несет креста, разве Россия со времен татар не несет креста!
Я уверена, что не от того мир несчастен, что не несет креста, потому что я знаю, что он его несет, а потому, что мало в нем любви! А любовь одна творит чудеса и воскрешает здесь на земле. А раз есть живая любовь, то и Крест с ней неразлучен, т.к. только они вместе открывают нам мировую душу. А если есть любовь и Крест, то есть и Воскресение, и радость!
Не стоит больше писать тебе об этом! Ах если бы мне дал Бог твой талант, как бы я написала, как бы я привлекла все души и как бы мы любили Бога и землю, и как бы мы ее жалели и украшали, и радовались бы, что Бог нас создал и послал нас этим Путем, и дал нам познать Любовь, следовательно возможность познать мир и Его самого. А это все сушь и неправда! Презрение к человеческому. Ничего из этого не выйдет.
Что ты пишешь о медиумическом прогрессе еще не переварилось в моем сердце, но возбуждает пока сомнения и вопросы. Не аристократизм ли это? Почему избранные только достойны и в чем тот критерий, которым они двигают, а не другие. Если это критерий «Креста», то нищий не больше ли Гoте или Пушкина или даже Сократа несет Крест, так как его смерть, одного на дороге, ужаснее, чем торжественная смерть Сократа в славе!
По христианству так не выходит. А если признать, что Гoте, Пушкин, Сократ, Бетховен — Медиумы, тогда это совсем не по-твоему, а по-моему больше. Тогда задача творчества жизни не только в Кресте, но еще в чем-то? А в чем? Это очень, очень глубокая штука, и по-моему в твоей мысли о медиумическом прогрессе ты должен натолкнуться на нечто очень важное.
Не знаю права ли я, но говорю то, что чувствую и что для меня составляет центр моей души. В философии я еще этого не нашла. Как хорошо бы, если бы ты нашел! Я могу только интуитивно догадаться, а ты можешь воплотить.
Счастливый вообще, но не понимающий своего счастья? Почему у тебя такая радость чувствуется в стремлении убить всякую фантазию всякий восторг, а не найти в них плодотворное. Я вполне согласна, что нельзя верить в чудодейственную силу политических перемен, и здесь можно охлаждать. Но нельзя смешивать все человеческие «утопии» в одно. Иные только одни и спасают мир от гибели и материализма, так как дают силу чувствовать чудесное и прекрасное в мире.
Уж очень ты закостенел в твоем справедливом христианстве и добродетели 48 лет. Пожалуй это непоправимо и безнадежно!
Ты мне говоришь «приятные» вещи в каждом письме «теплые слова»! Мне нужно или огненное или уж лучше ничего. А «приятное» и «теплое» меня ужасно выводит из себя. Не сердись или рассердись, но могу же я быть самой собой с тобой, или ты хочешь, чтобы и я превратилась в ходячую мораль, преисполненную «благих» и «теплых» намерений. Даю тебе слово, что эти молнии направлены на тебя, а не на Веру Александровну. Ее я только жалею, боюсь за нее, молюсь за нее, чтобы она поправилась, а тебя я бы с удовольствием побила, если бы ты мне сейчас попался. Хорошенько тебе попадет за все! Дрянь, негодный, не стоящий любви, но все-таки целую. Пиши!
384. М.К.Морозова — Е.Н.Трубецкому[1182] <лето 1912. Михайловское — Бегичево?] Ангел мой, сокровище мое бесценное! Необходимо мне сегодня написать тебе несколько слов! После таких тяжких и мучительных дней сегодня у меня воскресенье в душе! Какое-то торжество чувствую в себе, крылья выросли! Весь мир хочется обнять и полететь куда-то высоко, высоко. Ангел мой, мне так хочется сейчас писать тебе, тебе одному я могу все сказать и знаю, что ты услышишь меня, потому что с тобой одним связана неразрывно жизнь моей души. Сегодня утром носилась везде, не могла остановиться, так радовалась ослепительному солнцу, пенью птиц, чудной зелени и вместе с такой нежной любовью думала о тебе! Сокровище мое, со слезами думала о тебе и жалела бесконечно, что вчера не написала так нежно, как хотела! Вчера не могла, а сеодня могу! Вчера чувствовала себя рабой разбитой, а сегодня свободной и бесконечно сильной. Так много, бесконечно много любви в душе я чувствую, так хочется, чтобы твоя душа почувствовала это расцвела и улыбнулась! Что как не любовь к "нему" творит чудеса и раскрывает душу к Богу, к миру, а ты называешь ееутопией и ограничиваешь. Мне все чудится твой трогательный драгоценный образ и умиляет мое сердце. И несмотря на многие недовольствия и несогласия я хочу быть тебе другом, хочу тебя любить без конца, дарить тебе всю любовь и нежность моей любви беззаветно. Будь спокоен и ясен, мой ангел, Христос с тобой, молю Его, чтобы Он дал тебе сил и бодрости и чтобы не иссякал источник жизни и творчества в твоей дорогой душе. Ах, сколько красоты, сколько музыки и бесконечно чудесного в мире, и как сияет в нем твой солнечный, волшебный образ! Смотри, не забывай меня! Я не хочу, чтобы ты любил кого-нибудь кроме меня, но с другой стороны именно оттого и любил бы всех, это глубоко так! Чем горячее отдашь, потеряешь свою душу для одного, тем глубже и горячее полюбишь мир! Ангел милый, светлый, прекрасный, целую тебя без конца, мое счастье, моя жизнь, моя радость, будь здоров, работай неустанно, помни обо мне! Твоя Гармося. Пиши обо всем больше. 385. В.Ф.Эрн — А.В.Еьчанинову[1183] <26.06.1912. Кастель Гандольфо — Старый Менглис>
Дорогой Саша!
