глубокого осмысления массы традиционных источников.
В такого рода документе бесполезно искать формулы строгой морали или новые правила сексуальных отношений, напротив, он, скорее, выявляет типы бытующих оценок и общепринятых норм поведения. Текст этот не чужд философской рефлексии, мы находим в нем достаточно точные упоминания о современных автору проблемах и прямые отсылки к актуальным тогда дискуссиям, но лишь касательно процедур расшифровки и методики анализа, а не суждений о ценности и содержании морали. Материал, на котором базируются интерпретации, онейрические сцены, рассматриваемые в качестве предзнаменований, ситуации и события, о которых они сообщают, принадлежит к общему ландшафту обыденного традиционного мира. Следовательно, от текста Артемидора можно ждать свидетельств весьма распространенной и давно укоренившейся моральной традиции. Хотя это сочинение изобилует деталями и, повествуя о сновидениях, разворачивает широкую и гораздо более систематическую, нежели любой иной памятник эпохи, панораму самых разнообразных форм половых актов и всевозможных сексуальных отношений, перед нами отнюдь не этический трактат, призванный, прежде всего, высказать суждение по поводу этих актов и отношений. Такие суждения встречаются здесь лишь опосредованные толкованиями снов или оценками поступков и сцен, в этих снах пред Р. Дж. Уайт (Wliite) в предисловии к английскому изданию Артемидора выделяет многочисленные следы влияния эмпириков и скептиков. Однако А. Кессельз (А. Н. М. Kessels. Ancient Systems of Dream Classification//Mnemosune. 1969. P. 391) утверждает, что Артемидор был просто практикующим толкователем снов, с которыми он сталкивался в повседневной жизни.
17
ставленных. Принципы морали как таковые не даны, их можно распознать только в ходе анализа, интерпретируя интерпретации. Поэтому стоит остановиться на применяемой Артемидором процедуре расшифровки, для того, чтобы выявить мораль, скрытую за анализом сексуальных снов.
1. Артемидор различает две формы ночных видений. «Простые» («незначащие») сновидения-enupnia отражают действительные аффекты сновидца («указывают на настоящее»): «Некоторые переживания имеют свойство возвращаться, вновь возникать в душе и вызывать сонные видения: так, естественно, что влюбленный видит себя во сне с предметом своей любви, испуганный видит то, чего он боится, голодающему снится, будто он ест, жаждущему будто он пьет, а объевшемуся что его рвет или что его душат из-за возникшей преграды трудно-перевариваемой пищи…»1 Такие сновидения диагностировать легко: они суть «воспоминания о настоящем» и, демонстрируя сновидцу состояние («переживания») его тела и души, указывают в первом случае на недостаток или избыток чего-либо, а во втором на его страхи или желания («надежды»).
Не таковы вещие сны oneiroi. Их природу и фунщии Артемидор легко выводит из следующей троякой «этимологии»: во-первых, oneiros это «то, что говорит бытие» (to on eirei), a говорит оно о том, что уже существует в последовательности времен и проявится как событие в более или менее скором будущем*; во-вторых, oneiros воздействует на душу, «возбуждая и расшевеливая» (oreinei) ее, иначе говоря, вещий сон, который «действует тем, что ведет нас к осуществлению предсказания» и после пробуждения «становится толчком к делу», преображает душу, формирует ее и лепит; кроме того, в слове oneiros можно усмотреть еще и связь с именем нищего Ира, которого «жители Итаки называли так, «потому что у всех он там был Артемидор. Сонник, I, 1.
* Во французском переводе А.-Ж. Фестюжьера, которым пользуется Фуко, первая этимология Артемидора получает дополнительный «онтологический» привкус, несвойственный оригиналу; ср. в новом русском переводе М. Л. Гаспарова и В. Зимитиниевич: «Название ему [вещему сну. Ред.] дано от первопричины, или исходя из выражения «произносить будущее» [to on eirei], что означает попросту «говорить»» (Там же). Прим. ред.
