то он лжет; стало быть, он не лжет, а говорит правду; но если он говорит правду, значит, он действительно лжет, и т. д. «Спрятанный», «Человек под покрывалом», «Электра» — варианты одной и той же ситуации: перед Электрой стоит ее брат Орест под покрывалом; она знает своего брата, но не знает, кто под покрывалом; стало быть, она его и знает и не знает. «Куча», «Лысый»: если к зерну добавлять по одному зерну, то с которого зерна начнется куча? если человек теряет волос за волосом, то с которого волоса он становится лысым? «Рогатый»: чего ты не потерял, то ты имеешь; ты не потерял рогов, стало быть, ты имеешь рога.] О нем один из комических поэтов пишет:
Исчез эристик Евбулид, который так нахально Рогатыми вопросами ораторов запутал, Исчез с карта-карта-карта-картавым Демосфеном.
(Дело в том, что Демосфен, по-видимому, был его учеником и, лишь сладив с картавостью, его покинул.) Спорил Евбулид и с Аристотелем и много наговорил на него дурного.
Преемником Евбулида был среди других и Алексин из Элиды, отчаянный спорщик, прозванный за это Укусин.[221 — По-гречески elenxinos — «опровергатель».] Спорил он более всего с Зеноном. Гермипп о нем сообщает, что он переселился из Элиды в Олимпию и там рассуждал о философии; а когда ученики спросили его, зачем он здесь обосновался, он ответил, что хочет основать школу, которая бы именовалась Олимпийской. Однако, когда припасы у них иссякли, а место оказалось нездоровым, они оттуда ушли, и остаток жизни Алексин провел в уединении, с одним только рабом; и, купаясь однажды в Алфее, он накололся на тростник и оттого умер. У нас о нем есть такие стихи:
Неложную о том передают повесть, Как злополучный пловец, Ныряя, проколол себе гвоздем ногу — Так и достойнейший муж, Философ Алексин, через Алфей плывший, Умер, пронзен тростником.[222 — АПл. III 129.]
Писал он не только против Зенона, но и другие книги, в частности против историка Эфора.
К Евбулиду был близок и Евфант Олинфский, написавший историю своего времени; сочинил он и много трагедий, которыми снискал славу в состязаниях. Он сделался наставником царя Антигона, написал для него рассуждение «О царской власти», пользующееся большой известностью, и скончался в преклонном возрасте.
Были у Евбулида и другие ученики, среди них — Аполлоний Кронос, а учеником этого Аполлония был Диодор Ясосский, сын Аминия, тоже прозванный Кронос. Каллимах в эпиграммах пишет о нем так:
…Не сам ли Мом написал на стенах: «Кронос — великий мудрец»?
Он тоже был диалектиком, и некоторые приписывают ему изобретение задач «Человек под покрывалом» и «Рогатый». Но когда он жил при Птолемее Сотере, ему задал несколько диалектических задач Стильпон, и он не смог сразу на них ответить; царь за это его всячески корил и Кроносом называл уже в насмешку. Тогда он ушел с пира, сочинил рассуждение о спорном вопросе и умер от огорчения. Вот наши стихи о нем:
О Кронос Диодор, какие демоны Тебя в унынье ввергнули Такое, что нисшел ты в царство Тартара, Не разрешив Стильпоновых Загадок темных? Звать тебя пристало бы Не Кроносом, а Оносом[223 — АПл. VII 19. Игра слов: Kronos — Кронос (имя бога), onos — «осел».]
Среди учеников Евклида был и Ихтий, сын Металла, знатный человек, против которого сочинил один из своих диалогов киник Диоген;[224 — См. ниже, VI 80.] был Клиномах Фурийский, который первый стал писать об аксиомах, категориях и тому подобном; и был Стильпон Мегарский, замечательный философ, о котором — далее.
