постель мочился, а теперь вот не мочусь». Придя в Минд и увидев, что ворота в городе огромные, а сам город маленький, он сказал: «Граждане Минда, запирайте ворота, чтобы ваш город не убежал». Увидев однажды, как поймали человека, воровавшего пурпур, он сказал: Очи смежила пурпурная смерть и могучая участь.[493 — Гомер. Ил. V83.] В ответ на приглашение Кратера явиться к нему[494 — Анахронизм: ср. VI 44.] он сказал: «Нет уж, лучше мне лизать соль в Афинах, чем упиваться в пышных застольях Кратера». Однажды он подошел к ритору Анаксимену, который отличался тучностью, и сказал: «Удели нам, нищим, часть своего брюха, этим ты и себя облегчишь, и нам поможешь». В другой раз среди его рассуждений он стал показывать его слушателям соленую рыбу и этим отвлек их внимание; ритор возмутился, а Диоген сказал: «Грошовая соленая рыбка опрокинула рассуждения Анаксимена». Однажды его упрекали за то, что он ел на площади; он ответил: «Голодал ведь я тоже на площади». Некоторые относят к нему и такой случай: Платон, увидев, как он моет себе овощи, подошел и сказал ему потихоньку: «Если бы ты служил Дионисию, не пришлось бы тебе мыть овощи»; Диоген, тоже потихоньку, ответил: «А если бы ты умел мыть себе овощи, не пришлось бы тебе служить Дионисию».[495 — Ср. выше, II 68.] Ему сказали: «Многие смеются над тобою». Он ответил: «А над ними, быть может, смеются ослы; но как им нет дела до ослов, так и мне — до них». Увидев мальчика, занимавшегося философией, он воскликнул: «Славно, философия! любителей тела ты возводишь к красоте души». Кто-то удивлялся приношениям в Самофракийской пещере.[496 — Пещера на острове Самофракии, посвященная Гекате, куда приносили свои дары люди, спасшиеся от смертельной опасности.] «Их было бы гораздо больше, — сказал Диоген, — если бы их приносили не спасенные, а погибшие». Впрочем, некоторые приписывают это замечание Диагору Мелосскому. Хорошенькому мальчику, отправлявшемуся на пирушку, он сказал: «Сейчас ты хорош, а вернешься поплоше». Вернувшись, мальчик сказал ему на следующий день: «Вот я и вернулся, а не стал поплоше». — «Не стал лошадь, так стал кентавр»,[497 — Игра слов: «Не стал Хироном («худшим»; см. прим. 60), так как стал Евритионом («раздвинутым»)». Хирон — имя кентавра, знаменитого мудростью, Евритион — имя кентавра, знаменитого буйством.] — ответил ему Диоген. Однажды он просил подаяния у человека со скверным характером. «Дам, если ты меня убедишь», — говорил тот. «Если бы я мог тебя убедить, — сказал Диоген, — я убедил бы тебя удавиться». Однажды он возвращался из Лакедемона в Афины; на вопрос: «откуда и куда?» — он сказал: «Из мужской половины дома в женскую».[498 — Лакедемоняне (спартиаты) славились суровым военным образом жизни, который киники считали примером для себя и для всех.] Возвращаясь из Олимпии, на вопрос, много ли там было народу, он ответил: «Народу много, а людей немного». Расточителей он уподоблял смоковницам, растущим на обрыве, плоды которых недоступны людям и служат пищей воронам и коршунам. Говорят, что, когда Фрина посвятила в Дельфы золотую статую Афродиты, он написал на ней: «От невоздержности эллинов». Однажды Александр подошел к нему и сказал: «Я — великий царь Александр». — «А я, — ответил Диоген, — собака Диоген». И на вопрос, за что его зовут собакой, сказал: «Кто бросит кусок, — тому виляю, кто не бросит — облаиваю, кто злой человек — кусаю». Как-то раз он обирал плоды со смоковницы; сторож сказал ему: «На этом дереве недавно удавился человек». — «Вот и я хочу его очистить», — ответил Диоген. Увидев олимпийского победителя, жадно поглядывающего на гетеру,[499 — По Элиану («Пестрые рассказы» XII 58), это был упомянутый выше (VI 43) Диоксипп.] он сказал: «Смотрите на этого Аресова барана: первая встречная девка ведет его на поводу». Красивых гетер он сравнивал с медовым возлиянием подземным богам.[500 — Медовое возлияние — одна из самых употребительных форм бескровной жертвы, приносившейся одинаково всем богам, в том числе и страшным подземным.] Когда он завтракал на площади, зеваки столпились вокруг него, крича: «Собака!» — «Это вы собаки, — сказал Диоген, — потому что толпитесь вокруг моего завтрака». Двое мягкозадых прятались от него. «Не бойтесь, — сказал он им, — собака свеклы не ест». На вопрос, откуда родом был один мальчик, он сказал: «Из тегейского блудилища».[501 — Непереводимая игра слов.] Увидев борца-неудачника, который занялся врачеванием, он спросил его: «Почему это? Или ты хочешь этим погубить тех, кто когда-то одолевал тебя?» Увидев сына гетеры, швырявшего камни в толпу, он сказал: «Берегись попасть в отца!» Мальчик показал ему собаку, подаренную ему любовником. «Собака-то хороша, — сказал Диоген, — да повод нехорош».