(которые приводит Фаворин в VIII книге «Разнообразного повествования»), впервые стал заниматься кулачным боем по-ученому, в 48-ю олимпиаду:[668 — 48-я олимпиада — 588 г. до н. э.] длинноволосый, в пурпурной одежде, он был с насмешками исключен из состязания мальчиков, но тут же вступил в состязание мужчин и вышел победителем. Это явствует из эпиграммы, сочиненной Феэтетом:
Странник, знаком ли тебе Пифагор, Пифагор из Самоса, Длинноволосый борец, многой воспетый хвалой? Знай: Пифагор — это я; а чем я стяжал мою славу, Ты у элидян спроси: трудно поверить, но верь![669 — АПл. III 35.]
Фаворин говорит, что наш Пифагор стал употреблять определения для математических предметов; еще шире это стали делать Сократ и близкие к нему, потом Аристотель и стоики. Далее, он первый назвал небо мирозданием, а землю шаром (хотя Феофраст говорит, что это был Парменид, а Зенон — что это был Гесиод). Противником его был, говорят, Килон, как противником Сократа — Антилох.[670 — Ср. выше, II 46. Подробнее о заговоре Килона против пифагорейцев см. у Порфирия.]
О борце Пифагоре передают еще и такую эпиграмму:
Этот борец Пифагор, самосским рожденный Кратетом, Мальчиком в Альтис пришел для олимпийских побед.[671 — АПл. III 16. Альтис — священная ограда Зевса в Олимпии, место олимпийских игр.]
Философу принадлежит такое письмо:
Пифагор — Анаксимену. «Если бы ты, лучший из людей, не превосходил Пифагора родом и славою, право, ты бы снялся и покинул Милет; и удерживает тебя от этого только добрая слава твоих предков, как и меня бы она удерживала, будь я подобен Анаксимену. Но если вы, лучшие люди, покинете города свои, то весь порядок в них разрушится, а угроза от мидян станет сильней. Не всегда хорошо вперяться умом в эфир — лучше бывает принять заботу об отечестве. Я ведь тоже не весь в моих вещаниях — я и в тех войнах, какими ходят друг на друга италийцы».
Закончив рассказ о Пифагоре, надлежит сказать о знаменитых пифагорейцах, а потом — о тех философах, которых иные называют «разрозненными»; и это преемство достойнейших мы замкнем Эпикуром, как и намеревались. О Феано и Телавге уже было рассказано; теперь следует прежде всех сказать об Эмпедокле, который, по некоторым известиям, тоже был слушателем Пифагора.
2. ЭМПЕДОКЛ
Эмпедокл (по словам Гиппобота) был сын Метона и внук Эмпедокла из Акраганта. Это подтверждает и Тимей (в XV книге «Истории»), добавляя, что Эмпедокл, дед поэта, был человеком знаменитым; с ним согласен в этом и Гермипп. Гераклид (в книге «О болезнях») сходным образом сообщает, что поэт был из блестящего рода, ибо дед его разводил скаковых коней; и Эратосфен в «Олимпийских победителях», ссылаясь на Аристотеля, подтверждает, что Метонов отец одержал победу в 71-ю олимпиаду.[672 — 71-я олимпиада — 496 г. до н. э.] Грамматик Аполлодор в «Хронологии» пишет, будто
Метонов сын, по Главкову свидетельству, В недавно лишь основанные Фурии Переселился…
И далее:
Кто утверждает, будто он в изгнании Явился к сиракузянам, с которыми Шел на афинян,[673 — Речь идет о походе афинян на Сиракузы в 415 г.] — тот ведь ошибается: Его тогда или в живых уж не было, Иль был он дряхлым старцем, что сомнительно, —
сомнительно, ибо Аристотель и Гераклид утверждают, что он умер в шестьдесят лет. Стало быть, победивший на 71-й олимпиаде был
Ему ристатель дедом-соименником.
Так что заодно Аполлодор указывает и время этого случая.
