в твоих занятиях, но приходится довольствоваться одними пожеланиями. Напиши, в чем ты встречаешь для себя особые трудности, может быть я сумею хоть посоветовать тебе что‑нибудь. Старайся иногда играть при других, чтобы привыкнуть не стесняться; было бы хорошо, чтобы ты умела и другим дать что‑нибудь музыкой. Крепко целую тебя, дорогая, не забывай.

Дорогая Тикі, что же ты не пишешь своему папе? А он скучает без тебя и хочет знать, как ты живешь. Вот видишь, с арифметикой тл справилась, а теперь справишься и с музыкой. Будь поласювей с мамочкой, кланяйся бабушке, скажи ей, чтобы она обратилась к доктору и лечилась по–настоящему.

О том как я живу здесь ты узнаешь от мамочки, а о зверях — от Мика. Крепко цеіую тебя.

Дорогой Кирилл, мама пишет, что тебе приходится очень много работать и вдобавок в Москве негде ночевать. Надеюсь, Вася теперь приехал уже и ты будешь ночевать у него. Старайся поддерживать свое здоровье и есть как следует. Относительно твоих занятий в дальнейшем отсюда трудно говорить. Ho мне думается, что следует держаться минералогии. Одно только: тебе не нравится Памир. Ho м. б. и твой руководитель будет связан в дальнейшем не с Памиром, а с другими районами? Я так и не знаю, что ты нашел в моем минерале. Вероятно много железа, но неужели нет ничего более интересного? У меня в области минералогии не только нет ничего поучительного, но и не предвидится, т. к. весь остров покрыт ледниковым мусором— валунами, осадочными глинами и т. д., так что коренных пород не увидишь. А я терпеть не могу этих ледниковых наносов, пришедших неведомо откуда и лишенных связи со своим первоисточником. Зато тут есть водоросли, собираюсь их попробовать: они давно, с детства, меня интересуют, равно как и иод. Новых книг здесь я не вижу вовсе, старых нужных тоже нет. О журналах и думать нечего, так что не представляю что делается в науке и, конечно, быстро забываю то, что знал. Целую тебя, дорогой Кира, пиши.

Дорогой Васенька, надеюсь ты, наконец, вернулся домой. Все время безпокоюсь о тебе, и за твое здоровье, и из за твоей оторванности от дома и о твоем здоровьи. Напиши, что сделал за лето. Пожалуй на следующее лето хорошо бы тебе и Кире поехать в новые места ознакомиться с природою, отличной от Памирской [2173 — В. П. Флоренский работал в составе Таджикско–Памирской экспедиции в Нуратинских горах, в Узбекистане. —150.] Тут я буду вероятно руководить математическим кружком, но беда в отсутствии нужных книг, придется импровизировать, а для подготовки времени тоже нет. Я уже писал тебе отсюда, но судя по маминым письмам думаю, что письмо не дошло, м. б. из‑за своей величины. Старайся сообщать детям что‑нибудь по минералогии, физике, химии, геологии, — между прочим. Это их обогатит и подготовит почву для дальнейших занятий. Если показываешь минерал, объясни его состав, особенности, техническое название. О моих работах по льдам тебе расскажет кое‑что мама, если только она не забыла. К сожалению, эти работы прервались, обещали дать ценные выводы.

Таблицы классификации льдов ты вероятно видел уже, но они мало понятны без текста и без рисунков. Поцелуй в Москве бабушку и тетю Люсю. Будь здоров, дорогой, старайся быть добрым и устрой свое питание, чтобы успокоить меня хоть отчасти. Крепко целую тебя.

П. Флоренский

Плющиха, угол Долгого и Новоконюшенного, д. 12, кв. 7

Москва

Ольге Павловне Флоренской

П А. Флоренский к.

