Александр Сергеевич, как мне хотелось бы, чтобы Вы были с нами в сборнике о Толстом. Тема его: религия Толстого, следовательно, Вы вполне можете писать свое о нем, т.е. наиболее интимное, это и будет самое интересное и нужное. Статью надо в начале сентября. Если можно будет оттянуть, сообщу.
Я продолжаю делать начатую работу о «философии хозяйства». Про нее можно сказать розановским афоризмом, что пусть я бездарен, но тема моя талантливая, причем я-то чувствую преимущественно первую половину его, т.е. недостаточность своих сил. Но, сказать правду, если бы этого и не было, чем дальше, тем больше смотрю я на эти работы и начинания как на что-то «не то», что можно делать лишь извиняясь, по слабости, что не в силах отдать себя на служение Богу и Церкви. Вот как в моей душе к началу пятого десятка ставится сейчас проблема о «религии и культуре»[248]. Впрочем, это про себя и для себя. И как всегда, когда углубляешься в работу и волнуешься ею (что для меня неизбежно), то явно для себя удаляешься от «единого на потребу», а так как нужно же что-то делать, то и крутишься. Да признаться сказать, все увеличиваетсянедовольство собою. Но все это не ново, и, кроме того, все это мелко и ничтожно, когда приближаешься к Таинствам рождения и смерти и смущенной душой чувствуешь перст Божий. И совсем это разные пути и миры, и нет между ними даже подпочвенной связи, одни воздушные словесные мосты. У о. Павла родился сын[249]. Дай ему Господь свету и сил на правом пути его!
Целую Вас. Да хранит Вас Матерь Божия, Всех скорбящих Радость!
Любящий Вас С. Булгаков
314. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[250]<17.06.1911.Кореиз — Флоренция>
17.06.1911.
Крым, ст. Кореиз.
Дорогой Владимир Францевич!
Только недавно отправил Вам закрытку, — не знаю дошла ли — как получил Ваше письмо. Радуюсь, если не Вашему выздоровлению, то по крайней мере Вашей готовности к нему стремиться и возможности для того. Пока еще Ваше здоровье в Ваших руках, держите крепче. Я писал Вам уже в этой закрытке, что у нас благополучно родился сын Сергий, и мы, пережив много всяких треволнений за май месяц, теперь водворились в родные места, точнее у родной могилы. Я жую резину — все еще читаю гносеологов, прежде чем придать окончательную редакцию главе о науке. Вернулся к философии хозяйства и буду ее кончать[251], но пыл у меня к ней уже прошел, и я не знаю, удивляться или завидовать немцам, благополучно просиживающим век за школьной темой. От неопытности ли это к научной работе или от того, что отдаться целиком, душой идолу можно только, если забыть истинного Бога. Пишешь, работаешь, суетишься, а в глубине души знаешь, что все это «не то», не важно и что надо, если не мочь, то желать быть готовым оставить все… Как олень желает источника водного, возжада душа Бога Крепкаго, Живаго…[252] И в этом культурном нигилизме я чувствую себя близким к Волжскому, от которого имел не так давно любящие строки. Он живет один, семью отправил на юг, а каков сам, неизвестно. Относительно статьи о Толстом по существу отвечаю Вам, что считаю всякую помеху для Вас и отвлечение от главной работы делом нежелательным, при возможности выбора настойчиво советовал бы ее не писать. Но сейчас судьба сборника, если не стала критической, то может стать ею. Я уже писал Вам об отказе Ельчанинова писать о Толстом, я прошу Вас воздействовать на него в желательном для нас смысле, или хотя бы сообщить его адрес, который он не приложил. Волжский тоже далеко не наверное, Зеньковский тоже, Экземплярский под вопросом, с о. С. Щукиным буду говорить лишь на днях. На А. Белого не рассчитываю, Вяч. Иванов уже написал (и по-моему слабо) в «Логосе»[253](!!). Словом, сборник состоит из статей отсутствующих (дана дыра, которую требуется облить металлом, чтобы получить пушку). Находясь в таком стеснительном положении, я начал думать, что не продать ли «Пути» черту немного души и не пригласить ли в этот сборник — Розанова для этого именно сборника, но соблазнительно, особенно если окажется, что сборник состоит из отсутствующих статей. Я этот вопрос еще обдумаю и спишусь с соответствующими лицами. А о Вас думаю, что пока не выяснено окончательно, что мы имеем для сборника, занимайтесь своим делом, может быть на досуге почитывая Толстого (которого, конечно, не мешало бы иметь в запасе), и лишь в случае крайней необходимости писать статью. Поэтому пока я Вас освобождаю.
Дюшен наметился силою вещей (князь здесь ни при чем), — оказалось, что мало материала, а издательство надо расширять, чтобы оправдать накладные расходы (неустранимые и не только устранимые). Я боюсь, что если дело будет идти также, то есть количество работников или их работоспособность будет уменьшаться, а не увеличиваться, нас постигнет кризис. Иногда я об этом очень скорблю и думаю, думайте и Вы. Хотя бы Григорий Алексеевич стал переводить для «Пути», все была бы помощь! Его тронуть побоялись, и он остался в прежнем положении. Летом на него обещал влиять в желательном для нас направлении А.С.Петровский, но надеяться трудно, потому что есть сильное контрвлияние. Последнее время он был мил и оказвался полезным в деловых совещаниях, но, конечно, эту полезность он сохранил бы, если бы был просто членом комитета.
Из всей Западной Европы мне хотелось бы быть (ради культуры, конечно) только в Италии и особенно во Флоренции, но не знаю, когда попаду и попаду ли. Относительно Бердяевых имел лишь краткие известия.