11. СТИЛЬПОН
Стильпон из Мегар, что в Элладе, был слушателем кого-то из учеников Евклида; некоторые говорят, будто он слушал даже самого Евклида, а также Фрасимаха Коринфского, который, по словам Гераклида, был другом Ихтию. Он настолько превосходил всех изобретательностью и софистикой, что едва не увлек в свою мегарскую школу всю Элладу. Филипп Мегарский пишет об этом дословно так: «У Феофраста он отбил Метродора Теоретика и Тимагора из Гелы, у Аристотеля Киренского — Клитарха и Симмия, и даже среди самих диалектиков он сманил Пеония из Аристидовой школы, а Дифила Боспорского, сына Евфанта, и Мирмека, сына Эксенета, вышедших спорить против него, сделал своими страстными приверженцами». Кроме них увлек он и перипатетика Фрасидема, опытного физика, и ритора Алкима, первого из всех эллинских ораторов, и Кратета уловил он в свои сети, и многих иных, и даже Зенона Финикийского. На редкость искушен был он и в политике.
Он был женат и жил с гетерой по имени Никарета (об этом где-то пишет и Онетор). У него была беспутная дочь, которую взял в жены один его друг, Симмий Сиракузский. Так как жила она не по-хорошему, то кто-то сказал Стильпону: «Она тебя позорит!» — «Нет, — отвечал Стильпон, — ни она мне в позор, ни я ей не в честь».
К нему благоволил, говорят, даже Птолемей Сотер: завладев Мегарами, он предлагал ему денег и приглашал с собою в Египет. Но Стильпон из денег взял лишь малую часть, от поездки отказался и удалился на Эгину до тех пор, пока царь не отплыл прочь. Точно так же и Деметрий, сын Антигона, захватив Мегары, распорядился охранять дом Стильпона и возвратить ему разграбленное добро; но когда он спросил у него перечень его убытков, Стильпон заявил, что убытков не было: воспитания у него никто не отнял и знания его и разум остались при нем.[225 — Источник знаменитой сентенции «omnia mea mecum porto» («все свое ношу с собой»), чаще приписываемой Бианту Приенскому (Цицерон. Парадоксы I 8).] А рассуждая с царем о благодеяниях, он так пленил его, что сделал своим приверженцем.
Говорят, однажды он так спросил об Афине Фидия: «Неправда ли, Афина, дочь Зевса, — это бог?» Ему ответили: «Правда». — «Но ведь эта Афина создана не Зевсом, а Фидием?» Согласились и с этим. — «Стало быть, она — не бог!» За это его привлекли к суду Ареопага; он не отпирался, а утверждал, что рассуждение его правильно: Афина действительно не бог, а богиня, потому что она женского пола. Тем не менее судьи приказали ему немедля покинуть город. А Феодор по прозвищу Бог сказал в насмешку: «Откуда он это знает? Что он ей, подол поднимал?» Ибо поистине Феодор был всех грубее, а Стильпон всех тоньше.
Кратет спросил его: чувствуют ли боги радость от наших поклонений и молитв? — а он, говорят, ответил: «Глупый ты человек, такие вопросы задают не на улице, а с глазу на глаз!» Точно так же и Бион на вопрос, есть ли боги, отвечал:
Эту толпу от меня отгони, многоопытный старец!
Нрава Стильпон был открытого, чужд притворства и умел разговаривать даже с простыми людьми. Однажды, когда киник Кратет не смог ответить на вопрос и начал отругиваться, он сказал: «Конечно, тебе легче сказать все что угодно, чем то, что нужно!» А когда Кратет задал ему как-то вопрос, стоя с сушеной смоквой в руке, он выхватил ее и съел. «Пропала смоква!» — воскликнул Кратет. «И пропал вопрос твой, — отозвался Стильпон, — потому что смоква была платой вперед за мой ответ». В другой раз, зимою, увидев продрогшего Кратета, он сказал: «Как видно, Кратет, нужно не просто носить плащ, а с умом!»[226 — Игра слов: kainou — «новый (плащ)» и kai nou «(плащ) и ум». Шутка повторена в VI 3.] Недаром кто-то задетый высмеял его так:
Видел я и Стильпона, трудом угнетенного тяжким: В славной Мегаре, где древнего одр указуют Тифона, Там он отспаривал споры, друзей окружаемый сонмом, — Время они расточали, по букве ловя добродетель.