1934. ХІІ.13. Соловки. № 4. Дорогая мамочка, вчера получил твое письмо от I. XII, а сегодня—Анны и детей, от 27. ХІ. Был очень обрадован известием о приезде Васи, наконец‑то! Ты, однако, не пишешь о своем здоровьи, хотя, по тону письма, можно думать, что особенного как будто ничего нет. Конечно, необходимо, чтобы Вася не набирал себе работы и обязанностей слишком много, и не только ради здоровья, но и потому что ему надо еще учиться и работать над собою. В частности, ему пора уже закреплять какие‑то результаты работы и учиться писать. — Обо мне, дорогая мамочка, не безпокойся. Теперь я живу в гораздо лучших условиях, чем первоначально, по приезде на Соловки, и работа моя, хотя и не по мне, производственная, но посильная и все же не вполне оторванная от моих занятий по специальности. Надеюсь, далее, когда производство наладится и пойдет своим естественным руслом, можно будет ее углубить и делать, в связи с нею, что‑нибудь более полезное и требующее большего умственного напряжения. Пока же стараюсь рационализировать производство, ввести известную механизацию, добиться возможно ровного и эффективного ее хода. В таких условиях, при оторванности от литературы, настоящей лаборатории и источников технического снабжения, каждый шаг требует гораздо большего времени и больших усилий, чем это было бы, если бы мы были не на острове, сообщение с которым на зиму прерывается; но тем не менее кое‑что сделать можно и должно. Кроме работы по производству я занимаюсь в библиотеке, —не читаю, а привожу или точнее помогаю приводить ее в порядок, например составляю каталог иностранных книг, думаю об организации полиграфической выставки и т. п. Затем даю уроки физики в школе повышенного типа, взрослым. Последнее время взял на себя руководство математическим кружком инженеров и др. людей с высшим образованием и пока читаю им лекции по математике [2174 — P‑H. Литвинов в письме от 18. ХІІ пишет: «Тут организована группа высшей математики, и ведет ее очень крупный ученый, и его лекции доставляют мне громадное чисто эстетическое удовольствие и, пожалуй, пользу. Я, в сущности, слышал очень мало хороших лекций, и хотя вряд ли придется мне когда- нибудь еще заниматься этим делом, но я понял некоторые свои недостатки при чтении лекций и, пожалуй, сумел бы их устранить». —152.]. День весь занят сплошь, с утра до ночи, тем более, что часть вэемени отнимают чисто лагерные обязанности вроде поверос. Пожалуй главная трудность в том, что ни на минуту не приходится быть в одиночестве, и следовательно творческая работа шолне исключается. Даже письма написать некогда. Вот сейчас воспользовался кануном выходного дня: все в камере заснули и ѵіысли немного приходят в порядок. — Много знакомых, заговаривает то один, то другой. Сожители мои по камере вполне приемлемые люди, и жаловаться на них не приходится, хотя близости с ними и нет. По вечерам, обычно в выходные дни иля накануне, у нас принято идти в театр. Там чаще всего дается всякая смесь—пение, музыка, пляски, мелкие драматические или жанровые сценки, чтение и декламация, даже акробатика, и все это приправлено остротами на местные темы, — обычными остротами конферансье. Изредка делаются попытки на что‑нибудь более содержательное. Так один вечер был нацменский—пляски и песни представителей всевозможных народностей, находятся среди нас любые. Другой раз была постановка Шиллеровской драмы «Коварство и любовь». Эти посещения театра не дают радости (кроме нацменов), но я все- таки хожу вместе с другими, чтобы не отрываться от окружающей среды. 1934. ХІІ.15. Напрасно вы присылаете мне столько дорогих вещей, лишая себя. В настоящее время я уже начинаю отъедаться, правда в значительной мере вашими посылками. Ho я надеюсь, что в близком будущем мое питание здесь улучшится. Относительно холода не безпокойся: здесь климат относительно теплый, во всяком случае теплее московского. Так напр., мы живем до сих пор с одиночными рамами, да притом еще с разбитой форточкой, но в комнате—лишь прохладно, а не холодно. Днем бывает обычно недалеко от оттепели, а иногда и настоящая оттепель. Ветры тоже несколько поутихли. Вообще, как‑то не верится, что находишься под 65° широты, настолько климат несуровый. Мне например надо выморозить щелок, а он почти не замерзает, хотя целую неделю стоит на открытом воздухе. — Много встречается людей полузнакомых, т. е. таких, о которых я слышал когда‑то или которые знают меня по фамилии, или даже таких, с которыми встречался мельком или разговаривал мимоходом. Ho т. к. объединяет всех общность положения, то несмотря на развинченные у большинства нервы, встречают приветливо и гораздо более дружелюбно, чем это было бы в Москве. К тому же интересы здесь более узкие, чем в Москве. Ведь научных журналов мы вовсе не видим и знаем о том, что делается на свете лишь из газет, да и то с большим опозданием. Новости, письма, посылки и новые люди приходят с пароходом, и потому этого прихода все ждут с волнением. Скоро источник волнения, пароход, перестанет ходить, и тогда жизнь, как все говорят, станет более ровной и подавленной. Вероятно на каком‑нибудь острове Врангеля жизнь похожа на здешнюю зимовку, но #трезанность от мира чувствуется еще сильнее. Целую тебя, дсрогая мамочка, поцелуй Люсю, кланяйся тете. Поцелуй Лшю, Андрея и Шуру, сообщи мне о здоровьи Саши.

Дорогая Аннуля, пишу тебе несколькс слов, хочу непременно завтра отправить письмо, а то может іыйти большая задержка. Постараюсь вскоре написать еще. Посылки я получил, но мне больно думать, что ты из‑за них лииаешь нужного детей и себя.

Пожалуйста, не присылай мне дорсгих угощений. Мама пишет о плодах хурмы, которые она (илі. ты?) посылает, но их я не получал. Вероятно это еще какая‑нибудь посылка. Жду зимовки и отчасти радуюсь, что посылкі станут невозможны. Я как‑нибудь ведь проживу, да к том/ же мое устройство понемногу улучшается. Между прочим, тут выдали нам селедки, совсем не такие, как в Москве, вероятно Мурманские, замечательного качества, —таких я никогда не видывал еще. Старайся быть бодрой и веселой, ведь я вас всех очень люблю и душой всегда с вами и живу вами. Детям не отвечаю — и некогда и негде, но скажи им, что напишу в ближайшем письме. Конечно, пусть Олечка пользуется выписками по теории искусства, я рад, что они окажутся ей полезными. Скажи Мику и Тике, чтобы они нашли на карте все места, где я проезжал и где нахожусь теперь и постараются что‑нибудь узнать о географии этих мест. Я нарочно стараюсь писать разные подробности о природе, чтобы они понемногу знакомились с географией, возможно наглядно и жизненно; мне хочется наполнить географические названия живым содержанием, чтобы появилось представление о том, что же такое наш Север, что такое Белое море и другие места. М. б. от моего заключения будет хоть та польза детям, что они приобретут таким образом кое–какие сведения и впечатления о своей родине. Заботься о своем здоровьи для меня и детей. Кланяйся С. И. и скажи, что я всегда вспоминаю о ней с теплотою, но не могу написать вследствие ограниченности числа писем. Крепко целую, дорогая Аннуля, будь здорова и весела. Надеюсь,