до Р.Х. и у моралистов и врачей начала империи. Но я думаю, что способ интеграции этих запретов в отношении к себе становится совершенно другим».[[14] — A propos dc la genealogie dc Tethique, art. cit., p. 384.] Речь, таким образом, в этой первой книге идет об эволюции античной этики сексуальности, о том, что, отправляясь от одних и тех же беспокоящих точек (удовольствия тела, адюльтер, мальчики[[15] — Это «три великих запрета», три болезненные точки (не истощает ли половой акт, не вредит ли домострою адюльтер, совместима ли с педагогикой физическая близость с мальчиками?), остающиеся теми же самыми для всей античности, если не для всей истории Запада (см. также: Usage des plai-sirs et Techniques de soi, art. cit., p. 548–553). По Фуко, в истории сексуальности изменяются не сферы сексуальных притязаний, а то, как их мыслят в отношении к себе. Историческим сдвигам подвержены «благие» соображения: не излишествовать в сексе, реже изменять жене, не увлекаться мальчиками (так не делают, это признак слабости, это запрещено Законом и т. д.),]), мы имеем два разных стиля введения ограничений в классической Греции и в имперском Риме. Здесь сведено в одну книгу то, что станет содержанием двух разных томов, которые будут опубликованы в 1984 году (один — о классической Греции, другой — об имперском Риме). Но поначалу они должны были составлять один труд, который должен был следовать за «Признаниями плоти» (заявленными в 1984 году в качестве IV тома «Истории сексуальности»). Фуко (мы — в 1983), объявив о подготовке этой первой книги об античной сексуальности, упоминает другой, отличный от нес параллельный труд, «в который войдут ряд исследований и разработок, посвященных тому или иному аспекту техник себя в античном языческом мире , идее „себя», включая, например, комментарий к „Алкивиаду», где впервые становится темой рефлексии понятие epimeleia heautou, или „заботы о себе»; размышления о роли чтения и письма в конституирован и и самого себя, возможно, о проблемах врачебного опыта себя и т. д.».[[16] — A propos dc genealogie de Pcthique, p. 385.] В заключение Фуко дает название этому труду — «Забота о себе» (название сохранится в 1984 году, но так будет называться книга о сексуальной этике первых двух веков нашей эры: третий том нынешней «Истории сексуальности»). Так или иначе, но в интервью упомянут труд, полностью посвященный проблеме техник себя в античности и никак специально не связанный с темой сексуальности.
Так вот, материалом этой книги и должно было стать то, что составляет содержание «Герменевтики субъекта»: комментарий к «Алкивиаду», исследования письма и регламентированной практики чтения, медицинской стороны опыта себя и т. д. Этим объясняется значение курса 1982 года; он как бы служит заменой книги, которая была задумана и продумана, но так и не появилась, книги, полностью посвященной техникам себя, ставшим для Фуко к концу жизни концептуальным венцом всего его творчества, чем-то вроде завершающего основоположения. Ибо — и об этом нужно напомнить еще раз — практики себя (как в свое время и диспозитивы власти) представлены Фуко не концептуальной новинкой, но организующим принципом всего его творчества, красной нитью первых работ. Фуко — и в этом секрет его демарша — не хочет сополагать темы, ему больше нравится герменевтическая Спираль, всякую мысль, преподносимую им в качестве новой, он обнаруживает в неразвернутом виде в предыдущих произведениях. И когда еще в апреле 1983 года он собирался писать книгу, которая с января по март 1982 года лишь «звучала» в Коллеж де Франс, он меньше всего хотел, чтобы эти практики себя, техники существования, были низведены до статуса методологического подспорья и некоторого введения в историю сексуальности. Конечно, они нашли свое место, место надлежащее, во II и III томах нынешней «Истории сексуальности»: длинный параграф во II томе («Изменения») и две главы в томе III («Культура себя» и «Сам и другие» („Soi ct les autres»)). Но они заслуживали большего, и Фуко это знал. И все-таки, читая курс 1984 года, ставший для него последним, в корректуре французской версии того самого интервью, данного в апреле 1983 года, он вымарывает все, касающееся этого труда, которым он, похоже, все же дорожит, и объявляет только о выходе в издательстве Галли-мар «Использования удовольствий» и «Заботы о себе», II и III томов «Истории сексуальности». Отказался ли он от этой затеи, не захотел говорить о незаконченных книгах, посчитал, что болезнь не оставит ему времени для написания? Или тут нужно вспомнить о том странном разочаровании, на которое он ссылается в своем последнем интервью и о котором речь впереди: «Мне кажется, что вся античность была „глубоким заблуждением»».[[17] — DE, IV, N 329: С Ecnture de soi (fcvrer 1983), p. 415.] Мы об этом никогда ничего не узнаем, но вот он курс — дубликат или лазутчик (этот образ так нравится Фуко) несостоявшейся книги.
Однако не совсем не состоявшейся. При подготовке этого издания Даниэль Дефер предоставил нам несколько пухлых, принадлежавших Фуко картонных папок, их было пять, и некоторые из них хранили сюрпризы. В папках были вложены еще папки разного цвета, а внутри — страницы и страницы, немного пожелтевшие, исписанные мелким быстрым почерком, бледно-голубыми и черными чернилами. Первая из толстых папок, озаглавленная «Курс», — самая важная. Она содержит сам курс 1982 года, транскрипцию которого с магнитных записей Жака Лагранжа мы здесь воспроизводим. Эта рукопись курса помогла нам восстановить неразборчивые места и лакуны в записях. Она обогатила курс, поскольку давала представление о том, что собирался сказать Фуко в лекциях, но на что у него не хватило времени. Именно ее мы имеем в виду, когда указываем внизу страницы в сносках «рукопись». Фуко опирался на эти записи в своих лекциях. Целые пассажи отредактированы, внесены концептуально важные разъяснения и уточнения, и чаще всего Фуко немного отходит от текста лишь для того, чтобы дать комментарий по поводу какого-то древнего автора. Очень мало импровизаций, все, или почти все, было написано.
