за фотографию Вашу (Эрну я передал). Портрет хорош, но голова одна слишком велика и заставляет предполагать туловище гораздо более основательное, нежели каковым Вы располагаете. Это общее свойство головных портретов.
Наши общие приятели благополучны пока. Н.А. Бердяев сломал себе, поскользнувшись на улице, ногу и лежит; кажется, перелом не серьезный и скоро встанет. О духовном его состоянии не хочется говорить, тем более, что я сохраняю веру в добрый для него исход его идейных авантюр, хотя и не приемлю этого авантюризма. Эрн недано магистровался. Как всегда добр, энергичен, полемичен и на свете боится, кажется, только сырости. Вяч. Ив<анов /> благополучен. Совместная жизнь с Эрном на нем, конечно, отражается, но я нахожу, по учете всего, что влияние это для него благотворно и оздоровляюще, и, кроме того, устраняет разные возможности инфекций, которым наш друг подвержен (ведь стоит только вспомнить, какого дурака из него валял «Георгий» Чулков![1689] Кстати, последний болен легкими и даже был опасен, я как-то встретил Над<ежду /> Григ<орьевну />, его жену, и она рассказывала, — вспомнили и о Вас с нею).
Павел ездил месяц с санитарным поездом с вагоном-церковью, собирался ехать снова, как только освободиться; я еще не видал его по возвращении и не слыхал от него об его впечатлениях. Авва здоров (если не считать рождественской хвори), «окормляет голубиц» и возится с голубцами, из которых однако мало настоящих голубей. Слышали ли Вы,что В.В.Розанов был на Рождестве тяжело и даже опасно болен сердцем? Теперь он начал опять писать и, кажется, поправился, хотя в восстановление его сил как-то не верится. Был он в Москве, был и у меня, впервые после того, как вместе с Вами обедал у нас в день открытия памятника Гоголю[1690]. Иногда меняемся письмами.
Вот Вам раппорт о Москве, который Вы склонны считать у меня актом дисциплины и послушания, что есть все-таки <нрзб>, хотя и дружеский, пасквиль.
Дописали ли Вы свое «письмо» ко мне о войне? Если не хотите печатать, то хоть для моего личного употребления пришлите. Религиозно-философское общество в этом году проявляло довольно оживленную и «патриотическую» деятельность: зубоскальствуйте себе на здоровье! А вот Вам послушание: оснуйте в Нижнем, на страх интеллигенции горьковской, религиозно-философское общество с Вами — председателем и А.С. Мишенькиным — секретарем (или наоборот), поищите преподавателей семинарии, Мельникова раскачайте, м<ожет /> б<ыть />, гастролеры будут и кирилломефодийствуйте наздороье. Оному кандидату в председатели или секретари будущего Нижегородского религиозно-философского общества мой привет. Печатание Шмидт замедлилось из-за моей занятости и медлительности о. Павла.
Привет Ольге Федоровне и детям Вашим. Елена Ивановна шлет отдельный привет обоим. Да хранит Вас Заступница Небесная.
Целую Вас. Любящий С.Б.
564. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1691] <22.03.1915. Михайловское — Бегичево>
Христос воскресе, мой дорогой!
Надеюсь, что хорошо говел и хорошо проведешь Пасху! Надеюсь, что тебе по крайней мере принесут мир душевный твои безумные поступки. О себе мне не хочется говорить, я очень страдаю и не примиряюсь с твоим отношением ко мне. б этом довольно, ты и так знаешь, каково мне! И зачем?! Понять не могу и никогда не пойму! Впрочем, делай как знаешь! Вся моя душа кипит и возмущается! Ну довольно об этом! Я говела очень хорошо и без всяких ужасов и верю, что Бог простит, что Он Любовь и Милосердие, а не палач людей! Люди же ничтожны бесконечно! Причащалась я в Четверг. Вчера мы с Микой ездили к Троице к Плащанице. Чудная была служба! Как-то неизмеримо сильнее чувствуешь Православие и Россию там! Рака мощей св. Сергия на меня всегда потрясающе действует! Слова Ключевского, что пока она есть и притекает к ней народ, до тех пор стоит Россия, вдохновенны. Когда прикладываешься, то как будто приобщаешься лучшей, святой душе России! И этот национализм святой, и не о гордыне он говорит, и не Бернгардовичи и Францевичи его сочиняют, а он у нас есть, и давно нам дан, только надо его воскресить и освятить по-новому. Какая чудная толпа у Троицы, настоящие коренные мужики и бабы — богомольцы! Во всяком случае с безличным либерализмом я не примирюсь и с «Русскими Ведомостями» я не пойду. Надо, чтобы было сказано настоящее слово для общественного сознания, кроме критики и запрещения. Об этом надо думать и я глубоко благодарна Струве, что он подымает этот вопрос, а каждый свободен думать по-своему. Ну, до свидания! Я испытываю огромное внутреннее препятствие по отношению к тебе, что-то мне мешает быть близкой к тебе, я сдержана не нарочно, а потому что не могу. А ты наверно наоборот — тебе это-то все и нравится! Потому что это не жизнь, а теория и сентиментальность.
565. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <23.03.1915. Москва — Тифлис>
23 марта 1915 г.
