от низких, бесчестных поступков и советует мужу относиться к жене «с уважением, с большой воздержанностью и скромностью» (cum. honestate et cum multa modestia et timore), избегая как «беспечности», так и «суровости» (пес neglegens пес severus), чувств, которые бывают «между проституткой и любовником»; «разумный» же муж со своей женой, напротив, справедлив и «доверчив», а супруга отвечает ему любовью вкупе с подобающей «боязнью», почтительностью и скромностью2… Отмечая такую верность, автор текста прямо указывает, что жена должна уступать супругу, когда речь идет о его ошибках и не таить зла, если он «сгоряча в чем-то был несправедлив к ней» (si quid vir animae passione ad i psam peccaverit): «Пусть совсем не жалуется, будто это сделал он, а припишет это болезни и неведению, и случайным заблуждениям», и чем большее внимание она выкажет в таких случаях, «тем благодарнее будет тот, за кем ухаживали, после избавления от болезни»3.
Подобным же образом основания взаимной верности полагает и Наставление супругам, не прибегая, однако, к формально симметрическим и ригористическим требованиям: так, если супружескую верность текст вменяет жене в обязанность как нечто само собою разумеющееся, то, понятно, что и муж, который ищет удовольствий на стороне, также совершает проступок, впрочем, не слишком серьезный, хотя, пожалуй, и широко распространенный. И как бы то ни было, проблему эту семья должна решать сама в своем кругу, исходя из того, какие чувства связывают супругов, а не из их прав и прерогатив. Мужа Плутарх призывает воздерживаться от внебрачных связей не только из опасения уронить достоинство законной супруги, но /Аристотель/. Экономика, III, 2.
2 Там же, III, 3.
3 Там же, III, 1.
188
и дабы не оскорбить и не огорчить ее. Подобно тому, как кошки свирепеют и бесятся от запаха благовоний, говорит Плутарх, женщины впадают в ярость и бешенство от измен своих мужей, потому-то и «несправедливо» (adikon) причинять им столько горя и страданий ради «мимолетной прихоти»; лучше приближаться к ним непорочным, «чистым» от чужих прикосновений, как подходят к пчелам, которые «негодуют и бросаются на того, кто только что имел дело с женщиной»1. В то же время, женщинам он ставит в пример персидских цариц, которые принимали участие в трапезах вместе, с мужьями, но уходили, когда те, захмелев, приглашали музыкантш и наложниц:
такая терпимость пристала супруге, и если ее «обыкновенный» муж «иной раз и согрешит» с гетерой или рабыней, она должна не браниться и возмущаться, но счесть, что только из уважения к ней супруг сделал участницей «непристойной разнузданной пьянки» другую2. Таким образом, супружеский союз, основанный на любви и уважении, гораздо взыскательней относится к сексуальной деятельности и много строже к различным формам внебрачной близости, нежели брак как уставная структура. Требуя от партнеров симметрической верности, он, вместе с тем, создает некое пространство «полюбовного соглашения», в рамках которого преданность мужа и благоразумие жены дополняют друг друга, а внебрачные удовольствия мужчины в этом случае рассматриваются уже не в качестве допустимого осуществления статусного превосходства, но как своего рода слабость, требующая преодоления, в частности, еще и потому, что жена относится к ней терпимо, идет на уступки, которые, не нанося ущерба чести, быть может, свидетельствуют о любви. Плутарх. Наставление супругам, 44, 144сd.
2 Там же, 16, 140b.
3. УДОВОЛЬСТВИЯ В БРАКЕ
Представление о браке как о единственном типе связи, допускающем aphrodisia, порождает (или должно порождать) ряд вопросов, касающихся места, роли, формы, предназначения половых актов в игре любовных или уставных отношений между мужчиной и женщиной.
Действительно, следует признать: даже в тех формах рефлексии, где браку отведено достойное место, отношение к экономике супружеских удовольствий отличается крайней сдержанностью. Эта строгая мораль, которой, впрочем, придерживаются немногие, оставляет за браком монополию на плотские наслаждения, но не указывает, какие из них допустимы, а каких надлежит избегать.