Следующие четыре папки озаглавлены: «Алкивиад, Эпик-тег», «Правление собой и другими», «Культура себя — Черновик», «Другие». Речь идет о тематической подборке; каждая из них содержит много папок, вложенных внутрь, иногда в них несколько страниц, иногда больше сотни, посвященных отдельным темам и вопросам, которые повторяются от папки к папке. Прочтение этих сотен страниц дает представление об организации материала, упорядоченного вплоть до мелочей. Папки, озаглавленные «Алкивиад, Эпиктет» и «Правление собой и другими», содержат ряд тематических разработок («слушание, чтение, письмо», «критика», «правление собой и другими», «возраст, педагогика, медицина», «отступление», «общественные отношения», «руководство», «бой» и т, д.). Материалов в одних больше, в других меньше. Часто они полностью переписаны. Фуко постоянно к ним возвращался, и всякий раз, исправляя что-то, вынужден был переписывать написанное, определяя его место в архитектуре целого. Обе эти толстые папки несомненно отражают основные этапы работы над объявленным произведением о практиках себя. Именно в них мы находим, к примеру, готовый текст «Письмо себя» («CEcriture dc soi»), опубликованный в «Corps ccrit» в феврале 1983 года, о котором Фуко как раз и говорил как об «одной из ряда разработок, посвященных «искусствам себя». Папки, озаглавленные «Культура себя — Черновик» и «Другие», в свою очередь, содержат последовательные версии двух глав «Заботы о себе», опубликованной в 1984 году, соответственно озаглавленные: «Культура себя», «Сам и другие». Сразу, однако, замечаешь, что Фуко многое не использовал, ибо опубликованы, в конце концов, были выжимки из гораздо более обстоятельного, подробного и содержащего множество отсылок текста.
Итак, в этих папках есть целые страницы, полностью доработанные и содержащие пункты, по сей день не нашедшие постоянной прописки ни в «Истории сексуальности», ни в «Сказанном и написанном», ни даже в издаваемом теперь курсе 1982 года (касающиеся, например, термина «отступление», понятия paidcia, идеи старости, разных форм участия в общественной жизни и т. д.). Конечно, в течение тех трех месяцев, пока он читал курс — с января по март 1982 года, — у Фуко не было времени свести воедино свои исследования античных техник себя. Об этом тем более приходится сожалеть, ибо мноочисленные пассажи проливают свет на то, каким должно было быть это последнее произведение в целом, прежде всего в том, что касается этики и политики себя. Чтение этих бумаг позволяет лучше понять курс 1982 года, равно как и проблема-тизацию (начиная с 1983 года) в Коллеж де Франс понятия рагг-hesia как «мужества истины», сквозную проблематику ряда неизданных исследований, посвященных политике себя, смысл которой проясняется лишь при знакомстве с ними. Мы попытаемся, однако, в общей перспективе курса 1982 года очертить, хотя бы приблизительно, место и этих неизданных — столь ценных — работ. Последние годы жизни Фуко, с 1980 по 1984 г. были временем поразительного ускорения умственной работы, всплеском творческой активности. Нигде не ощущаешь так сильно то, что Делез называет скоростью мышления, как при листании этих сотен страниц, многократно переделанных, переписанных почти без помарок.
2. Своеобразие Курса 1982 г.
Курс 1982 года в Коллеж де Франс отличается — даже просто формально — рядом особенностей. Фуко отказался от параллельного основному курсу семинара, увеличив продолжительность лекций, впервые занявших более двух часов, разделенных перерывом. Поэтому прежнее различие между общим курсом и обсуждением более частных эмпирических вопросов оказалось стертым. Рождается новый стиль преподавания; Фуко не столько излагает готовые результаты работы, сколько продвигается вперед, медленно, шаг за шагом, почти наощупь, он исследует. Большая часть курса отныне состоит в терпеливом чтении выбранных текстов и их детальном комментировании. Мы видим Фуко, так сказать, «в работе», — как он берет прямо из читаемого текста фразы, пытаясь подыскать им место (хотя бы временное и часто тут же оставляемое) в контексте целого. В итоге довольно быстро понимаешь, что цель его — вовсе не объяснение текстов, но их вписывание в некую панораму, непрерывно меняющую свои очертания. Общий план диктует выбор и чтение фрагментов, притом что последние никогда не служат просто вспомогательным средством, поскольку итогом их прочтения может стать изменение первоначальной гипотезы. Отсюда бесконечное топтание на месте, лавирование среди туманных, расплывчатых, лишенных точной привязки (платонизм, эллинистическая и римская философия, античная мысль) высказываний и тщательный разбор отрывков из Мусония Руфа или поучений Эпиктета. Курс, скорее, спотыкается на каждом uiaiy, чем ровно идет к намеченной цели. Он выигрывает по части блестящих разборов и детализации. Но тем труднее всякий раз заново восстанавливать целое курса, что почти в каждой лекции ставки меняются, карты тасуются, сдаются иначе.
Похоже, что в этом хождении туда-сюда, от источников к общим принципам чтения и
