Кроме того зовет Бердяев, и проездом через Харьков заеду к нему, как-то его найду!
Михаил Александрович только вчера уехал в Петербург за хлопотами по Вашему делу. Раньше он никак не мог, почему не осуществилась и Ваша мысль попасть в Москву до общего разъезда. Эрн мне говорил, что он устраивает Вас у Бобринской[505] и что Вы соглашаетесь. Конечно, это не сахар, но можно будет жить в Москве, и то слава Богу. Напишу Вам из Крыма более человеческое письмо. Я это время без конца экзаменовал…
Кандидатура моя в Академии должна быть решена теперь. На днях прошел слух, что выбран кто-то другой, из «своих». Конечно, они, по-своему, правы, хотя в числе мотивов против меня у «молодых», вероятно, и вражда против религии.
Увы! Впрочем, я считаю, что вопрос еще не выяснен, а сам испытываю противоположные чувства и в случае удачи и неудачи. Вот Флоренского будет жалко!
С Эрном виделся за это время, хорош.
В<алентина /> П<авловича /> видел как-то на улице, он встретился нежно (и мне это было радостно), обещал зайти проститься, но, конечно, не зашел. Дряни этой его последней не читал и не собираюсь, хотя знаю, что впечатление и на мою жену будет соответствующее. Но что Вы скажите, если он, по словам его Эрну, говел — сильно, значит одновременно… «Слишком сложен человек, я бы упростил …»[506]
Михаил Александрович «возил» в Пустынь двух студентов, по их просьбе. Он благополучен и благодушен. Относительно Религиозно-философского общества ничего не решили; все, конечно, в руках В<алентина /> П<авловича /> и его устранения или неустранения … В Киеве тоже есть. Там пародирует Павел Тихомиров[507]. Помните? Желаю Вам всего доброго, авось М<ихаил /> А<лександрович /> что-нибудь устроит. Целую Вас.
Да хранит Вас Господь!
Ваш С.Б.
Надеюсь, Вы не поверите подлинности приписанного мне в газетах письма Милюкову по поводу мордобоя.
95. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[508] <10.06.1908? Люботин — Москва>
ст. Люботин, Южных дорог, имениеТрушевой
10 июня
Дорогой Владимир Францевич!
Получил от Вас 77 руб. 99 коп. и немедленно пересылаю Ельчанинову 40 руб. Я до сих пор ничего не знал о судьбе сборника «Вопросы религии». Не знал даже выйдет ли сборник. Из присылки гонорара заключаю, что сборник вышел. Очень хотел бы этот сборник иметь. Неужели издатель не высылает авторам по экземпляру? Если можно запросить, чтобы я получил сборник, то, пожалуйста, сделайте это.
У меня есть статья «Христианство и государственная власть»[509], которая тесно связана со статьей, напечатанной в «Вопросах религии»[510]. Статья эта повидимому не подходит ни к одному общему изданию и могла бы быть напечатана только в сборнике в роде «Вопросов религии» или «Религия и Жизнь», или в журнале в роде «Живая Жизнь», «Новая Жизнь»? Предполагаете ли Вы в ближайшем будущем выпускать сборники или подобные издания? Если да, то я хотел бы поместить мою статью в подобном издании. Будьте добры, ответить мне по этому поводу. Укажите также, куда послать статью, если будет место, где ее можно будет напечатать.
Очень жалко, что Вы приехали в Париж тогда, когда я уже оттуда уехал. Очень рад был бы повидать Вас и поговорить с Вами. Иногда я думаю, что между нами больше общего, чем это может сначала казаться. А я сам очень нуждаюсь в общении с людьми, которые идут к тому же, что и я. А где теперь В.П.Свенцицкий? Его книга «Антихрист» произвела на меня очень тяжелое, кошмарное впечатление. Многого я в Свенцицком не понимаю. Ужасно, что все мы скорее разъединяемые, чем соединяемые. Я и Мережковский во многом разъединились, Булгаков — с Вами, и все мы друг с другом. Не достигается даже минимума христианского общения[511].