[502 — Игра слов: labe — «повод» к чему-либо и «рукоять» кинжала.] Люди хвалили человека, который подал ему милостыню. «А меня вы не похвалите за то, что я ее заслужил?» — спросил Диоген. Кто-то требовал с него плащ: «Не дам, — сказал Диоген, — если ты его мне подарил, он у меня в собственности, если ссудил, он у меня в пользовании». Один подкидыш ему сказал: «А у меня в плаще золото». «То-то ты его ночью под себя подкидываешь», ответил Диоген. На вопрос, что дала ему философия, он ответил: «По крайней мере готовность ко всякому повороту судьбы». На вопрос, откуда он, Диоген сказал: «Я — гражданин мира». Кто-то приносил жертвы, моля у богов сына. «А чтобы сын был хорошим человеком, ради этого вы жертв не приносите?» спросил Диоген. С него требовали взноса на складчину. Диоген ответил: Всех остальных обирай, но от Гектора руки подальше![503 — В каноническом тексте «Илиады» этого стиха нет.] Гетер он называл царицами царей, ибо те делают все, что угодно любовницам. Когда афиняне провозгласили Александра Дионисом, он предложил: «А меня сделайте Сараписом».[504 — Анахронизм: египетский культ Сараписа был введен Птолемеем уже после смерти Александра.] Тому, кто стыдил его за то, что он бывает в нечистых местах, он сказал: «Солнце тоже заглядывает в навозные ямы, но от этого не оскверняется». Когда он обедал в храме и обедавшим был подан хлеб с подмесью, он взял его и выбросил, говоря, что в храм не должно входить ничто нечистое. Кто-то ему сказал: «Не знаешь, а философствуешь!» Он ответил: «Если бы я лишь притворялся мудрецом, то и это было бы философией!» Человека, который привел к нему своего сына и расхваливал его великие дарования и отличное поведение, он спросил: «Зачем же тогда я ему нужен?» Человека, который говорил разумно, а поступал неразумно, он сравнивал с кифарой, которая не слышит и не чувствует собственных звуков. Он шел в театр, когда все выходили оттуда навстречу ему. На вопрос, зачем он это делает, он сказал: «Именно так я и стараюсь поступать всю свою жизнь». Увидев однажды женственного юношу, он спросил: «И тебе не стыдно вести себя хуже, чем это задумано природой? Ведь она тебя сделала мужчиной, а ты заставляешь себя быть женщиной». Увидев невежду, крепившего струны на лиру, он сказал: «И не стыдно тебе, что дереву ты даешь говорить, а душе не даешь жить?» Человеку, сказавшему «Мне дела нет до философии!», он возразил: «Зачем же ты живешь, если не заботишься, чтобы хорошо жить?» Сыну, презиравшему отца, он сказал: «И тебе не стыдно смотреть свысока на того, кто дал тебе стать так высоко?» Увидев прекрасного мальчика, болтающего вздор, он спросил: «И тебе не стыдно извлекать из драгоценных ножен свинцовый кинжал?» Когда его попрекали, что он пьет в харчевне, он сказал: «Я и стригусь в цирюльне». Когда его попрекали, что он принял плащ в подарок от Антипатра, он сказал: Нет, не презрен ни один из прекрасных даров нам бессмертных![505 — Гомер. Ил. III 85.] Человека, который толкнул его бревном, а потом крикнул: «Берегись!», он ударил палкой и тоже крикнул: «Берегись!» Человека, преследовавшего своими просьбами гетеру, он спросил: «Зачем ты так хочешь, несчастный, добиться того, чего лучше совсем не добиваться?» Человеку, надушенному ароматами, он сказал: «Голова у тебя благовонная, только как бы из-за этого твоя жизнь не стала зловонной». Он говорил, что как слуги в рабстве у господ, так дурные люди в рабстве у своих желаний. На вопрос, почему рабов называют «человеконогими»,[506 — Буквальное значение слова andrapodon.] он ответил: «Оттого что ноги у них — как у человека, а душа — как у тебя, коли ты задаешь такой вопрос». У расточителя он просил целую мину; тот спросил, почему он у других выпрашивает обол, а у него целую мину. «Потому, — ответил Диоген, — что у других я надеюсь попросить еще раз, а доведется ли еще попросить у тебя, одним богам ведомо». Когда его попрекали, что он просит подаяния, а Платон не просит, он сказал: «Просит и Платон, только Голову близко склонив, чтоб его не слыхали другие».[507 — Гомер. Од. I 157; IV 70.] Увидев неумелого стрелка из лука, он уселся возле самой мишени и объяснил: «Это чтобы в меня не попало». О влюбленных говорил он, что они мыкают горе себе на радость. На вопрос, является ли смерть злом, он ответил: «Как же может она быть злом, если мы не ощущаем ее присутствия?» Однажды Александр подошел к нему и спросил: «Ты не боишься меня?» — «А что ты такое, — спросил Диоген, — зло или добро?» — «Добро», — сказал тот. «Кто же боится добра?» Он говорил, что образование сдерживает юношей, утешает стариков, бедных обогащает, богатых украшает. Развратнику Дидимону, который лечил глаз одной девушке, он заметил: «Смотри, спасая глаз, не погуби девушку».[508 — Игра слов: kore — «девушка» и «зрачок глаза».] Кто-то жаловался, что друзья злоумышляют против него. «Что же нам делать, — воскликнул Диоген, — если придется обращаться с друзьями, как с врагами?» На вопрос, что в людях самое хорошее, он ответил: «Свобода речи». Зайдя в школу и увидев много изваяний муз и мало учеников, он сказал учителю: «Благодаря богам, у тебя ведь немало учащихся!» Все дела совершал он при всех: и дела Деметры, и дела Афродиты. Рассуждал он так: если завтракать прилично, то прилично и завтракать на площади; но завтракать прилично, следовательно, прилично и завтракать на площади. То и дело занимаясь рукоблудием у всех на виду, он говаривал: «Вот кабы и голод можно было унять, потирая живот!»[509 — Ср. выше, VI 46.] О нем есть много и других рассказов, перечислять которые было бы слишком долго.[510 — В поздних рукописях здесь вставка: «Когда Филипп объявил, что идет войной