соблазна (многим я там по существу не соблазняюсь, что может казаться и соблазнительным). Перед тем как станете меня отчитывать, не забудьте мысленно поставить себя в мое положение и спросить себя, чтобы Вы сделали здесь.
Зов моего сердца неизменен, и я считаю это вопросом времени, но по-видимому, сроки приходится еще переставлять, из-за соображений семейных и экономических, хочется надеяться не на необозримое будущее.
Христос с Вами и Вашими.
Любящий Вас С.Б.
1916 год
600. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[1782] <7.01.1916. Москва — Тифлис>
<…> У о. Павла родился сын, наименованный Кириллом. Все Флоренские очень рады. О. Павел последнее время болел, не видились мы с ним с осени. Мы сейчас живем у Ивановых. Стало очень уютно и тепло. Все Ивановы тебя помнят, особенно М<ария> Мих<айловна> и Лидия. Лидия, которая сейчас в нашей комнате читает Тургенева, узнавши, что я пишу тебе письмо, просит передать тебе привет. <…>
601. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1783] <14.02.1916. Петроград — Москва>
Суббота 14 февраля 1916 г.
<…> Здесь настоящее ощущение ада. Тут только я как следует впервые понял, чтотакое Распутин, и убежден, что это настоящий, хотя и не самого крупного размера чорт и антихрист. Им все отравлено, и берет мистический ужас. Мой мир мыслей и чувств мне здесь более, чем когда-либо нужен, чтобы не сойти с ума. Долгими часами в номере сижу и обдумываю «Два мира в русской иконописи»; весь план продумал и почувствовал до конца. Не знаю, что выйдет и как напишется, но то, что я вижу умными очами захватывает меня до дна. Едва ли эта лекция будет хуже первой[1784] <…>
602. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1785] <начало 1916. Москва — Петроград>
<…> Я сейчас очень занята постройкой Народного дома и подысканием для этого опытного агронома и кооператора. Не знаешь ли ты кого-нибудь? Эти хлопоты берут много времени.
Также я озабочена многими вопросами в «Пути» и Религиозно-философском обществе. Наплыв народа к нам большой, жажда собраний очень велика, а рефератов у нас нет. Сделай что-нибудь для общества и для меня, поговори со Струве и с Франком. Может быть Франк прочтет, может быть Аскольдов, спроси его по телефону. Может быть священник Аггеев кого-нибудь рекомендует. Пожалуйста похлопочи, это какой-нибудь час времени! Что ты и как? Как твоя новая жизнь? Успеваешь ли что-нибудь писать, читать или думать? Какие впечатления от Совета? <…>
603. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1786] <21.02.1916. Петроград — Москва>
21 февраля 1916 г.
<…> Только что приехал я во «Францию»[1787] и уселся за обеденный стол с моим Сашей[1788], я ярко ощутил прикосновение здешнего, Петроградского ада, о котором мне рассказал подсевший к нашему столу Николай Николаевич. От него я узнал следующую черту из «жития» Хвостова[1789] и Белецкого[1790].
Хвостов взял агентом в полицию некоего весьма недвусмысленного Ржевского из Нижнего: это человек, любящий пожить и сотрудничавший одновременно в «Русском Слове», в черносотенном нижегородском листке. Но Белецкий — в то время товарищ министра — приставил, не веря Хвостову, других агентов следить за хвостовским агентом. Проследили и выяснили, что Ржевский по поручениюХвостова ездил в Финляндию — нанимать убийц для Распутина. И Ржевский был арестован.
Теперь, как говорит Н.Н.Львов[1791], Хвостова держат в министрах только из страха, как бы, вернувшись на депутатское кресло в Думу, он не наделал скандальных разоблачений.
С кем же сатана? С Хвостовым или с Белецким? Вернее всего, что с обоими, и что он «разделился на ся». Но во всяком случае, сатана — чорт знает в какой компании! Это одно — не подлежит сомнению! Верь мне, дорогая, что в борьбе с чортом и его компанией я не слишком уповаю на заседания Государственного Совета, которого до поры до времени ни ад, ни рай не приемлет. А посему всеми силами устремился писать об иконе. Работа разрослась. Писал целый день вчера в вагоне. Сегодня утро провел в музее Александра III, там нашел полное подтверждение моих новых мыслей: целых три Софии, все три пурпуровые, и все три на ночном фоне. Потом опять сегодня писал день и вечер. Но все же кончил. Не написал заключение — весьма содержательное и ответственное.
В общем, никогда я не чувствовал такого сильного захвата. Я даже взволнован тем, какая мне открылась тайна о России. И пока я один ее знаю, т.к. даже и тебе, моя дорогая, лишь кое-какие обрывки и штрихи мог сообщить, т.к. только по мере написания из этих штрихов получается что-то цельное. Ну, до свидания, моя дорогая: скоро надеюсь тебя видеть и это цельное сообщить. А пока крепко, крепко тебя целую и прошу не забывать твоего
СМОРЧКА!
604. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1792] <весна 1916. Михайловское — Бегичево>
<…> С народным домом возни много и сложно. Некоторые крестьяне понимают пользу, сочувствуют и помогают делу, возят материал. А другие ругают бедного агронома и говорят, что все это пустяки, что, как они родились, так и умрут серыми мужиками. Вчера мы с агрономом спорили очень азартно с двумя <…>
605. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1793] <11.03.1916. Петроград — Москва>
<…> Вечер в историческом музее был очень оживлен. Была вся редакция «Иконы» с Маковским-сыном[1794] во главе. Реферат видимо их захватил; хотя и чувствовалась некоторая обида: как же, дескать, мы — ученые обыкновенно подходим к иконе с археологией и историей, а автор подошел к ней «интуитивно»; но «интуитивный» и «небывалый» метод встретил горячую защиту Георгиевского — автора чудного издания «Фрески Ферапонтова монастыря»[1795]. И когда мы спустились к иконам «интуиция» оказалась правою: возражения относительно ассиста, луковицы и Софии были сняты и Маковский признал, что у меня «нет ошибок».
