известных учеников Диогена. Его судьба похожа на судьбу Ксенофонта: как тот ходил в поход с Киром, так этот — с Александром; как один написал «Воспитание Кира», так другой — о том, как рос Александр; как первый сочинил похвальное слово Киру, так второй — Александру. Даже в слоге он сходствовал с Ксенофонтом, хотя и был ниже его как подражатель, который ниже образца. Учениками Диогена были и Менандр, по прозвищу Дуб, поклонник Гомера, и Гегесий Синопский, по прозвищу Ошейник, и Филиск Эгинский, о котором уже упоминалось.[521 — См. выше, VI 75.] 5. КРАТЕТ Кратет, сын Асконда, фиванец. Он тоже был одним из славнейших учеников Пса (хотя Гиппобот и говорит, будто он учился не у самого Диогена, а у Брисона Ахейского). От него сохранились такие шутливые стихи: Некий есть город Сума посреди виноцветного моря, Город прекрасный, прегрязный, цветущий, гроша не имущий, Нет в тот город дороги тому, кто глуп, или жаден, Или блудлив, похотлив и охоч до ляжек продажных. В нем обретаются тмин да чеснок, да фиги, да хлебы, Из-за которых народ на народ не станет войною: Здесь не за прибыль и здесь не за славу мечи обнажают.[522 — АПл. V 13; начало — подражание «Одиссее» XIX 172 сл.: «Остров есть Крит посреди виноцветного моря…».] Есть у него и пресловутая «Поденная запись» с такими стихами: Получит драхму врач, но десять мин — повар; Льстецу талантов — пять, но ничего другу; Философу — обол, зато талант — девке. У него было прозвище Дверь-откройся за его обычай входить во всякий дом и начинать поучения.[523 — Юлиан (речь VI 201 b) замечает, что при этом вел он себя с кротостью и жители его любили: они писали на дверях: «Открыто для Кратетова доброго духа».] Ему же принадлежат такие стихи: Все, что усвоил я доброго, мысля и слушаясь Музы, Стало моим; а иное богатство накапливать тщетно;[524 — ПА VII 326. Это — пародия на знаменитую эпитафию Сарданапала:Все, что съел я на пиршествах, все, чем уважил я похоть, Стало моим; а иное богатство осталося втуне. (ПА IX 497).] и о том, что философия его научила Жевать бобы и не знавать забот. Известны и такие его стихи: Чем излечиться от любви? Лишь голодом И временем, а если нет — удавкою. Расцвет его пришелся на 113-ю олимпиаду. Антисфен в «Преемствах» говорит, будто к кинической философии он обратился, когда увидел в какой-то трагедии Телефа в жалком виде и с корзиночкой в руках:[525 — Телеф, раненый царь, в виде нищего пробиравшийся через всю Грецию к Ахиллу, чтобы тот его исцелил, — трогательный образ нескольких несохранившихся греческих трагедий.] обратив имущество в деньги (а он был из самых видных граждан), он набрал около 200 талантов и распределил их между гражданами, а сам бросился в философию с таким рвением, что даже попал в стихи Филемона, комического поэта. У того сказано: Он, как Кратет, зимой одет во вретище, А летом бродит, в толстый плащ закутавшись. Диокл сообщает, что Диоген убедил Кратета все свои земли отдать под пастбища, а все свои деньги бросить в море.[526 — Эту наиболее красочную версию принимает Филострат («Жизнь Аполлония Тианского» I 13).] По его словам, именно в доме Кратета останавливался Александр, как в доме Гиппархии — Филипп. Часто к нему приходили родственники, чтобы отговорить его, но он был непоколебим и прогонял их палкой. Деметрий Магнесийский сообщает, что свои деньги Кратет положил у менялы, договорившись так: если его дети будут, как все, тот отдаст им деньги, если же они станут философами, то раздаст деньги народу, потому что философам деньги не надобны. А Эратосфен сообщает, что от Гиппархии (о которой будет речь далее) у него был сын по имени Пасикл, и когда он стал юношей, то Кратет отвел его к блуднице и сказал: «Так и отец твой женился». Кто блудит, как в трагедиях, говорил он, тому награда — изгнание и смерть; а кто блудит, как в комедиях, с гетерами, тот от пьянства и распутства выживает из ума. У него был брат Пасикл, ученик Евклида. Забавную шутку его приводит Фаворин (во II книге «Записок»): Кратет, заступаясь за кого-то перед начальником гимнасия, ухватил его за ляжки, тот возмутился, а Кратет сказал: «Как? Разве это у тебя не все равно, что колени?»[527 — Насмешка над греческим обычаем, умоляя, касаться колен собеседника.] Невозможно, говорил он, найти человека безупречного: как в гранатовом яблоке, хоть одно зернышко да будет в нем червивое. Кифареда Никодрома он довел до того, что тот разбил ему лоб; тогда Кратет положил на рану повязку с надписью: «Никодромова работа».[528 — Ср. выше, VI 33.] Блудниц он бранил неустанно, приучая этим и себя терпеть поношения. Деметрий Фалерский послал ему хлеба и вина — он стал попрекать его и воскликнул: «Ах, если бы источники текли и хлебом!» — ибо, конечно, пил он только воду. Афинские блюстители порядка наказали его за то, что он был в сидонской ткани.