жизни от этого занятия кроме ущерба ничего, а выйдет ли что, тоже не знаю. Очень сомнительно, чтобы получилась «диссертация». Остается ли у Вас возможность работать при службе и пишите ли Вы что-либо?
Храни Вас Господь! Не торопитесь с ответом, я знаю, что Вам трудно. Но если соберетесь дать о себе весточку, буду рад. Бердяев в том же положении, но пока набрал себе литературной работы в издательстве.
Целую Вас. Любящий Вас
196. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[799] <10.06.1910.Кореиз — Симбирск>
10 июня 1910 г. Кореиз
Дорогой Александр Сергеевич!
Ваше письмо поучил на другой день, как отправил Вам свое. Я от Эрна с самого отъезда из Москвы известий не имел, хотя он и обещал написать мне, когда устроится. Прежний его тифлисский адрес: Тифлис, Дидубе, Глданская ул. собств. дом.
Целую Вас. От Михаила Александровича новых известий все нет.
Да хранит Вас Господь! Ваш С.Б.
197. Е.К.Герцык — В.Ф.Эрну[800] <31.07.1910. Судак — Бакуриани>
31 июля, Судак
Мне было радостно, милый Владимир Францевич, получить маленькую весточку от Вас, спасибо и за Беркли, которого Вы так остроумно и уничтожающе породнили с нынешними немцами[801]. Но всего больше волнуют меня Ваши слова о Логосе по поводу «Логоса», которые я только что прочла[802]. Нужды нет, что это быстрая, с полемическим заданием написанная статья, за нею чувствуется такая глубокая тишина, долгий путь и та уверенность и меткость удара, которая бывает при самой большой — не только своей собственной — силе. В Вас есть то бесстрашие, то дохождение до конца, которого так мучительно, особенно последнее время, не вижу вокруг и в самых близких.
Я знаю, что я в далнейшем с Вами не соглашусь, что и здесь за своей справедливой и воинствующей Истиной вы не видите Вы не видите почемудерзают они (пусть заблуждаясь) выступать под знаменем Логоса, не видите, что они не только выродки рационализма, а Сыны, взбунтовавшиеся, верящие в Творчество, но не в покой Седьмого дня…
Безнадежный пафос — как бы это назвать? — трансцендентализма я почувствовала особенно остро в «Символизме» Белого[803] (страшная книга), но он же проскальзывает за маской благополучия порой и у немцев. Я их не люблю, но я слышу, что и они идут, будят, готовят… Конечно я говорю не об идиотских их выходках против русск<ого> предания, а о существе их, пусть церквененавистнической, но не нейтральной мистически философии.
Мы переживаем очень трудное время — 6 недель назад тяжело заболела Евг<ения> Ант<оновна>, и несколько докторов считали ее в безнадежном состоянии. Долгая и мучительная борьба за жизнь была, и долгие дни мысль о смерти. Теперь она оправляется, но так медленно и трудно. За время ее болезни я много говорила с Минцловой[804], приехавшей по просьбе больной. Я была с нею раньше во вражде и теперь узнала ее впервые близко и по-новому. Теперь я глубоко, бездонно устала и, видите, пишу карандашом…
Жду к нам Бердяевых недели через 3. Вяч<еслав> Ив<анов> сейчас на пути в Рим — переезжает границу. Радуюсь и боюсь за него. Здоровых, светлых и творческих дней желаю Вам.
Герцык
198. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[805] <6.08.1910. Бегичево — Михайловское>
№ 1
августа
Милая и дорогая
Начну с самого для тебя интересного. После двухнедельного долгого обсуждения все мы наконец пришли к соласию, чтобы я просил себе коандировку на вторую половину года. Как-то всем это оказалось удобнее: для сыновей при этой комбинации жерт — никаких, а только одно удовольствие; в финансовом отношении затруднения отпадают. Наконец, я надеюсь, что это будет лучше длясамого главного: именно нужно, чтобы наши отношения в Москве установились по-новому уже до отъезда за границу и чтобы от этого воспоследовало успокоение для всех, о чем мы при свидании так много говорили. От души надеюсь, что все это, Бог даст, наладится так, чтобы всем было в душе легко.
Теперь у нас все относительно хорошо, хотя сначала было очень тяжело и трудно. Ну, да что же об этом размазывать! Повторяю, теперь стало легче: по крайней мере все на чем-нибудь остановились, и впереди виден исход.
Теперь предстоит подать прошение Мануилову[806] о командировке на второе полугодие. Если это осуществится, то предстоит отъезд в Декабре. Это будет нелегко и тебе, и мне, но все же это легче, чем на год, а для души, для спокойствия совести, для равновесия и прекращения раздвоения это, увы, необходимо. Ты не можешь себе представить, как я тебе благодарен за то, что ты с этим миришься, и насколько ты мне от этого становишься ближе и дороже, если ты еще можешь стать мне дороже, чем ты есть.
Получил письмо от Струве. Он пишет между прочим: «обидно, что такой флаг, как «Московский Еженедельник» оказался спущенным»[807]. Мне не столько обидно, сколько жалко: уж очень много хорошего связано для меня с этим флагом. Конечно, флаг не пропадет; но жаль целого дорогого, теперь оконченного цикла жизни. Жалко наших с тобой там переживаний; жалко и независимо от наших отношений многого, особенно вторничных собраний, всегда столь интересных.
Нужно,чтобы, по крайней мере в будущем из этого что-нибудь выросло. От всей души надеюсь, что это будет не уничтожение, а превращение. А пока прощай, моя дорогая. Крепко тебя целую. Я совершенно здоров.
199. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[808] <14.08.1910. Бегичево — Михайловское>
№ 3
14 августа 1910
Не удивляйся, что я пока не назначаю точно дня моего приезда в Москву. Вероятно придется приехать не 20го, а несколько позднее. Только в Четверг 19гоАвгуста Мануилов увидит гр. Камаровского (декана), и, следовательно, только в тот день выяснится, когда будет назначено заседание.. Очевидно, оно не может быть назначено на другой день!
Сейчас с большим подъемом перечитал твое единственное письмо после нашего последнего свидания; с нестерпением жду второго. Много думал по поводу этого письма о твоей и моей московской жизни. Перемена — громадная. Закрытие «Еженедельника» и твой переезд будут иметь последствия неисчислимые, и хотя это и трудно, но, надеюсь будет хорошо и для тебя и для меня. Перемена картиры в самом деле даст тебе возможность зажить по-новому. Что же касается «Еженедельника», то грустно и жалко всего хорошего, что есть в прошедшем; грустно, что не будет наших собраний и особенно наших заседаний там вдвоем.; жалко комнаты с портретами, с Васнецовым[809] и Беклиным[810], но в смысле дела не могу не сказать, что «Еженедельник» для меня уже прошедшее:теперешним моим задачам и настроениям он не соответствует. Писать о чем-либо текущем я сейчас не могу без насилия над собой, которое не окупается результатом! А если так, то зачем же я стану наполнять «Еженедельником» твою жизнь. И твои силы, твое время и средства должны послужить чему-либо другому, более соответсвующему потребностям времени.
И опять-таки я думаю, что с точки зрения объективной (помимо наших личных обстоятельств и чувств) прекращение «Еженедельника» — не простая случайность. Если бы он оказывал глубокое влияние и был необходим, мы, вероятно, нашли бы способы его продолжить. А что он не влиял — это обусловливается не одной общественной психологией, но причинами более глубокими. Чтобы оказывать глубокое духовное влияние, мысль должна очиститься и углубиться. Должны зародиться новые духовные силы. Нам нужно не дилетантское богоискательство Бердяева и не постное масло Булгакова, а нечто более глубокое и сильное. Публицистика, как я ее понимаю, должна питаться философией и углубленным религиозным пониманием! Стало быть, философия — первая задача, а публицисика — вторая или даже третья!
Наши настроения — спокойные и хорошие. Мое — ужасно углубляется.
Со страхом, с робостью перед великой ответственностью пишу главу о богочеловечестве и чувствую, что необходимо в это уйти с головой. Работаю много и с величайшим наслаждением. Это — главное; ничего существенного от тебя не таю; в общем стало легче. Ах, моя милая, родная, какое блаженство будет, когда станет совсем легко. А легко может быть только с тобой, благодаря твоим и моим усилиям, а больше всего — благодаря Богу, если Он даст сил и мудрости.
До скорого свидания, бесценный и дорогой друг, целую тебя крепко.
200. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[811] <17.08.1910. Михайловское — Бегичево>
3е письмо
Дорогой мой, милый мой ангел! Какая досада, что заседание не состоится 20го. Я так радовалась возможности тебя скоро повидать! Дай Бог, чтобы оно состоялось 21го или хотя 23го. Как я ни сдерживаю себя, но признаюсь тебе, что очень хочу тебя видеть. Почему ты не получил моего 2го письма, я его послала 12го? Известие о том, что ты послал прошение, а следовательно отъезд на несколько месяцев состоится, меня сразило[812]! Как я ни подготовляла себя ко всякому возможному решению с твоей стороны, но я только теперь поняла, как я надеялась, что отъезд как-нибудь не состоится. Конечно, это лучше, чем на всю зиму, но все-таки это грозит четырьмя месяцами, чего доброго! Как я молила Бога, чтобы это горе меня миновало! Это известие поразило меня в самое сердце, как что-то неожиданное! Одно рассуждать и думать, другое — переживать. Я так страдала эти дни, что даже заболела! Сейчас привела сама себе много очень строгих, разумных доводов, и опять силы поднялись, и я чувствую себя опять покойно и бодро! Пожалуйста, не тревожься этим, мой милый дружок! Требуюдаже, не смей жалеть меня! Пишу тебе это не для того, чтобы жаловаться, а чтобы ты знал все, что я переживаю, знал, как я борюсь с собой и, следовательно, как сильно во мне желание, чтобы тебе было хорошо, чтобы все было хорошо! Радуюсь, что у вас стало лучше! Слава Богу! Надеюсь, что твое решение и отъезд принесет серьезное успокоение и, главное, прочное, так, чтобы его не нужно было повторять! Как я счастлива, что ты хорошо работаешь и пишешь о таком важном. Действительно, по-моему, самое интересное и важное — это о Богочеловечестве и еще о мистическом познании. Я очень обстоятельно, много раз прочла твою главу о теоретической философии[813]. Так хорошо все объяснено и установлено твердо, так хорошо все это расчищает путь и подготавливает почву для исследования самого главного. Прочтя все это, чувствуешь потребность получить ответ и углубиться в вопрос о мистическом познании, единственном истинном познании. Каково оно, каким же образом происходит оно в нас? Страшно интересно, что ведь в нем участвует воля, действие, подвиг. Хорошо бы не только это установить, но и проникнуть в глубину этой тайны, пробраться в ее плоть и кровь. Что тыобо всем этом думаешь и что напишешь? По этому поводу