Впрочем, Сатир в «Жизнеописаниях» утверждает, что Эмпедокл был сын Эксенета, сам родил сына Эксенета и в одну и ту же олимпиаду сам одержал победу в скачках, а сын его в борьбе (или в беге, как пишет Гераклид в «Обзоре»); а в «Записках» Фаворина я прочел, будто для священных послов Эмпедокл принес в жертву быка из меда и ячменной муки[674 — Т. е. Эмпедокл-дед был пифагорейцем-вегетарианцем.] и будто у него был брат Калликратид. Наконец, Телавг, сын Пифагора, в письме к Филолаю говорит, что Эмпедокл был сын Архинома.
Что был он из Акраганта в Сицилии, о том он сам говорит в зачине «Очищений»:
Други! О вы. что на склонах златого холма Акраганта Град обитаете верхний…[675 — Все отрывки из Эмпедокла даются в переводах Г. Якубаниса (по изд.: Лукреций. О природе вещей, т. II. М., 1947) с небольшими изменениями.]
О его происхождении сказанного достаточно.
О том, что он был слушателем Пифагора, говорит Тимей в IX книге, добавляя, что при этом он был, подобно Платону, уличен в присвоении учения и отстранен от занятий. Он и сам упоминает Пифагора в таких словах:
Жил среди них некий муж, умудренный безмерным познаньем, Подлинно мыслей высоких владевший сокровищем ценным…
(Впрочем, некоторые относят эти слова к Пармениду.) А Неанф говорит, что до Филолая и Эмпедокла в учениях принимали участие все пифагорейцы; когда же Эмпедокл обнародовал их в своей поэме, было положено никакого стихотворца к ним не допускать. (То же самое, говорят, случилось и с Платоном, который тоже был отлучен.) Но кого именно из пифагорейцев слушал Эмпедокл, о том Неанф не говорит, а так называемое послание Телавга о том, будто он учился у Гиппаса и Бронтина, недостоверно.
Феофраст утверждает, что он был приверженцем Парменида и подражал ему в стихах — ибо Парменид тоже издал в стихах книгу «О природе». А Гермипп утверждает, что он был приверженцем не Парменида, а Ксенофана, и жил при нем, и подражал ему в стихах, а с пифагорейцами встретился лишь позднее. Алкидамант говорит (в речи «О природе»), что Зенон и Эмпедокл были одновременно слушателями Парменида, а потом покинули его, и Зенон стал философствовать по-своему, а Эмпедокд пошел слушать Анаксагора и Пифагора, одному из них подражая в достоинстве жизни и облика, а другому — в изучении природы. Аристотель говорит (в «Софисте»[676 — Несохранившееся сочинение Аристотеля. Ср. Аристотель. Риторика, 1354 а 1; Секст Эмпирик. Против разных наук, VII 6–7.]), что Эмпедокл был изобретателем риторики, а Зенон — диалектики, и еще (в книге «О поэтах») — что Эмпедокл вдохновлялся Гомером и достиг великой силы слога, пользуясь и метафорами, и прочими поэтическими приемами, а написал он кроме других стихов «Переправу Ксеркса» и «Воззвание к Аполлону», которые впоследствии сожгла его сестра (или дочь, по словам Иеронима): «Воззвание» — нечаянно, а «Персидские войны» — намеренно, из-за незавершенности этих стихов. Вообще же, говорит он, Эмпедокл писал и трагедии, и политические сочинения (правда, Гераклид, сын Сарапиона, утверждает, что трагедии писаны не им[677 — Поэтом-трагиком был внук Эмпедокла, носивший то же имя.]); Иероним сообщает, что нашел таких трагедий сорок три, а Неанф — что Эмпедокл писал их в юности и что ему встречались из них только семь. А Сатир в «Жизнеописаниях» утверждает, что был он и врач, и отменный оратор, учеником его был сам Горгий Леонтинский, искуснейший в науке красноречия и составивший ее учебник, а проживший (по словам Аполлодора в «Хронологии») целых сто девять лет.