<неразб. 2 слова> меня очень обрадовало Ваше письмо. Редко получаю хорошие письма.
От сердца желаю Вам всего лучшего.
Мой деревенский адрес остается в силе до осени.
Ваш Николай Бердяев
96. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[512] <11.07.1908. Ливны — Симбирск>
г.Ливны, Орловской губ. 11 июля 1908 г.
Дорогой Александр Сергеевич!
Ужасно давно не писал Вам, на большое письмо не хватит энергии, а на малое охоты. Видел в Крыму перед отъездом М<ихаила /> А<лександровича />[513], который доехал-таки до В<ладимира /> А<лександровича />[514] и узнал от него, что Ваше дело остается в прежнем невыясненном положении. Я понимаю, по крайней мере, что будущую зиму Вы будете в Москве проводить? Будем стучать во все двери, с осени надо будет возобновить поиски. Поездка М<ихаила /> А<лександровича /> не привела ни к чему вследствие ряда неблагоприятных обстоятельств. Конечно, Вам от этого не легче, ждать и ждать. Как Ваше здоровье теперь?
Когда Вы приезжаете в Москву? Я сижу за книгами, все по истории христианства, занимаюсь и немцами. Все зреет желание и решение перейти окончательно на «богословие», но и мне для этого надо проходить стаж, так или иначе, а легко ли! Писать ничего не пишу, — некогда, жаль тратить свободные обрывки времени на отсебятину, когда такое необъятное поле изучения, столь завлекательного. Конечно, это иное — чем чтение святых отцов, — умовое, но все-таки завлекательное. Хотелось бы заняться большой научной работой, но не знаю, когда удастся и удастся ли. Очень восхищаюсь немцами за их науку, в этом есть свое благочестие, хотя нам и чуждое, и недоступное.
С Академией дело не вышло, выбрали по рекомендации факультета Савина — специалиста[515]. Формально это, конечно, правильно. Я был подготовлен к неудаче и, кроме того, боялся нового компромиса, так что я не был огорчен. Флоренский (он избран на кафедру истории философии) хочет пробовать в будущем. Бердяева не застал, хотя и заезжал к нему, вследствие его нелепой неточности. Жаль, теперь до осени. Настроений — увы! — у меня нет, какая-то деревянность и мертвость, нечем похвалиться. Кроме косности души, может быть, чересчур рационалистически живу. От Эрна имел весточку из заграницы[516]. О. Федор[517], м<ожет /> б<ыть />, попадет в ректоры Академии, жаль его!
М<ихаил /> Ал<ександрович /> отдохнул, а то он очень утомленным выглядел. Хочу вымучить из себя нечто о Толстом, — ноблессе облиге — да не знаю, смогу ли; нет непосредственного влечения, да и не могу отдать себе ясного отчета, что это за смесь религиозной тупости и слепоты, и пророчественного служения. На меня тяжелое впечатление (относительно душевного его строя) произвело письмо о смертной казни[518]. Как-то сложится будущий год? Думаю, но ничего не придумаю об религиозно-философском обществе, все-таки участь его остается в руках В<алентина /> П<авловича /> и его отстранения или неотстранения. О нем ничего не знаю и не слыхал.
Целую Вас, да хранит Вас Господь!
Ваш С.Б.
Здесь до августа, а август — в Крыму.
97. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[519] <26.07.1908. Ливны — Страсбург>
Ливны, 26 июля
Дорогой Владимир Францевич!
Завтра выезжаю обратно в Крым до сентября. От души радуюсь <тому />, что на душе у Вас живет и зреет. У Вас есть то завидное качество (конечно, если оно в меру и, так сказать, оправдано), которого у меня нет и, кажется, никогда не будет: спокойная уравновешенность и твердость воли. При верном внутреннем курсе, которого сердечно Вам желаю от Бога, Вы можете прожить плодотворную жизнь. Но воздержусь от лирики и о Вас, и о себе. Я так же люблю готику, как и Вы, хотя ее недостаточно знаю, жалею, что не был в Страсбурге, но был в Вене, Ульме, Кельне (хотя Кельнский собор и не жалую). Очень сильное впечатление, почти такое же, как Нотре Даме, на меня произвел св. Марк в Венеции.