18
на посылках»»1*. Таким образом, [формы сновидений, обозначенные] терминами enupnia и oneiros, противопоставлены: одно говорит об индивидууме, второе о событиях в мире; одно отражает состояние тела и души, другое предвосхищает развитие [событий] в цепи времен; одно представляет игру недостатка и избытка в плане влечений и отвращений, другое шлет душе знамения, одновременно формируя ее. И если сновидения желаний указывают на реальность души в ее актуальном состоянии, то бытийные сны говорят о будущих событиях, которые сбудутся в соответствии с мировым порядком.
Эти категории подвергается новому расщеплению: согласно следующей дистинкции среди них различаются ясные, не требующие расшифровки или интерпретации, и иносказательные, образы которых наделены смыслом, отличный от внешнего проявления. В «незначащих» сновидениях состояний желание может обнаружить себя в легко объяснимом присутствии объекта (когда снится, например, желанная женщина), но может принять образ весьма далекий от объекта страсти. То же и для событийных «вещих» снов: одни из них дают прямые указания, являя уже существующее в модусе будущего, так, во сне видят, как тонет корабль, который вскоре действительно потерпит кораблекрушение, или рану, нанесенную оружием, которым сновидец в самом деле будет назавтра поражен… Такие сны называются «прямосозерцательными» («теорематическими»). В других случаях видение и событие связаны косвенно: образ корабля, разбивающегося о скалы, например, может предвещать не кораблекрушение, и даже вовсе не бедствие, но, напротив, скорое освобождение, если он снится рабу. Это сны «аллегорические»**. Игра этих различий ставит перед
___________
1 Там же; ср. Гомер. Одиссея, XVIII, 7.
* Прозвище Арнеона, «всем известного бродяги» на посылках у женихов Пенелопы, образовано Гомером от имени вестницы богов Ириды (Ирис), которое Артемидор, в свою очередь, возводит, по мнению комментатора русского перевода, к глаголу eiro «называть, определять, говорить» (см. ВДИ. 1989. No4.-С. 204, прим. 8). Прим. ред.
** Ср. в новом русском переводе М. Л. Гаспарова и В. Зимитиниевич: «Среди вещих снов …> различаются прямосозерцательные и аллегорические. Прямосозерцательные сны это те, содержание которых схоже с тем, что в них привиделось. Аллегорические сны …> знаменуют одно через другое, и во время этих снов душа естественным образом намекает на что-то» (I, 2). Прим. ред.
19
интерпретатором практическую задачу. Как узнать в каждом данном случае, имеешь ли дело со сновидением состояния или же с событийным сном? Как установить, означает ли видение именно то, что в нем «привиделось», или же следует предположить, что оно лишь «знаменует одно через другое»?
Коснувшись этой задачи на первых же страницах книги IV, Артемидор предлагает прежде всего поставить под вопрос самого сновидца, «прибегнуть к рассуждению». «Помни, говорит он, что у тех, кто ведет праведную и добропорядочную жизнь, не бывает ни обычных снов [enupnia], ни каких-либо иных бессмысленных видений. …> Ведь у таких людей душа не замутнена ни страхом, ни надеждами, и при этом они имеют власть над своими плотскими желаниями…». Отметим эту мысль, очень часто встречающуюся у моралистов: добродетель заявляет о себе отсутствием сновидений, в которых воплощаются желания, равно как и невольные движения души или тела. «…Сновидения спящего, писал Сенека, бывают не менее бурными, чем их дни»1. Плутарх, ссылаясь на Зенона, напоминает: если человеку уже не снится, что недостойные поступки доставляют ему удовольствие, это свидетельствует о его исправлении. Он приводит пример тех, кто бодрствуя в состоянии бороться со своими страстями и сдерживать их, но ночью, «свободный от мнений и законов», не испытывает более стыда,-тогда-то и пробуждается все, что есть в таких людях безнравственного и беспутного2.