В Афинах, говорят, он так привлекал к себе внимание, что люди сбегались из мастерских поглядеть на него. Кто-то сказал ему: «Тебе, Стильпон, дивятся, как редкому зверю!» «Не зверю, — ответил он, — а как настоящему человеку».
Великий искусник в словопрениях, он отвергал общие понятия (ta eide). По его словам, кто говорит «человек», говорит «никто»: ведь это ни тот человек, ни этот человек (ибо чем тот предпочтительнее этого?) — а стало быть, никакой человек. Или так: «овощ» — это не то, что перед нами, потому что «овощ» существовал и за тысячу лет до нас, — а стало быть, овощ перед нами — не овощ. Впрочем, однажды среди спора с Кратетом он вдруг поспешил прочь, чтобы купить себе рыбу; Кратет, удерживая его, сказал: «Ты теряешь свой довод!» — «Нет, — отвечал Стильпон, — я теряю только тебя, а не довод: довод мой при мне, а вот рыбку того и гляди перехватят!»
Диалогов его известно девять, и все довольно вялые: «Мосх», «Аристипп или Каллий», «Птолемей», «Херекрат», «Метрокл», «Анаксимен», «Эпиген», «К своей дочери», «Аристотель». Гераклит говорит, что учеником его был даже Зенон, основатель стоической школы.
Скончался он, по словам Гермиппа, в глубокой старости, а чтобы ускорить смерть, выпил вина. О нем тоже есть наша эпиграмма:
Ты знаешь, как Стильпон Мегарский кончился: Старость и с нею болезнь вдвоем его повергнули. Но злым коням умелым стал возницею Выпитый кубок вина: испивший ускользнул от них.[227 — АПл. V42.]
А комический поэт Софил в драме «Свадьба» шутит над ними так:
И стал Харин Стильпоновой затычкою.
12. КРИТОН
Критон из Афин. Он с такой великой любовью относился к Сократу и так о нем заботился, что тому ни в чем не было нужды. Даже сыновья его были слушателями Сократа: Критобул, Гермоген, Эпиген и Ктесипп. Этот Критон написал семнадцать диалогов, которые собраны в одну книгу и называются так: «О том, что люди не от ученья хороши», «Об избытке», «Что нужно человеку, или Политик», «О прекрасном», «О дурном поведении», «О благоустройстве», «О законе», «О божественном», «Об искусствах», «Об общежитии», «О мудрости», «Протагор, или Политик», «О грамоте», «О поэзии», «Об учении», «О знании, или О науке», «О познавании».
13. СИМОН
Симон из Афин, кожевник. Когда Сократ приходил в его мастерскую и о чем-нибудь беседовал, то он делал записи обо всем, что мог запомнить; поэтому диалоги его называют «кожевничьими». Диалогов этих тридцать три, и они собраны в одну книгу: «О богах», «О благе», «О прекрасном», «Что есть прекрасное?», «О справедливом» два диалога, «О том, что добродетели нельзя научить», «О мужестве» три диалога, «О законе», «О предводительстве над народом», «О чести», «О поэзии», «О восприимчивости», «О любви», «О философии», «О науке», «О музыке», «О поэзии», «Что есть прекрасное?», «О знании», «О собеседовании», «О суждении», «О бытии», «О числе», «Об усердии», «О труде», «О стяжательстве», «О похвальбе», «О прекрасном», а также «О совете», «О разуме, или О необходимом», «О дурном поведении». Именно он, говорят, первый стал сочинять сократические диалоги. Перикл обещал давать ему на жизнь и вызвал его