Привет Евгении Давыдовне и Н<адежде> С<ергеевне> с младшим поколением. Фотографии я не получал кроме двух пробных, которые остались в Москве, не решаясь выбрать и заказать те и другие. Если Вы захотите иметь до моего возвращения в Москву, то есть до осени карточки, напишите в фотографию Шерер и <нрзб> просьбу прислать Вам Ваши две карточки наложенным платежом (6 карт. стоят 12 р., а 12 — 20, пока заказал 6) или пошлите деньги, или даже напишите, что я осенью заплачу, если неудобно иначе.
Нэли Вас приветствует. Обнимаю Вас. Да хранит Вас Матерь Божия!
Любящий Вас С. Булгаков.
Подробностей о делах издательства не пишу, потому что не стоит. Вобщем все благополучно. Сковорода нужен, и нужнее Толстого.
315. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[254] <22 ? 06.1911. Михайловское — Бегичево ?]
<…> Моя жизнь складывается очень хлопотливо, опять должна ехать в Москву, думаю на четверг и пятницу, в редакции накопились дела и денежные расчеты разные. Читала эти дни статьи Щукина по просьбе Сергея Николаевича. Мы с ним думаем их издать брошюрой; он пишет, чтобы я их перечла и ему написала подробно свое мнение. Что ты думаешь об этом? Напиши.
Я должна скорее написать об этом Сергею Николаевичу, т.к. он увидит Щукина. Вышла неприятность с Эрном. Посмотри «Русские Ведомости» за 21 июня, там напечатано открытое письмо, в котором Эрна упрекают за неточность в библиографии Соловьевского сборника. Оказывается, что статья Н.К.Михайловского написана по поводу другого, а не Владимира Соловьева. Эрн всегда опасен и в работе. Что это, болезнь ли его или органический его недостаток? Я хочу непременно ему поставить все это на вид. И самомнеия у него много!
Постоянно получаю письма от Булгакова и Эрна о «Пути», полные забот. Они так же, как и я, придают этому делу большое значение, и верят в него. Это меня очень ободряет! Это то, чего не было в «Еженедельнике» — оттого он и умер. Я все больше верю, что в «Пути» может развиться жизнь, конечно, если все будут его любить и в него верить! Это большое и глубокое дело, несмотря на его скромную внешность. Но и в этом отношении оно разовьется при единодушии и горячности всех <…>
316. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[255]<22.06.1911, Кореиз — Рим>
Дорогой Владимир Францевич!
Хотя и не хочется волновать Вас дрязгами, однако не могу не послать Вам вырезку из «Русских ведомостей» от 21 июня, №141, где рецензент (по-видимому, скрывающийся за псевдонимом, хотя, впрочем, я совершенно не догадываюсь, кто это) хочет Вас подсидеть со стороны метода Вашей работы[256]. Прав ли он в своем утверждении или не вполне? И как могло получиться это недоразумение? Сам я этой статьи Михайловского или не читал, или же не помню. И как кажется Вам уместнее поступить: отмолчаться или же как-нибудь ответить.
Щукин о Толстом писать статью отказался, так что одной статьей для сборника стало меньше. Как подло поступают с нами «Русские ведомости»: они знакомят публику с нашим издательством только таким методом: статьей Козловского[257], полемикой об издании Киреевского, теперь щипок по Вас, — о сборнике же самом не было ни строки. Смотришь-смотришь, терпишь-терпишь — даже и одурь возьмет. Пишу Вам немедленно по получении газеты.
Обнимаю Вас. Не волнуйтесь больше, чем следует, потому что едва ли кто заметит это письмо, если только не будет подхвачено друзьями из «Логоса». Привет Вашим домочадцам.
Ваш С.Булгаков
317. С.Н.Булгаков — М.К.Морозовой[258] <23.06.1911. Кореиз — Михайловское>
23.VI.1911. Крым, ст. Кореиз
Глубокоуважаемая Маргарита Кирилловна!
Вы, конечно, уже прочли «письмо в редакцио» «Рус<ских> Вед<омостей>» от 21 июня некоего Павла Попова (очевидно псевдоним), касающегося библиографии в Соловьевском сборнике и заключающее в себе тонко расчитанный и попадающий в цель удар по «Пути»[259]. Единственный способ, которым «Русские ведомости» считают нужным знакомить своих читателей с «Путем», это выходки Козловского, бравады новоявленного «Философа»[260] (в том же номере, — ведь не может же быть это Яковенко?!) и это открытое письмо. Но так или иначе, но я испытал, читая его, наибольшую боль за «Путь», чем от всех до сих пор случавшихся злоключений, и могу объяснить эту, вообще говоря, непростительную ошибку Эрна только его болезнью, в которой он составлял свою библиографию, но при этом остается непонятным, как это произошло. За библиографию я вообще не был спокоен, п<отому> ч<то> мне уже указывали на ошибки в ней, но менее одиозного характера. Как мне ни жаль волновать Вл<адимира> Фр<анцевича>, я не счел возможным скрыть от него этого письма (ведь он может узнать о нем и помимо) и немедленно послал ему вырезку и спрашиваю, можно ли как-нибудь здесь ответить или нет, прося сообщить мне о своих предположениях и не предпринимать самостоятельных шагов. Боюсь,что ответить здесь нечего и останется лишь расписаться в получении. В первый раз я порадовался, что не осуществилось наше торжественное пронунциаменто к этому сборнику, и я тоже стал думать, что лучше нам держаться поскромней и