Он настаивает на напечатании доклада в «Иконе» с их иллюстрациями. Я пока не говорю ни да, ни нет; но думаю, что придется согласиться, ибо во 1-х это не исключает напечатания отдельной брошюрой; во-вторых иллюстрации у них чудные и при том даровые; в 3-х они дорого стоят и в 4-х попасть в «Икону» уже само по себе — рекомендация, и поддержать такой хороший журнал следует. Впрочем, до свидания с тобой этого не смею.
Далее, вчера утром я был у генерала Волкова — вицепредседателя общества хранения памятников древности. Он бывший московский градоначальник, очень порядочный человек и давний мой знакомый — большой почитатель брата Сережи. Он взялся на 5-й или 6-й неделе устроить лекцию в Петрограде. Я ее прочту в пользу той церкви в Пскове, где лупятся краски.
Наконец, вчера же напал на след П.Г.Виноградова[1796], с которым и завтракал в ресторане Донона. Он давно напечатал мою статью в «Манчестер Гардиан» и доставил ее мне. Он говорит, что мысль — ознакомить англичан с иконою встретит в Англии отклик, несравненно более горячий, чем мысль об ознакомлении их с философией.
Кстати, Маковский обещал сделать все, что в силах, чтобы со своей стороны содействовать этой цели <…>
606. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1797] [? 03.1916]
<…> Мы хлопочем насчет твоей лекции. Я ужасно себя упрекаю, что не просила тебя устроить ее впользу музея-библиотеки Соловьевской[1798]! Все я уступаю для роли Танечек и других, а сама ничем не пользуюсь и ни от кого никакой помощи! Теперь собираю библиографию о Соловьеве — уже мне стоило 300 р. — теперь еще стоит 30 р. в месяц[1799]! Я все жертвую и жертвую, а мне никто не поможет. Так обидно! Пожалуйста, мой ангел, обдумаем и давай вместе делать, чтобы поддержать наш будущий музей! И больше ни в чью пользу не читай, не слушай рачка. У них все-таки свои маленькие интересы. Я вообще обижена! Стараюсь, выбиваюсь из сил, а меня никто не признает, а все отнимают! Ты вот уехал и мне не пишешь. Ужасно грустно и пусто без тебя, мой драгоценный! <…>
607. П.А.Флоренский — А.С.Глинке[1800] <9.04.1916. Сергиев Посад — Н.Новгород>
†
1916. IV. 9. Светлое Воскресение
Христос Воскресе!
Дорогой Александр Сергеевич! Господне благословение да будет над Вашим домом. Приветствую Вас с Христовым Воскресеньем, хотя и в единонадесятый час и прошу прощения в долгом молчании.
Сперва был смущен Вашими вопросами о В.В.Розанове. То, что спрашивали или о чем просили Вы было пустяками, сравнительно с тем, что знал я. Но написать Вам об этом значило бы объяснить как и что, а в праве сделать это да еще письменно, я не чувствовал себя. Вот и избрал восточную политику, оттягивания. А там восточная превратилась в общечеловеческую: я заболел, и далее — в русскую: задыхался (и пост) от разных дел. Простите, относительно Вашей статьи[1801] С.Н.Булгаков писал Вам, что я ее не читал, но раз Вы прислали, то тем самым и вопрос о напечатании решен. Но сделано быть это может не ранее июня. О многом хотелось бы поговорить с Вами «усте ко устом». А писать и сил нет и охоты: иное от письма так огрубляется, что потом самому тошно вспомнить. Вот хорошо бы, если бы Вам можно было бы перевестись в Посад. Хорошо бы нам собраться у Преподобного Сергия. А м<ожет> б<ыть> — все это только кажется мне, и было бы это совсем не хорошо, ибо мы любим дальнего.
608. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1802] <1916.Москва — Петроград>
Как ты там в Петрограде поживаешь? <…> Как устроил еду и когда пойдешь к Романовскому[1803]? Напиши обо всем подробно. С нетерпением жду известий о Карачане[1804] и его заместителе. Подробно узнай, мой ангел. Не забудь распросить о том, через кого есть ходы к новому начальнику. Что политические дела, к чему все клонится, какие слухи, пиши обо всем подробней <…>
Насчет твоей корректуры я распорядилась: ее будут посылать в «Путь», а отсюда мы ее тебе будем препровождать. Не забудь, что тебе послана на Новинский бульвар вся рукопись Фихте. За твоим отсутствием, надеюсь, что ее никто не тронет. Милый мой, родной, птикуля[1805], грустно мне без тебя! Много волнений и страхов обуревают душу. Очень боюсь, что ты меня не совсем понимаешь, когда я заступаюсь перед тобой за Булгакова, Бердяева и К°. Тут затрагивается много глубоких чувств из любви к тебе, из-за тебя, из-за страха за очень многое мне дорогое! Они же тут непричем, они только символы. Главное мне ты, твоя чуткость, отзывчивость, уменье понять жизнь в ее движеньи вперед, разобраться во всем, в то же время сохраняя твою ясную устойчивость, которая мне нужна и дорога и дорога прежде всего. Ты не можешь даже понять насколько ты этим своим драгоценным свойством
