практика, или, скорее, совокупность практик, в которых должна проявляться забота о себе, что эта совокупность практик на деле уходит корнями в очень древние практики, способы поведения, типы и особенности опыта, которые составили ее исторический фундамент, и это произошло задолго до Платона и Сократа. То, что истины не достичь вне определенной практики, или некоторой совокупности практик, совершенно особенных, изменяющих самый способ бытия субъекта, изменяющих его самого, сообщающих ему новое качество и преобразующих его, — это убеждение дофилософское, породившее великое множество более или менее ритуализованных процедур. Если угодно, задолго до Платона, задолго до того, как был написан «Алкивиад», задолго до Сократа существовала целая «технология себя», которая имела отношение к знанию, шла ли речь о частных познаниях или вообще о доступе к истине как таковой.[[5] — О понятии «технология себя», или «техника себя», как особом предмете исторического исследования см.: Dits et Ecrits, IV, N 344, p. 627; как процессе субъективизации, не сводимом к символической игре — id., р. 628; определение понятия — id., N 338, р. 545: «обдуманные и намеренные действия, с помощью которых люди не только устанавливают определенные правила поведения, но и стремятся преобразовать самих себя, стать другими в своем единичном бытии, сделать свою жизнь собственным произведением».] Представление о том, что для получения доступа к истине нужно привести в действие некоторую технологию себя, находило в архаической Греции, как и в целом ряде культур, если не во всех, воплощение в известном числе практик, которые я просто перечисляю, упоминаю о них в самом общем виде.[[6] — История техник себя в архаической Греции широко обсуждалась и до исследований Фуко 80-х годов. Долгое время все сводилось к толкованию одного отрывка из Эмпедокла, в котором говорится о Пифагоре как «человеке редкой мудрости, несравненном знатоке всяко-‘о рода ученых книг, ставшем сокровищницей знания. Ибо когда он напрягал все силы своего духа, то без помех мог видеть во всех подробностях все, что случалось за десять и за двадцать людских поколений» (Porphyre. Vic de Pythagore (Порфирий. Жизнь Пифагора) / trad. de Places. Paris, Lcs Belles Lettres, 1982, § 30, p. 50). Сначала Л. Жсрне (Anmropologic de a Grecc antique. Paris. Maspcro, 8, p. 252) и затем Ж.-П.Вернан (MimectPensecchez lesGrecs. Paris, Maspero, 1965, t. I, p. 114) усмотрели здесь прозрачный намек на осотехнику, состоящую в контроле за дыханием, благодаря чему ду-a настолько концентрируется, что освобождается от тела и может свободно путешествовать в поту стороннем. М.Дстьенн также вспоми» — aei об этих техниках в одной из глав Maitres dc la verite dans la Grcce archa’fque. Paris, Maspcro, 1967, p. 132–133 (Idem. La Notion de dainion dans lepythagorisme ancicn. Paris, Les Belles Lettres, 1963, p. 79–85). Ho Э. Р. Доддс (Dodds) еще раньше (в 1959) писал об этом в Les Grecs et rirrationel (глава «Les chamans grecs et les origines du puritanisme», фр. перевод. Paris, Flammarion, 1977, p. 139–160). Позже А. Жоли (Н. Joly. Le Rcnversement platonicicn Logos-Episteme-Polis. Paris, Vrin, 1974) будет изучать отражение этих практик в платоновском дискурсе и деятельности Сократа, и, наконец, известно, что для П. Адо практики себя станут отправной точкой при понимании античной философии (см.: Ехег-cices spirituels et Philosophic antique. Paris, Etudes augustininnes, 1981).] Во-первых, это обряды очищения: нельзя обращаться к богам, нельзя приносить жертвы, нельзя слушать оракула и невозможно понять, что он сказал, нельзя воспользоваться сном, который просвещает, так как он доносит темные, но дешифруемые знаки, — всего этого нельзя делать, если ты прежде не очистился. Практика очищения как обычай необходимый, предваряющий встречу не только с богами, но и с тем, что могут сказать нам боги истинного, — это повсюду обсуждаемая, известная и засвидетельствованная давным-давно, еще в классической Греции, а также в Греции эллинистической и, наконец, во всем римском мире, практика. Без очищения не может быть никакого соприкосновения с хранимой богами истиной.
Другие техники — я выбираю почти что наугад и, конечно, не занимаюсь систематизацией — это техники концентрации души. Душа представляет собой нечто подвижное. Душа, дыхание — это что-то такое, что может приходить в возбужденное состояние, подвергаться внешнему воздействию. И надо следить за тем, как бы эта душа, это дыхание, эта рпештш, не рассеялась. Надо остерегаться подставлять ее грозящим извне опасностям, следить за тем, чтобы что-то внешнее или кто-нибудь посторонний не овладели сю. Нужно также смотреть, чтобы в миг смерти она не рассеялась.
Надо, стало быть, концентрировать душу, pneuma, собирать ее, стягивать на себе самой, чтобы обеспечить ей существование, прочность, которая предохранит ее от распада, позволит длиться, сопротивляться в течение всей жизни и не рассеяться, когда придет смерть. Другая техника, другая процедура, свойственная этим технологиям себя, — техника отрешения, у которой есть имя, и, как вы знаете, ему была суждена долгая судьба в истории западной духовности, имя это — anakhoresis (отшельничество). Отрешение в этих архаичных техниках себя — это некоторый способ отступить от мира, отсутствовать, — не покидая при этом своего места в нем, — в мире, который по-прежнему твой, способ оборвать все внешние связи, не ощущать, не замечать происходящего вокруг, стать как бы слепым и в упор не видеть того, что прямо перед глазами. И это техника, если угодно, техника наличного отсутствования. Человек по-прежнему здесь, его видят другие. Но его нет, он — где-то в другом месте. Четвертый пример, и повторю, что это просто примеры, — практика выносливости, которая, впрочем, связана и с концентрацией души, и с уходом (anakhoresis) в себя, позволяющими переносить боль и мучительные испытания, а равно противиться представляющимся соблазнам.