[529 — Тонкое финикийское полотно, считавшееся предметом роскоши; очевидно, им повязывали цирюльники важных клиентов.] «А я вам и Феофраста покажу в сидонской ткани!» — сказал Кратет; и когда те не поверили, то отвел их в цирюльню, где Феофраст стригся. В Фивах его однажды выпорол начальник гимнасия (а иные говорят, что это в Коринфе его выпорол Евтикрат), и, когда его уже тащили за ноги, он сказал как ни в чем не бывало: Ринул, за ногу схватив, и низвергнул с небесного прага[530 — Гомер. Ил. 1 591. — 242.] Впрочем, Диокл говорит, что за ноги тащил его Менедем Эретрийский: дело в том, что Менедем был хорош собою и слыл любовником Асклепиада Флиунтского, и вот однажды, ухватив Менедема за ляжку, Кратет провозгласил: «Вот где Асклепиад!» Менедем рассвирепел и поволок его прочь, а он на это произнес вышеприведенные слова. Зенон Китийский в «Изречениях» сообщает, что к своему плащу он пришил напоказ овчину; выглядело это безобразно, и в гимнасии все над ним смеялись, а он то и дело восклицал, воздевая руки к небу: «Смелей, Кратет, и верь глазам своим и телу своему: сейчас они смеются над твоим видом, а скоро скрючатся от болезней и станут тебе завидовать, а себя ругать за свою лень!» Заниматься философией, говорил он, нужно до тех пор, пока не поймешь, что нет никакой разницы между вождем войск и погонщиком ослов. Кто окружен льстецами, говорил он, тот одинок, как теленок среди волков: ни там, ни здесь ни в ком вокруг содействия и во всех вражда. Почуяв смерть, он спел над собою такие стихи: Спешишь, горбун, в аидовы обители… (потому что на старости лет он и вправду стал горбат). Александр спросил его: «Хочешь, я восстановлю твой город?»[531 — Фивы, разрушенные Александром в 335 г. до н. э.] — «Зачем? — сказал Кратет. Какой-нибудь новый Александр возьмет и разрушит его опять». «Родина моя, — говорил он, — это Бесчестие и Бедность, неподвластные никакой Удаче, и земляк мой — недоступный для зависти Диоген». А Менандр в комедии «Сестры-близнецы» упоминает о нем так: Пойдешь со мною, в грубый плащ закутана, Как некогда жена Кратета-киника, Который хвастал, будто бы и дочь свою Давал на месяц в пробное замужество Ученики у него были такие. 6. МЕТРОКЛ Метрокл из Маронеи, брат Гиппархии, который сперва был слушателем Феофраста, но по слабости своей однажды во время занятий испустил ветер и от огорчения затворился дома, решив уморить себя голодом. Узнав об этом, Кратет пришел к нему без зову, нарочно наевшись волчьих бобов, и стал его убеждать, что по всему смыслу он не сделал ничего дурного, — напротив, чудом было бы, если бы он не предоставил ветрам их естественный выход; а под конец он взял и выпустил ветры сам, чем и утешил Метрокла: подобное исцелилось подобным. С этих пор Метрокл стал его слушателем и выказал немалые способности в философии. Сочинения свои он сжег (говорит Гекатон в I книге «Изречений») со словами: Се — привиденья преисподних снов![532 — Отрывок из неизвестной трагедии.] (то есть пустые, праздные); а другие говорят, что сжег он записи феофрастовых чтений, сказавши: Бог огня, поспеши, твоему ты надобен граду.[533 — Подражание рассказу об обращении Платона, выше III 5 и прим. 7.] Вещи, говорил он, покупаются или ценою денег, например дом, или ценою времени и забот, например воспитание. Богатство пагубно, если им не пользоваться достойным образом. Умер он от старости, сам задержав дыхание. Ученики его Феомброт и Клеомен; ученик Феомброта — Деметрий Александрийский, а Клеомена — Тимарх Александрийский и Эхекл Эфесский. Впрочем, Эхекл слушал и Феомброта, а Эхекла слушал Менедем, о котором речь далее. Отличился среди них также Менипп Синопский. 7. ГИППАРХИЯ Этими же учениями была пленена Гиппархия, сестра Метрокла. Оба они были родом из Маронеи. Она полюбила и речи Кратета, и его образ жизни, так что не обращала внимания ни на красоту, ни на богатство, ни на знатность своих женихов: Кратет был для нее все. Она даже грозила родителям наложить на себя руки, если ее за него не выдадут. Родители позвали самого Кратета, чтобы он отговорил их дочь, — он сделал все, что мог, но не убедил ее. Тогда он встал перед нею, сбросил с себя, что было на нем, и сказал: «Вот твой жених, вот его добро, решайся на это: не быть тебе со мною, если не станешь тем же, что и я». Она сделала свой выбор: оделась так же, как он, и стала сопровождать мужа повсюду, ложиться с ним у всех на глазах и побираться по чужим застольям. Однажды, явившись на пиру у Лисимаха, она сокрушила самого Феодора по прозвищу Безбожник с помощью вот какого софизма: если в чем-то нет дурного, когда это делает Феодор, то в этом нет дурного и когда это делает Гиппархия; когда Феодор колотит Феодора, в этом нет дурного, стало быть, когда Гиппархия колотит Феодора, в этом тоже нет дурного. Феодор не нашелся ничего возразить на это и только разодрал на ней плащ; но Гиппархия не показала ни смущения, ни женского стыда. А когда он ей сказал: Вот она, что покидает свой станок и свой челнок![534 — Еврипид. Вакханки 1236.] она ответила: «Да, это я, Феодор; но разве, по-твоему, плохо я рассудила, что стала тратить время не