можете при ехать, то напишите о с ебе, о здоровье, о занятиях, о настроении. Желаю Вам всего лучшего, большe всего здоровья.
В есь Ваш С.Б.
1906 год
29. К.М.Агеев — В.Ф.Эрну и В.П.Свенцицкому[205] <15.02.1906. СПб — Москва>
Дорогой Валентин Павлович. По поводу Вашего «Обращения»[206] мною было послано Вам три письма. Получены ли они? (2 письма и бандероль) Во всяком случае, простите за медленность исполнения поручения.
На днях я получил из редакции 22 рубля за Вашу статью, каковые деньги высылаю Вам завтра. Получил их во время перевозки своей на новое место, потому и замедлил несколькими днями. И сейчас еще не знаю, где в новом месте обитания почта. Во всяком случае на этой неделе они будут в Москве. Перешел я на должность законоучителя самой «буйной» гимназии Ларинской и настоятелем гимназической церкви. Чувствую себя отлично.
Не так давно получил письмо от князя Е.Н.Трубецкого, черезвычайно порадовавшее меня. На другой же день послал ему письмо с изъявлением полной готовности быть полезным, чем могу. На днях посылаю ему еще с указанием нескольких подходящих сотрудников. Отзовитесь вы с Владимиром Францевичем.
Пока — в периоде устройства своего угла. Надеюсь со второй недели заняться кое-чем в области вопроса о т.н. христианском социализме.
Целую Вас и Владимира Францевича. Любящий священник К.Аггеев.
Мой теперешний адрес: СПб Васильевский остров, 6 линия, Ларинская гимназия.
30. К.М.Агеев — В.Ф.Эрну и В.П.Свенцицкому[207] <2.03.1906.СПб — Москва>
2 марта 1906. Васильевский остров, 6 линия, Ларинская гимназия
Дорогие Владимир Францевич и Валентин Павлович, вчера получил Ваше письмо. Сегодня отвечаю на него. Вероятно потому, что за последнее время в виду суеты я отдалился от жизни, но Ваше письмо удивило меня. Неужели и теперь могут быть затруднения цензурного характера? Ведь духовной цензуры нет. А «Взыскующим града»[208], вероятно, религиозно-общественного содержания… Во всяком случае, я готов, чем могу, служить Вам. Боюсь только буду не особенно полезен: в светской цензуре у меня особенных ходов нет. Могу лишь торопить обычным путем. Если имеет силу духовная цензура, и если Ваше произведение можно провести через нее одну, то могу быть более полезен. Председатель цензурного комитета (бывшего) — мой знакомый, знаменитый отец Матфей, который, надеюсь, сделает все возможное…
Итак, шлите статью. С нею отправлюсь по назначению в первый же вечер по получении. Почему вы не хотите напечатать ее предварительно в в «Еженедельнике» князя Трубецкого[209]? Ведь он выйдет на днях. Оттиски в количестве 200 экземпляров — бесцензурны… Впрочем, вам виднее.
Чувствую себя на новом месте отлично. Постом занят очень. У меня церковь открытая для посторонней публики, и при ней развита приходская жизнь. Я служу ежедневно, исключая только понедельник.
Напишите мне о том, принимаете ли вы участие в «Еженедельнике». Почему вы не поименованы в предварительном объявлении? Простите за спешное письмо: сейчас после долгой службы. Крепко целую вас
Любящий свящ. К.Аггеев.
31. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[210] <16.03.1906. Москва — СПб>
Дорогой Саша!
Видишь не успел ты уехать, а я уже пишу.
Была Ивашева[211]. Спрашивала между прочим: был ли ты в Саду[212] и узнал ли что-нибудь о нем, пожалуйста, напиши. Мы с ней поговорили сегодня очень хорошо, как давно не говорили. Сережа[213] просил передать, что хотел вас спросить о диаволе. Ивашева читала «Церк<овь>. Апост<ольскую>«[214] Агаше[215]. Та поняла все — выказала это в вопросах. Была очень довольна.
