крупного, Вам будет в письме касаться, кажется, Григорий Алексеевич. Я же не скрою от Вас своего огорчения, соединенного несколько с изумлением, от Вашего последнего письма по поводу моего суждения о Сковороде. Я хотел быть в нем лишь вполне искренним, и никакой внутренней перемены к Вам не чувствовал и не чувствую. Думается, что нам не следует отдаваться подобым настроением друг к другу. Уповаю, что при личном свидании Ваше настроение сгладится.
От души желаю Вам всех благ, наипаче здоровья, Вам и семье Вашей, которую приветствую.
Любящий Вас С.Б.
409. Н.А.Бердяев — В.Ф.Эрну[1274] <23.12.1912. Люботин — Рим>
23 декабря, Люботин,
Дорогой Владимир Францевич!
Долго не писал я Вам, но душа моя много раз обращалась к Вам. Это время было для меня исключительно тяжелое. Сначала смерть матери. Потом такие запутанные семейные и материальные дела. Эти месяцы я занимался делами отца, который находился во власти шайки мошенников. Полтора месяца провел в Польше. Но все-таки усердно работал над книгой.
Любящий Вас Николай Бердяев.
410. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[1275] <27.12.1912. Москва — Симбирск>
27 декабря 1912. Москва
Дорогой Александр Сергеевич!
Поздравляю Вас с великим праздником. Да пошлет Вифлеемский Младенец Свой мир и радость Вам на душу.
Несколько раз за последние дни принимался писать Вам, и всякий раз отрывали, уже получил Ваше письмо. Мы, слава Богу, благополучны. Дети здоровы, как всегда, поочередно, но сейчас и в этом пауза. Я лишь немного болею экземою (очень сожалею Вас, познакомившегося с этой нравственно, а иногда и физически тягостной болезнью, но она по моему опыту всей жизни, не заразная, но органическая).
Перед праздниками ездили с аввой в Зосимову пустынь, было очень хорошо и благодатно. Там было заметно волнение в связи с вопросом об «имени Божием»[1276], — спор, возбужденный книгой пустынника Иллариона «На горах Кавказа»[1277], знакомство с коей весьма рекомендую, если не познакомились уже. Вопрос разгорается до размеров церковно-догматического спора…
Рад, что Вам писалось о Сарове, буду ждать рукопись… А затем думаю, приметесь и за Достоевского[1278].
На днях жду сюда Зеньковского, он прислал уже первую часть Гоголя[1279], велика вышла. Вчера был о. Павел, я передал ему Ваш поклон. Был я однажды у Троицы, был у него на всенощной и обедне. Авва, слава Богу, благополучен и, по-прежнему, аввит.
Телефон, по Вашему совету, в сортир еще не перенесен.
От Эрна я имел письмо, огорчившее меня его тяжелым состоянием и его подозрительностью, или нетерпимостью что-ли, по поводу очень дружеских критических замечаний о «Сковороде». Он пишет и о придирчивости и об отчужденности и подобном. Вы достаточно знаете и его и меня, чтобы понять. А между тем, по приезде или до приезда его (и нас, конечно) ждут новые неприятности и недоразумения по поводу гонорара за диссертацию. Крутит нас всех сатана…
О Николае Александровиче доходят только окольные глухие слухи, кажется, скоро будет в Москву. Белый усиленно зовет его к Штейнеру, и думаю, он поедет к нему[1280], разве безденежье задержит. Штейнерианство по-старому ползет, хотя я как-то спокойнее или холоднее стал относиться к этому.
У меня, как всегда, а м<ожет> б<ыть>, даже больше, чем всегда, целая куча разных интелектуальных волнений, но, благодарение Богу, освобождающему от них в святые минуты. Авве поручение Ваше передал и все разъяснил.
Новая каша, и повидимому, безнадежная, заварилась с христианской гимназией. Всего не расскажешь на письме, но чепуха выходит порядочная. В издательстве все по-старому. Волновались по поводу осложнений с «Русскими ночами», по поводу непомерного разрастания книги Флоренского и т.д. и т.д. Появилась в Москве Мариэтта, я ее видел в Религиозно-Философском обществе, была у аввы. Внешне очень изменилась и не к лучшему.
