название Sagunt— как ‘место мышей’ [26 — См. Е г г о. Alfabeto de la lengua primit., p. 257, 258. В подтверждение своей этимологии он мог бы вывести и названия Soricaria, Soritia из sorex ‘вид мыши\355]. Даже тогда, когда этимологии Астарлоа, по всей вероятности, справедливы, все же нельзя согласиться с его чересчур искусственным анализом. Так обсто-нт дело в случае с этимологией названия Наварры. Navaобозначает ‘плоский, плоскость* и, в частности, согласно толкованию, содержащемуся в рукописном словаре из парижской библиотеки, — ‘плоскость, равнина, расположенная рядом с горами*. Это слово еще сегодня встречается в нескольких формах. Весьма вероятно, что оно существовало уже во времена римлян и имело то же самое значение. Ведь Птолемей (II, 6, с. 42) упоминает о наличии у пе- зиков, то есть фактически в современной Бискайе, города Flavio- navia. Неподалеку от этой местности и в настоящее время расположен порт Navia. В современном испанском языке сохранилось слово navaв том же значении, что доказывает название знаменитой битвы христиан с маврами, которая происходила в 1212 г. enlasnavasdeTolosa(‘в долинах ТолосьГ). Агга — это часто встречающееся окончание баскских слов, и, следовательно, этимология Наварры, как участка в Пиренеях с равнинным ландшафтом, является совершенно бесспорной. Астарлоа, не упоминая ни об одном из этих фактических обстоятельств, и даже о самом слове nava, разлагает Nabarra(в его написании) на па ‘плоский’, be’низменный’, аг ‘человек’ и а ‘артикль или местоимение’, то есть ‘человек низменной плоскости’. Следствием подобной методики является соблазн этимологизировать подобным образом все без разбора, если только налицо хоть сколько-нибудь сходные звуки. И действительно, у Эрро [27 — См, £ г г о, Mundo primitivo („Первобытный мир»), р? 208, 212, 2?7.] мы встречаем выведение названия Азииmas\’начинать’, поскольку оттуда якобы ведет свое начало человеческий род, названия Cilicia— от ili(собственно ‘город’, но здесь принимается значение ‘страна’) и cia’заостренный’, с эвфоническим с в начале слова (‘страна остроконечных гор’), и названия Назарет — из па ‘плоский’, z, обозначающего множество, аг ‘вытянутый, протяженный’ и локативного слога eta. Хотя такого рода практика и не заслуживает особо пристального рассмотрения, мне пришлось все же столь подробно на ней остановиться, чтобы тем самым показать, что даже то истинное, что содержится в утверждениях цитированных авторов, должно доказываться иным способом, не вызывающим того справедливого недоверия, которое возникает при ознакомлении о их системой.
7.
Выдвижение принципов, которых мы будем придерживаться в настоящем исследовании
Таким способом не может быть, видимо, никакой иной, кроме предварительного непредвзятого выяснения, имеются ли среди древ- неиберийских названий такие, которые по значению и звучанию совпадали бы с употребляющимися до сих пор баскскими словами. Если дело обстоит именно так и тем самым можно отождествить баскский язык с древнеиспанским, или по меньшей мере с одним из древнеиспанских языков, если их было несколько, то можно о достаточным основанием предполагать баскское происхождение и тех названий, в которых по значению этимологизируется только какая-либо часть, а все прочее остается темным и непонятным. Кроме того, еще до получения каких-либо специальных выводов, можно сравнить звуки древних географических названий в целом и то впечатление, которое они производят на слух, со звуками и фонетическим характером баскского языка. Ибо если эти названия имеют баскское происхождение, то звуковая система этого языка неизбежно должна быть отражена