Приходил Боголюбский (сын). Как пришел, прямо заговорил о церкви. Очень милый и хороший юноша. Рассказал и о том, как пришел к Христу. Мы говорили много и долго. Расстались совсем друзьями. Это что-то бесконечно удивительное — как люди с разных сторон подходят к одному и тому же. Мы почти все время говорили об общине. Он тоже о ней мечтает и хочет дела. Еще увидимся с ним.
Твое «житие»[216] меня совсем очаровало. Я думал о нем и, между прочим, вспомнил такую вещь: отчего ты ничего не написал о стигматах. Ведь это тоже характерно для Франциска — такое чувствование страданий Христа? Или может быть, у тебя были свои соображения. Мне почемуто кажется, что это вышло у тебя случайно <…> Не забудь справиться о Фиоретти для «Библиотеки»[217].
32. П.А.Флоренский — С.Н.Булгакову[218] <18.03.1906. Москва — Киев>
Многоуважаемый Сергей Николаевич!
Эрн посылает Вам собранные мною адреса священников, остальные и текст «послания» вышлю на днях Лица с НБ отличаются особенной живостью или пописывают, их можно иметь ввиду, как сотрудников. Рекомендованы они товарищами. Некоторым посланы по нескольку экземпляров плаката и послания для распространения, кое-кому уже дано знать.
Куда направлять ихние письма? В Академию ли, к Вам ли? Пришлите и мне плакатов[219], штук 30 и посланий[220] штук 50.
На днях Эрн вышлет Вам мое кое-что. Попрошу только: если можно, то приготовьте мне оттисков или пришлите нумера газеты. И вообще, будьте добры присылать мне по нескольку (до 25 экз.) штук, что будет печататься из моего.
Профессоров потороплю и попрошу прислать что-нибудь теперь же. Если будут у товарищей подходящие статьи (кажется, есть кое-что), присылать ли?
Стихи присылаю по настоянию Эрна, хотя великолепно знаю, что они скверны. Но если Вы захотите печатать их, то пдпишите так: Ф.П. Готовый к услугам П.Флоренский. 1906.03.18
33. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[221] <26.03.1906. Москва — СПб>
Дорогой Саша! Булгаков прислал письмо где умоляет о присылке статей. Вспомни Лашнюкова! кроме того, может быть, сочтешь возможным написать еще раз в Тифлис о присылке корреспонденции оттуда непременно к первому № <…>. У нас целая вереница статей. Рабочие, между прочим, тот художник, Грифцов[222], Сизов[223], гр. Бобринская .
34. В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову[224] <5.04.1906. Тифлис — Москва>
Дорогой Саша! Сегодня получил твои две открытки и 2 пересланных тобою письма. Большое спасибо. Доехал я хорошо, в 4 суток без одного часа <…> Я был у твоих в первый день Пасхи. Они взяли 20 экз. Павлушиной проповеди[225], остальные взял священник Иона Брихничев, который, помнишь, написал письмо Городцову[226] в «Вестник Возрождения»[227]. Он с несколькими другими лицами затевает здесь издание еженедельной газеты для народа в религиозно-прогрессивном, направлении в противовес агитации о. Городцова. Сегодня мы совещались и они очень просили участия нашего вообще. Я обещал, потому что хочется им помочь — дело симпатичное[228]. С Булгаковскими оттисками[229] и Павлушиными брошюрками поступай, как знаешь. Что же Павлушу дорогого выпустили наконец?[230]<…>.
<…> Я много пишу для Киевской газеты[231].
35. Д.Н.Егоров[232] — В.Ф.Эрну[233] 6.05.1906>
6/V — 1906.
<…> Сейчас, сколько мне известно, нет вакансий на историю <…>. Относительно истории, таким образом, дело скверно. Несравненно лучше дело обстоит с логикой и особенно «философской пропедевтикой». Последний предметвпервые вводится в следующем году в VIII классе и потому он не заполнен во всех гимназиях. В целом ряде случаев он б<ыть> м<ожет> будет «поручен кому-нибудь» из преподавателей (для «очистки совести»!), но, конечно, далеко не везде отнесутся так ремесленно. Во всяком случае тут шансы исключительно большие и этим нужно воспользоваться. При свиданиях с г<осподами> директорами непременно упирайте на то, что Вы ученик покойного Сергея Николаевича[234]. Как Вам ни странным покажется этот совет, но он необходим; имя покойного князя чтится одинаково в разных лагерях. Если же будут «рекомендации», то ими не пренебрегайте. Как видите, это — дело не из приятных, настоящее мытарство <…>
36. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[235] <17.05.1906. Кореиз — Симбирск>
Стан. Кореиз 17 мая 1906
Дорогой Александ Сергеевич!