Мережковские опять взялись за старую жвачку о православии и самодержавии[1281].
Газета «Русская молва» не редактируется Струве (ее редакционный комитет: А.В. Тыркова, Д.Д. Протопопов и проф. Адрианов), но Струве принимает близкое участие и влиятелен в редакции. Конечно, посредствовать мог бы и я, но как Вы сами понимаете, если Вашу статью передаст Струве, это будет гораздо благоприятнее для Вас. Изберите для начала наиболее подходящую или наименее неподходящую тему. А предварительно списываться не стоит.
Мы перебрались в новую квартиру, она лучше, потому что больше, но сырость есть и в ней небольшая.
Желаю Вашим восстановить здоровье и поздравляю Ольгу Федоровну с праздником и с Новым годом. Да хранит Вас всех Матерь Божия!
Любящий Вас С.Б.
1913 год
411. С.Н.Булгаков — В.Ф.Эрну[1282] <9.01.1913. Москва — Рим>
Дорогой Владимир Францевич!
Посылаю Вам рецензии на Сковороду из санктпетрбургской газеты «Русская Молва». Отчего нет от Вас известий? Получили ли мою закрытку? Поздравляю Вас с Новым годом. У нас Новый год омрачен тем, что 2-го января на льду, на коньках разбился Федя, получил сотрясение мозга и до сих пор в постели. Сейчас опасности нет, но первые часы предполагалось внутреннее кровоизляние и приходилось бояться всего. Привет Евг <ении /> Давыдовне.
Да хранит Вас Матерь Божия!
Любящий Вас С.Б.
412. Е.Ю.Рапп — В.Ф.Эрна[1283] <Начало 1913 г. Москва ? />
Едва могу написать Вам несколько строк. Писать нельзя. Доктор не позволяет, но мне так хочется, чтоб Вы вспомнили обо мне. Работой по металлу я себе искалечила руку. Три месяца два пальца не сгибаются. А Вы, наверное, думали, что мне не хотелось писать Вам! И думали так неверно! Потребность говорить с Вами была напряженной, больше, чем прежде. Я переживаю что-то трудное. И часто не знаю плохо ли или хорошо. Я жду Вас с доверием и нежностью. И тогда расскажу.
Москву я еще не видела, и, кажется, не увижу. Улицы, дома, Кремль не чувствую реальным живым. Призрачно извилистые линии. Хочу увидеть картины и статуи и предчувствую их мертвенность. Я знаю, что Вас интересуют люди. Я видела их и много, и очень мало. Мне кажется, что все ушло внутрь, нет живого выявления. Все, что вовне бессильно и вяло и как будто ненужно.
Здесь устраивался вечер поэтов. Конечно, был Вячеслав Иванов, Аделаида Казимировна, были молодые поэты — Станевич[1284] и Анисимов[1285] — религиозно-мистического направления. Их стихи мне было особенно трудно слушать. Я не чувствовала напряженности, концентрации духа, всецелого отдавания. И все казалось тенью, глухим эхом, неживым прикосновением к Богу.
Вячеслав Иванов мне понравился меньше, чем когда-либо. Он ускользает, переливается многими цветами. Он и очень православен, и штейнерианец, и католик. Он как-то слишком стоит перед людьми, а не перед Богом.
Вера[1286], я видела ее первый раз, мне понравилась больше, чем я ожидала. Она сказала, что обожает Вас и, быть может, это привлекло меня к ней. У нее утомленный вид, но Лиле[1287] она говорила, что чувствует себя хорошо, спокойно, что ее брак — продолжение брака матери. Булгакова я не видела. Его сын болен, и он нигде не бывает.
Рачинский был и очень подчеркивал себя охранителем Церкви. Но разве Церковь нуждается в охранителях?
Петровский на меня произвел впечатление заколдованности. О, это очень жутко!