Итак, в архаической греческой цивилизации существовала вся совокупность этих практик, а также немало других. По сю пору нам непрестанно попадаются их следы. К тому же большинство из них уже были интегрированы в то хорошо известное духовное, религиозное или философское движение, каковым был пифагореизм с его аскетическими составляющими. Я приведу только два примера этой технологии себя в пифагореизме.[[7] — Об организации первых пифагорейских общин и их духовных практиках мы знаем только из поздних источников датирующихся III–IV вв., таких как «Жизнь Пифагора» Ямвлиха (Платон в «Государстве», в 600 а — Ь, хвалит пифагорейский образ жизни, но не говорит, в чем он заключается. См.: Burkert W. (Буркерт В.) Weisheit und Wissenschaft. Studien zu Pythagoras, Philolaus, und Platon, Nuremberg, H. Karl, 1962 (англ, перевод Edwin L. Milnar: Lore and Science in Ancient Pythagorcanism, Cambridge, Mass., Harvard University Press, 1972; перевод проверен автором)).] Я беру эти два примера, потому что им также будет суждена долгая жизнь, мы встретим упоминания о них в римскую эпоху, в I и II веках нашей эры, и в разные времена их позаимствуют многие другие философские школы. Например, очищающее приготовление ко сну. Ведь для пифагорейцев видеть сны означает соприкасаться с божественным миром, тем, что по ту сторону смерти, он же — мир истины, поэтому ко сну надо готовиться.[[8] — Фуко имеет в виду описания первоначальной пифагорейской общины: «Он считал, что воздействие на людей сначала осуществляется посредством чувств: если кто-либо видит прекрасные образы и формы или слушает прекрасные ритмы и песни, то такой человек начинает музыкальное образование с мелодий и ритмов, от которых излечиваются человеческие нравы и страсти и устанавливается первоначальная гармония душевных сил. Он также придумал средства сдерживать и исцелять болезни души и тела. Когда его ученики вечером засыпали, он освобождал их от дневных волнений и впечатлений, очищал смятенный ум, и они спали спокойно и хорошо, их сны становились вещими». Ямвяих. О Пифагоровой жизни / Пер. Н. Ю. Мельниковой. М., 2002. С. 51–52. О значении сна в первой пифагорейской обшине см.: Detienne M. La Notion deda» im6n…,op. cit., p. 44–45. См. также лекцию от 24 марта, второй час.] Время перед сном, стало быть, надо посвятить ритуальным практикам, которые очистят душу и тем самым приготовят ее к вхождению в мир божественного, к пониманию видений, посланий и истин, явленных в более или менее двусмысленном облике. Имеются разные техники очищения: слушание музыки, вдыхание благовоний и, конечно, досмотр сознания (Гехатеп de conscience).[[9] — См. лекцию от 27 января, второй час, и лекцию от 24 марта, второй час.] Восстановить весь прожитый день, вспомнить ошибки, которые совершил, и, значит, отторгнуть их и очиститься от них посредством самого акта припоминания — эту практику всегда возводили к Пифагору.[[10] — Об окончании дня пифагорейцами см. лекцию от 24 марта, второй час.] Не имеет значения, был он в самом деле ее зачинателем или нет. Во всяком случае, это важная пифагорейская практика, и вы знаете, как широко она была распространена. Я взял бы также другой пример из очень многочисленных примеров технологии себя, техник себя, которые можно встретить у пифагорейцев: технику испытания. Это значит: устроить так, чтобы тебя что-то соблазняло, поставить себя в положение искушаемого и проверить, можешь ли ты устоять. Эти практики, и в этом случае тоже, очень древние. Их история давняя, и засвидетельствованы они очень поздно.
В качестве примера я просто приведу одно место из Плутарха (конец I — начало II века). Плутарх в диалоге «О демоне Сократа» рассказывает, вернее, это рассказ одного из собеседников, явно выражающего позицию пифагорейцев, о таком небольшом испытании: утро начинается с долгих, трудных, утомляющих физических упражнений, цель которых — вызвать аппетит. И как только с этим покончено, велят накрыть роскошные столы и подать чрезвычайно обильный завтрак, состоящий из самых соблазнительных блюд. Испытывающий себя садится перед ними, смотрит на них, погружается в размышления. Затем зовет рабов. Он отдаст завтрак рабам, а сам довольствуется крайне скудной пищей, той, что обычно едят рабы.[[11] — Le Demon de Socrate, 585a // Plutarque. Oeuvres morales, t. VIII /trad. J.Hani. Paris, Les Belles Lettres, 1980, p. 95 (Плутарх. О демоне Сократа // Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Трактаты и диалоги.1997. С. 498). Фуко приведет тот же самый пример в лекции, которуюон читал в октябре 1982, в Вермонтском университете: Dits et Ecrits,IV, N 363, p. 801; см. также: Le Sousi dc soi, op. cit., p. 75.] Конечно, надо будет вернуться ко всему этому и посмотреть, как эти техники развивались.[[12] — Разбор техник испытания — в лекции от 17 марта, первый час.]
Я рассказал вам об этом, чтобы показать, что еще до того, как в философии Платона появилось понятие epimeleia heau-tou, засвидетельствован вообще, и в частности