Как Вы поживаете? Как Ваше здоровье? Есть ли что новое?
Давно собираюсь Вам писать, да лень и хандра мешали. На Ваше имя прислана из Петербурга рукопись «<нрзб>» , очевидно, Эрна, она у меня лежит до дальнейших указаний, кому ее передать. Письмо распечатал, но, конечно, не читая, прилагаю. Из киевских газет я узнал, что «Народ» остановлен был постановлением судебной палаты еще 17 апреля; почему-то нам об этом не сообщили своевременно. История эта у меня совершенно затянулась, если не считать «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет» (Примечание для моих хулителей: это Пушкин, посвящ. Е.Онегина).
Я убедился и почувствовал с несомненностью, что издавать газету было великим соблазном и безграничной дерзостью при нашей слабости религиозной, и особенно милость Божия проявилась в том, что газета прекратилась в силу внешних условий, и вообще эксперимент прошел сравнительно нешумно, обнаружив перед нами только слабость нашу.
Не поражает ли Вас еще, что ведь все-таки отозвалось в конце концов поразительно мало из всех наших адресатов. Это наводит меня на пессимистические мысли и об еженедельнике. Судя по намекам Трубецкого, трещать начинает и его «Московский Еженедельник» Впрочем, что еще будет до осени!
Я переживаю отчаянные приступы политической лихорадки, живу от газеты до газеты, пропадаю от своего бессилия и бездействия. Подлое состояние, не пожелаю и врагу. Надеюсь, что это минет с минованием критического момента. Вы не должны этого презирать. Хорошо, если стоишь выше и действенен, если же этого нет, болит совесть, а м<ожет> б<ыть> и сатана искушает. Что-то теперь переживаете Вы?
Я получил от Мережковского преувеличено ласковое письмо, которое однако все-таки меня порадовало. Я продолжаю очень чувствовать связь с ними, и в этом духе ответил. Он пишет про сборник, чтобы статьи были к сентябрю, и Вам поручает это передать. Хорошо бы, если бы они поспели, только я не верю, а сборник очень жалею. Обещаю им тему: Христос и Антихрист в современном социализме. Д<митрий> С<ергеевич> просит меня снестись с Флоренским и просить его описать свои переживания в тюрьме етц (?!). Здесь приходится поставить только вопросительный и восклицательный знак перед такой непроницательностью даровитого беллетриста. Я отвечаю, что едва ли Флоренский согласится и излишне просить его об этом. Но вообще, списываться с ним взялся. В списке сотрудников есть все, кроме Свенцицкого и Эрна, — Мережковский не может им простить, да и те сами не пошли. Как это грустно! Не попытаетесь ли уладить это Вы? Впрочем, не стоит.
Мне Струве предлагает очень выгодные условия для постоянного сотрудничества в «Думе», пока газетке довольно паршивой-кадетской (200р. жалования при 4 статьях в неделю и 10к. построчно). Меня это отчасти соблазняет возможностью бросить кафедру и перехать в Москву, а вместе устрашает обязательностью многописания. Во всяком случае в соединении с журналом это намного бы облегчило переезд в Москву.
Писать я ничего не могу, думать тоже. Писать курс политической экономии совсем не в состоянии, испытываю это как непролазную скуку и ложь, и это меня тоже обескураживает, тем более, что половина работы сделана.
Кажется, будет революция у нас настоящая! О соборе вести в газетах беспокойные. Хочу писать об этом у Трубецкого. Удручает очень дальность от центров.
Сборник наш, очевидно, снова застрял, — я. пока что, не имел еще ни одной страницы корректуры. Скверно!
Обнимаю Вас. Ваш С.Б.
Пишите. А какой паршивый вышел сборник о смертной казни[236]! Не хватило у нас