<… /> Статья о Царьграде напечатана сегодня в пасхальном №[1692], и в то же время редакция написала статейку по поводу нее! Так что с одной стороны они меня ценят, а с другой все стараются что-то «оговорить» и глуповато выходит. Я и рад. Этим сами они создают мне в «Утре России» «автономное» положение, — и я таким образом никак не буду ответственен за то, что они пишут в других отделах (иногда очень скверно) <… />
566. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1693] <24.03.1915. Москва — Михайловское>
24 марта, вторник
<… /> Получив твое последнее письмо, я сначала рассердился на абсолютное непонимание меня, которое там высказалось. Хотел тебе написать на эту тему, что если после стольких лет, что ты меня знаешь, ты не научилась отличать меня даже от «Русских Ведомостей», то, значит, не стоило со мной и знакомиться. Почувствовал я себя и вообще лишним для тебя: когда меня нет, — в кругу твоих немецких профессоров русского национального чувства царит полное дружеское согласие, которое один я нарушил бы резким диссонансом. По твоему письму выходит, что они тебе гораздо ближе и нужнее меня. И я хотел тебе сказать — «ну и ступай к ним, зачем тебе я?»
Все это я хотел тебе написать, и по отношению к твоему письму все это и многое другое было бы справедливо. Но тут вдруг меня захватила тоска по тебе; больно и тяжело мне стало почувствовать себя без тебя на праздниках. Ты кипишь и негодуешь, и я тебя понимаю, потому что мне до боли хочется тебя видеть, забыться с тобой и крепко накрепко тебя расцеловать: от того это твое умышленное милое непонимание, упреки в космополитизме и т.п. — Я так же, получив твое письмо, в раздражении и досаде стал разыскивать в твоих словах и поступках следы «немецкого» твоего происхождения, хотел выругать тебя «немкой» и т.п. Но тут мне вдруг представилась милая катастрофическая бровь, слезки и отогнутые углы рта, так живо напопминающие ревущую Марусю. И вдруг — вместо гнева — прилив нежности к этой милой, дорогой и бесценной «немке».
Ах, милая, милая, дорогая, что мне делать и как мне бороться с этой могучей, нежной, страстной, но все же грешной любовью! Право, порой я дохожу до отчаяния! Какую другую волну любви, еще более могучую, противопоставить этой любви? Разве уйти куда-нибудь на Кавказ — в опасное место — бороться с тифом, как делал Геловани[1694], и там найти исход, который в самом деле покрывает грех и освобождает от него?
Много, много я думаю об этом и о многом в этом роде. Вообще, хорошо ли, что я все «читаю лекции» о том, как другие жертвуют собой. А сам-то я, что я делаю и чем жертвую? — Пустяками, делаю приятное себе, потому что наслаждаюсь и творчеством, и передачей этого творчества другим. А другие идут на Голгофу. Вот, что нужно, вот, что высшее в жизни, без чего и творчество бессильно и нет настоящей любви.
Не есть ли это и для тебя настоящий исход? Может быть, ты тогда поймешь меня и примиришься со мною внутренно, когда увидишь меня не в спокойной домашней обстановке, а в месте несравненно более опасном и при деле тяжелом и трудном?
Милая, тысячу раз милая и дорогая. Теперь уже скоро мы увидимся с тобой, наговоримся, поплачем, посмеемся и крепко поцелуемся. Не так ли, моя родная? А пока еще раз крепко, крепко тебя целую.
567. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <24.03.1915. Москва — Тифлис>
24 марта 1915 г.
<… /> Вчера у меня был Анатолий Петрович[1695]. В это время были Ивановы, мы пошли в столовую, Анатолий Петрович немного смутился, но потом разошелся и очень интересно говорил о войне. Потом Ивановы пошли к Бердяевым на именины, а я остался с А.П. и просидел с ним до 121/2 часов. Его визит мне был очень приятен. Мы первый раз видимся так основательно. 28-го он возвращается. Постараюсь у него побывать <… /> Я через Веру заказал для Лидии Юдифовны цветы, магазинщик ошибся и вместо одной розы принес ей две, одну необыкновенно великолепную. Л<идия /> Ю<дифовна /> прислала мне с Ивановыми хорошенькое граненое «сапфирное» яичко с запискою «Дар василиску от друга его». <… /> На первый день Пасхи был «Алешка». Прочел вслух свой рассказ из «Рус<ских /> Вед<омостей />«[1696], сидел долго, заговорился. Мы с Вяч<еславом /> его похвалили, и он был очень доволен. Как раз письмо твое, где ты вспоминаешь его, я читал при нем и, если б он скосил глаза и «нырнул» взглядом в письмо, он бы с удивлением прочел «Алешка»<… />
568. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <27.03.1915. Москва — Тифлис>
27 марта 1915 г.
<… /> По утрам работаю регулярно, в исполнение своей «большой судостроительной программы». Я решил очень много сделать за лето, да это и необходимо и по чисто литературным соображениям. Нужно непременно дать в майскую книжку «Вопр<осов /> филос<офии /> и псих<ологии />» статью о Джоберти. Во-первых, для того, чтобы постепенно создавалась диссертация, во-вторых, всякая моя статья в «Вопросах» «консолидирует» мое положение с «тактической точки зрения». 25-го, в день Благовещения, у нас был роскошный весенний день, на улицах шумные потоки, и мне ужасно вдруг стало скучно от своей комнатной жизни и захотелось на простор — в поля, в леса, на море, в горы, только куда-нибудь поближе к земле и к солнцу <… />
Очень хорошее письмо получил от Волжского <… /> Кн<язь /> Звенигородский[1697] прислал старинное издание Сковороды. <… />
569. В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <31.03.1915. Москва — Тифлис>
31 марта 1915 г.
<… /> Думаю о тебе все