Живу здесь в атмосфере русской бедности, темноты, простоты и всего того, что так живописал Чехов. Начинаю уже жалеть о быстро промчавшемся лете, после которого начнется лекционный год, и мне придется оторваться от книг, за которыми просидел бы еще долго-долго, да и лучше бы мне…
— Звонят ко всеношной, таким хорошим густым, благодатным звоном, который переполняет наш город и поднимает над непригляднойдействительностью. Вот заграницей нет этого… Пора кончать… Всего Вам доброго.
Любящий Вас С.Б.
98. А.В.Ельчанинов — Е.Д.Эрн и В.Ф.Эрну[520] <19.08.1908. Тифлис — Москва>
Милая Женя!
Сейчас я получил Ваше письмо, завтра уезжает Наташа, а я тороплюсь ответить Вам, хотя бы коротко, т<ак /> к<ак /> в почте я разуверился совершенно. Ваше письмо мне очень напомнило Вас, хотя Ваш язык в письме не таков, как когда Вы говорите; все же вспомнилось многое — не детальное, частное, а типичное, Ваше. Это письмо Вы получите, уже возвратившись из Вашей поездки в Питер, и я опять взываю к Вашей доброте с просьбой возможно полнее описать Ваши встречи и впечатления (о самом реферате[521], о прениях, жене Аскольдова и т.д.). Меня радует, Женя, очень, что Вы помните и даже любите Соню. Я узнал о ней кое-что от моего брата Коли, который был в Питере и жил у них. Но кажется, я писал об этом Володе. Она помирилась со своими, ведет бурную жизнь, поздно ложится, сблизилась с некоторыми подругами. Что меня обрадовало ужасно, так это то, что она видела Дункан[522] и поняла ее.
Реферат я не пишу еще, хотя занимаюсь много разными вещами: философией биологии, историей гимнастики, особенно греческой, пишу вообще). Для меня здесь появилось новое дело; совершенно неожиданно в Тифлисе некий офицер Левандовский открыл школу «нового типа», школа красивая, шумная и веселая, и я туда часто хожу наблюдать. Да вот еще: читаю Метерлинка «Ла сагене ет ла дестинее» и изумляюсь, поучаюсь, наслаждаюсь. Я думаю пробыть здесь довольно долго, во всяком случае до тех пор, пока получу деньги за Робинзона или за «Вопр<осы /> Рел<игии />» — иначе ехать не на что. Да я здесь чувствую себя недурно. Одно плохо: точит и грызет меня червь недовольства собой; ни одного дня, ни часа даже не бывает спокойным; а что сделать, чтобы успокоить его, я не знаю. Я уже кормлю его и Метерлинком, и Робинзоном, и Дарвином, и даже Мюллер’ом[523] — все не сыт еще. Думаю взяться за греческий и латинский. Пока торжествую над главным своим врагом — сонливостью: ложусь в час, встаю в 8, но… ем ужасно много…!
Погода здесь по-прежнему великолепная, ясная, солнечная — чуть только похолоднее, чем раньше. Пока все, прощайте, милая Женя, всего Вам светлого, Вам и окружающим Вас.
Саша. 8/19 1908. Тифлис.
Дорогой Володя! Вышла книга, очень интересная (судя по оглавлению) — «Литературный распад», где большевики — Горький, Троцкий, Каменев, Луначарский и др<угие /> выступают против современной литературы, ожесточенные победой декадентства[524]. Здесь она еще не получена. Я вероятно напишу о ней.
Если будешь в силах напиши, напиши мне, Володенька, о вашей поездке в Москву[525], потому что мне очень важно это; особенно, как