Евгении Казимировны нет. Она во Флоренции ухаживает за больной белле соеур. К Рождеству собирается приехать.
В доме очень говорят о книге Флоренского[1288]. Я еще не прочла. Книга занята. Но успела во время отсутствия Ники пробежать одну главу и показалось, что я в низкой, сводчатой церкви, где мерцают драгоценными камнями лампады, где душно от ладана и истонченных византийских линий, и где жажда глубокого, беспредельного, живого простора небес. Не знаю, может быть, увижу небо, когда прочту больше. Ник пишет статью о Флоренском[1289] и против обыкновения очень мало говорит о нем.
На днях дочь Веры Степановны будет читать реферат о двух религиозных типах: арийском и семитическом. Будет Новоселов, Кожевников и много разных людей. Я Вам опишу подробнее, и если меньше будет болеть рука.
Боба[1290] очень ен вогуе. На вечере поэтов имела успех. Гершензон ее хвалит. Советует создавать стихи, находит, что она прерафаэлит в поэзии[1291].
Ну, вот и все! Мне хотелось написать Вам еще об одном замечательном человеке, который прожил здесь три дня, но мои пальцы не могут писать совсем.
До свидания! Моя душа Вас ждет, потому что ей нужно опереться на Вашу силу ясность, и отдохнуть.
Поцелуйте нежно Евгению Давыдовну и Иринку.
413. Г.А.Рачинский — В.Ф.Эрну[1292]<10.01.1913. Рубанка — Рим>
10 января 1913 г. с. Рубанка
Дорогой Владимир Францевич!
Во-первых, от всей души спасибо за посвящение «Сковороды». Еще до получения Вашего письма я увидал его в корректуре и до слез был тронут этой лаской ко мне. Я знаю, как Вам дорог Сковорода, и тем глубже я чувствую силу любви, заключенной в этом даре. Этим мое имя навсегда связалось с той борьбой за Слово Отчее, которой Вы себя посвятили. Я плохо умею на письме выражать свои чувства, но крепко, крепко обнимаю и нежно Вас целую. — Книгу я прочел в корректуре, перед тем, как отдавать листы в печать. Может быть именно от этого способа чтения у меня получилось более сильное впечатление от личности Сковороды и его религиозного пафоса, чем от его философии, которая у меня не сложилась в голове в цельную и оригинальную систему. Но дело в том, что я, по складу моей души, больше сконен любить и ценить в мысителях этот личный и религиозный пафос, и то, что я не вижу стройной и, с историко-философской стороны, оригинальной системы, для меня дела нисколько не портит. Навидался я этих стройных и оригинальных систем в истории философии, от которых, как от козла, — ни шерсти, ни молока. Но все же чувствую, что окончательного суждения произнести не могу; когда изгладится первое впечатление, перечту книгу с новой точки зрения.
Дела у нас в издательстве в этом году замялись: за восемь месяцев вышла только одна книга, а потому и продажа была сравнительно ничтожная, и денег у нас мало. План на будущее таков: до весны 1913 г. выйдут 1) Зейпель, 2) Соч <инения /> Чаадаева, 3) Флоренский, 4) 2-ой том Дюшена, 5) «Русские ночи» Одоевского, 6) Сборник статей священника Щукина, 7) переводная брошюра Вл. Соловьева и 8) и 9) две брошюры — Карпова об основаниях натурфилософии и Дурылина о Китеже. На эти восемь изданий понадобится еще около 10 тысяч (ибо Флоренский и Чаадаев огромны, в особенности — первый — около 50 листов), а кредит на 1912/1913 год почти весь исчерпан. Весь расчет теперь на продажу. На 1913/1914 год мы имеем 1) Леруа, 2) «Гоголя» Зеньковского[1293], 3) Вашу диссертацию, 4) «Достоевского» Волжского (в старом виде, но все же, как и «Гоголя», в двух выпусках)[1294], 5) диссертацию Аскольдова[1295], 6) Вендланда[1296], 7) и 8) две небольшие вещи Бугаева