И еще пишет Сатир, будто Горгий сам говорил, что присутствовал при чародействе Эмпедокла, и будто Эмпедокл сам заявляет об этом и о многом другом в таких своих стихах:
Зелья узнаешь, какими недуги и дряхлость врачуют: Только тебе одному я открыть это все собираюсь. Ветров, не знающих отдыха, ярость удерживать будешь, Что, устремляясь на землю, порывами пажити губят; Если ж захочешь — обратное вновь их воздвигнешь дыханье. Мрачного после ненастья доставишь желанное вёдро, В летнюю засуху зелень питающий вызовешь ливень: Хлынет потоками влага с эфирного неба на землю. Даже усопшего мужа вернешь из чертогов аида!
Тимей в XVIII книге говорит, что многое в нем вызывало удивление. Так, когда пассатные ветры дули так сильно, что портились плоды, он приказал содрать кожу с ослов и сделать меха, которые он расставил вокруг холмов и горных вершин, чтобы уловить ветер; и ветер унялся, а Эмпедокл получил прозвание «ветролова».
А Гераклид в книге «О болезнях» говорит, что он рассказал Павсанию о бездыханной женщине, — Павса-ний этот, по словам Аристиппа и Сатира, был его любовником, и это ему посвятил Эмпедокл поэму «О природе» следующими словами:
Слушай меня, о Павсаний, премудрого отпрыск Анхита!
и сочинил такую надпись:
Врач знаменитый Павсаний из племени Асклепиадов Был от Анхита отца в Геле родимой рожден, Чтобы премногих мужей, изнуряемых тяжким недугом, Вспять отвратить от дворца, где Персефона царит.[678 — ПА VII 508, под именем Симонида.]
А тело той бездыханной женщины, говорит Гераклид, сохранял он целых тридцать дней без дыхания и без биения крови; и за это Гераклид называет его не только врачом, но и волхвом, заключая это из следующих стихов:
Други! о вы, что на склонах златого холма Акраганта Град обитаете верхний, ревнители добрых деяний, Ныне привет вам! Великому богу подобясь средь смертных, Шествую к вам, окруженный почетом, как то подобает, В зелени свежих венков и в повязках златых утопая, Сонмами жен и мужей величаемый окрест грядущих, В грады цветущие путь направляю; они же за мною Следуют все, вопрошая, где к пользе стезя пролегает; Те прорицаний желают, другие от разных недугов Слово целебное слышать стремятся, ко мне обращаясь.
Акрагант он здесь называет великим, говорят, потому, что жителей в нем до восьмисот тысяч, а живут они в такой роскоши, что Эмпедокл сказал: «Акрагантяне едят так, словно завтра умрут, а дома строят так, словно будут жить вечно!» Сами же эти стихи, «Очищения», были оглашены на Олимпийских играх рапсодом Клеоменом (как о том пишет Фаворин в «Записках»).
Был он, по словам Аристотеля, свободолюбив и чуждался всякой власти: так, он отверг предложенную ему царскую власть, откровенно предпочитая простую жизнь. Это подтверждает Тимей, сообщая и причину его народолюбия. Однажды его пригласил один из архонтов; ужин длился и длился, а вина не несли; все терпеливо ждали, но Эмпедокл рассердился и потребовал вина, а хозяин ему ответил, что ожидается чиновник из совета. Тот явился и тотчас стал главою пира — явным старанием хозяина, который тайно добивался тиранической власти; и гость всем повелел или пить вино, или выливать себе на головы. Эмпедокл смолчал, но на следующий день призвал обоих к суду, и хозяина и распорядителя, и добился их осуждения и казни. Таково было начало его государственных дел.
В другой раз лекарь Акрон [Высокий] попросил у совета уделить место для памятника его отцу, высочайшему среди врачей в своем искусстве; но Эмпедокл воспрепятствовал ему, выступив с рассуждением о равенстве и задав, между прочим, такой вопрос: «Какие же стихи мы напишем на том памятнике? Не такие ли:
Врач Высокий, Высокого сын, высокий в искусстве, Лег на высоком холме в граде высоком своем».[679 — АПл. V4.]
(Вторую строку некоторые приводят иначе:
В высшей отчизне рожден,