Ты до такой степени исчез у нас из виду, что становится даже грустно! Где ты? Что с тобой? Чем занимаешься? Помнится летом в прошлом году я послал тебе письмо, на которое ответа не пришло. На мои вопросы о тебе Аскольдовы и Надя пишут, что им тоже ничего не известно. Пожалуйста, отзовись! Вспомни о своих друзьях, которые часто поминают тебя в своем итальянском уединении, и напиши о себе подробно. Мы вот уже два месяца живем на берегу Альбанского озера в часе езды от Рима. Насчет здоровья у всех не очень важно, но вооще говоря, процветаем. Я усиленно работаю над книгой, Люсенька[1184] усиленно растет, Женя усиленно занимается хозяйством и итальянским. Теперь уже читает Ла Дивина цоммедиа. Шлем тебе привет задушевный и желаем всех благ. Привет твоим.
Твой В. Эрн.
Наш адрес: Рома, Цастел Гандолфо, виллино Монацо.
386. Е.Н.Трубецкой — М.К.Морозовой[1185] <5.07.1912. Бегичево — Михайловское>
Дорогая, милая и бесценная Гармося,
Ужасно огорчило меня и поразило неполучение тобою письма. <…>
У нас по-прежнему очень нервно и грустно: очень огорчает состояние Сережи, Верочка же лучше. И я чувствую, что энервировался, стал совершенно без нужды раздражителен! Ну, да что об этом писать, наверное ты уже получила пространное тому объяснение в том, надеюсь, только запоздавшем письме. Из сегодняшнего № «Русских ведомостей» вижу, что моя статья напечатана в «Речи». Когда получу оттуда оттиски, вышлю.
В Калуге испытал весьма грустные впечатления. Во всем ежеминутные напоминания о том, что у нас все к чорту. — Легкомысленное равнодушие народа, находящегося на краю погибели, к собственной участи! Выбирали от земства члена Государственного Совета. Мой кандидат Осоргин, дельный, знающий и чудный человек, разумеется, провалился, и выбрали полное ничтожество Булычева, который будет без речей проваливать все начинания Думы. Ужаснее всего то, что почти таким же большинством (на два шара меньше) был выбран его антипод — левый октябрист Коншин[1186]. Это доказывает, что у собрания — никакого направления и никакой заботы о России. Вся суть только в угождении личностям, особенно, власть имущим. 26-го я буду вдвоем с Сашей[1187] в Москве. На какой квартире ты будешь?
С.Щербатов застрял с больной женой в доме Князевых.
Родная моя, любимая, и я тоже стосковался по тебе. Дай Бог, чтобы с Леночкой все обошлось благополучно, и несказанно рад, что повлиял на Мику. Несказанно рад, если вообще в чем-нибудь могу тебе помочь и сделать доброе! Крепко-крепко и бесконечно нежно тебя целую. Надеюсь, до скорого свидания, моя обожаемая, бесценная и дорогая.
387. С.Н.Булгаков — М.К.Морозовой[1188] <6.07.1912. Кореиз — Михайловское>
Кореиз, 6 июля 1912 г.
Дорогая Маргарита Кирилловна!
Летнее затишье, слава Богу, захватило и нас, я по крайней мере, вполне наслаждаюсь этим затишьем, благодаря которому, в соединении с прекрасной, т.е. прохладной погодой и крымским воздухом, я чувствую себя совершенно оправившимся телом и отдохнувшим душою.
К этому присоединяется и отсутствие интенсивной работы, т<ак> ч<то>, хотя и не бездельничаю, но ничго не пишу, а только подчитываю и почитываю. Для меня с несомненостью выяснилось уже теперь, что для статьи в философский сборник я за лето не напишу ни строки, — вселето, половина которого уже прошла, уйдет на подготовительную работу, а затем начнется «сезон», и до рождественских каникул писать тоже будет трудно. И это затрудняет для меня психологически поторапливание других, которые спрашивают о сроке (очень сомневаюсь я и в том, что Евг<ений> Н<иколавич> напишет свою статью). Отсюда следует, что раньше 2-го полугодия философского сборника нам не изготовить, а стоит ли выпускать во втором полугодии? Над этим надо подумать. Этот сборник серьезнее, труднее и ответственнее предыдущих, и уже поэтому одному торопиться с ним не приходится, хотя для издательства это и неблагоприятно. Однако я предпочитаю теперь же отдавать себе отчет в положении дела. В самом благоприятном случае я смогу написать статью только осенью. — С.А.Цветков «Русские ночи» приготовил, но работа для него оказалась тягостнее, чем можно было думать (не позволили приводить переписчицы, не мог достать экз<емпляра> «Русских ночей» и под<обное>) Этот опыт наводит его на печальные размышления относительно возможности дальнейшей работы при условии существования его, и потому он предполагает искать заработки, чтобы литературе отдавать лишь досуги. Об этом мы будем говорить еще осенью, но хорошо было бы, если бы удалось оказать ему помощь в отыскании хорошего урока, который бы оставлял побольше досуга.
План брошюр переворачиваю в голове, но пока малоуспешно: нет людей! Как в пустыне! Однако кое-что все-таки наметил и буду еще намечать, главным образом из оригинальных, о переводах не думал, ибо здесь важно выработать общий план. Пишет ли Андрей Белый[1189]? О Н<иколае> А<лександровиче> нет известий*. <сноска С.Б.>: Только что получил от него письмо, — у него умерла мать.
Какую несимпатичную статью о Когене написал Яковенко[1190], он действительно для нас невозможен.Что происходит в «Мусагете»?
Передала ли Вам С<усанна> М<ихайловна> мою просьбу одолжить рукопись Шмидт[1191] по прочтении Вами