Во всяком случае, для Артемидора сновидения состояний, коль скоро они возникают, могут принимать две формы: большей частью желание или отвращение у человека проявляется прямо и открыто, и тогда он «видят во сне именно то, чего желает или боится»; но людям «опытным и искушенным в толкованиях» их желания являются «в символической форме», при этом душа снотолкователя может сыграть с ним «ловкую шутку». Ведь если обычному человеку снится, например, женщина, которую тот вожделеет, или же долгожданная смерть хозяина, то искусная и недоверчивая душа человека опытного в снотолковании никогда не покажет ему просто состояние
___________
1 Сенека. Нравственные письма, L, 6.
2 Plutarchus. Quamodo quis suos in virtute sentiat profectus, 12.
20
желания, в котором он пребывает, а прибегнет к хитрости, в результате чего сновидец увидит не самое возлюбленную, но нечто, ее обозначающее: «лошадь, зеркало, корабль, море, животное женского пола, женскую одежду…». [Здесь-то и возможны недоразумения]: в качестве примера Артемидор приводит историю о художнике из Коринфа, с душой, несомненно, сведущей, которому приснилось, будто в его доме разрушилась крыша и ему «отсекли голову». Можно было б усмотреть здесь предзнаменование будущего, но это оказалось сновидение состояния: художник просто желал смерти своему хозяину, который «здравствует по сей день», мимоходом замечает Артемидор1.
Касательно же вещих снов, как отличить прозрачные и «прямосозерцательные» от аллегорических, возвещающих «одно через другое»? Если не останавливаться на необычных видениях, явно требующих интерпретации («нелепо принимать вещи диковинные и невозможные для человека, пока он бодрствует, за прямосозерцательные сновидения»), «все прямосозерцательные сны исполняются немедленно», полностью раскрывшись в показанном и не оставив толкователю никакой поживы. Таким образом, аллегорические сновидения легко можно узнать по тому, что они не сопровождаются непосредственным подтверждением, а исполняются «по прошествии большего или меньшего времени». Значит именно это и надлежит установить для того, чтоб их интерпретировать. Добавим, что у душ добродетельных, у тех, которым неведомы незначащие сновидения состояний, а лишь событийные вещие сны, чаще всего бывают лишь ясные прямосозерцательные видения. Артемид ору не было нужды разъяснять эту привилегию: то, что боги говорят напрямую только с чистыми душами, считалось общепризнанным фактом. Вспомним Плато-ново «Государство»: «Успокоив эти два вида свойственных ему начал [вожделеющее и яростное] и приведя в действие третий вид, тот, которому присуща разумность, человек предается отдыху. Ты знаешь, что при таких условиях он скорее всего соприкоснется с истиной»2. А в романе Харитона Афродисий Артемидор. Сонник, IV, вступление.
2 Платон. Государство, IX, 572аЬ.
21
ского, когда испытания Каллирои подходят к концу и ее долгая борьба за сохранение целомудрия должна уже увенчаться заслуженной наградой, ей снится «прямосозерцательный» сон, который предвосхищает финал романа и содержит в себе одновременно и предсказание и обещание покровительствующей богини: наступила ночь, и Каллироя «увидела себя во сне девушкой в Сиракузах: будто входит она в святилище Афродиты, и будто возвращаясь оттуда обратно, встречает Херея. Приснился ей и день ее свадьбы: горожане в венках и провожающие ее в дом ее жениха отец с матерью» .
Можно составить следующую таблицу отношений, которые Артемидор устанавливает между типами сновидений, присущими им способами означивания и бытийными состояниями субъекта:
Добродетельные души
Сновидения состояний
Событийные сны
Прямо
Посредством знаков
Прямосозерцательные
Аллегорические
Чаще всего
Обычные души
Сведущие
Чаще всего
Чаще всего
Несведущие
Чаще всего
Последняя ячейка таблицы аллегорические сновидения событий, возникающие у обычных людей, как раз и опреде