И все же два общих принципа упоминаются часто. Первый из них признает, что супружеские узы, подвластные Афродите, не чужды и Эроту, любовь которого иные философы пытались было связать лишь с мальчиками. Мусоний, полагавший, что брак для философа не только не препятствие, но и, напротив, долг, превозносил величие и достоинство матримониума, напоминая, какие могущественные боги ему покровительствуют: Гера, прозванная «заступницей супругов», Афродита, ибо «плотскую связь мужа с женой» именуют Aphrodision ergon, и, наконец, Эрот (и действительно, где он более уместен, как не в «законном союзе мужчины и женщины?»). Действуя сообща, три эти силы призваны «соединить супругов во имя порожденья потомства»1. Плутарх подобным же образом определял место Афродиты и Эрота в том, что составляет сущность супружеских уз2. Musonius Rufus. Reliquiae, XIV.
2 Плутарх. Об Эроте, 759еf.
190
С наличием в браке любовной страсти и плотского наслаждения связан второй принцип, обратный первому, но столь же общий: супруга требует иного обращения с собой, нежели любовница, и супруг обязан вести себя как подобает мужу, а не любовнику1. Очевидно, значение старого принципа супружеской благопристойности возрастает по мере того, как усиливается тенденция к превращению брака в единственно законное условие сексуальных удовольствий. Афродита и Эрот должны присутствовать только в брачном союзе и нигде более; с другой стороны, супружеские отношения следует отделять от любовной связи. Принцип этот принимает множество форм. Иногда он встречается в виде вполне традиционного наставления в умеренности и здравомыслии: приучая жену к слишком острым наслаждениям, муж рискует преподать ей урок, о котором впоследствии будет жалеть, поскольку жена может злоупотребить полученной наукой2. Иногда это совет, обращенный к обоим супругам: нужно избегать как чрезмерной строгости, так и распутных, «уличных» манер, а муж обязан постоянно помнить о том, что нельзя «в одной и той же иметь и супругу, и гетеру [hos gamete kai hos hetaira]»3. Наконец, иногда мы сталкиваемся с общим тезисом: излишняя пылкость в отношениях с женой сродни прелюбодеянию4. Это весьма важная тема: очень рано проникнув в христианскую традицию (Климент Александрийский говорит о ней в Строматах5), она долго останется актуальной (так, еще Франциск Сальский будет развивать ее в Руководстве к благочестивой жизни6). Для того, чтобы понять, какой смысл вкладывали в эту формулу стоики, необходимо, разумеется, помнить, что с их точки зрения брак по своей естественной и рациональной сути призван, соединив в произведении потомства два существования, принести пользу родному полису и тем самым сослужить добрую службу Seneca. Supplementum (ed. Haase), fr. 85.
2 Плутарх. Наставление супругам, 47, 144f145a; ср. также 17, 140с.*
* В Наставлении 47 Плутарх пишет, ссылаясь на Платона: «Муж пусть ведет себя по отношению к жене …> скромно, понимая, что спальня может стать школою как добродетели, так и распущенности». Прим. ред.
3 Там же, 29, 142ас.
4 Seneca. Supplementum, fr. 85.
5 Климент Александрийский. Строматы, II, 143, 1.
6 Франциск Сальский. Руководство к благочестивой жизни, III, XXXIX.
191
всему человечеству; тот, кто ищет в браке прежде всего плотских ощущений, удовольствия, тот преступает закон, смешивает цели и нарушает принцип, который должен соединить в одну супружескую чету мужчину и женщину.
Конкретная же проблема заключается в том, чтобы, определив приемлемые для супружеских отношений статус и формы практики удовольствий, установить основания, на которые могут опираться их внутренние ограничительные правила. Каким образом матримониальная структура сможет исполнять роль регулятивного принципа, если супружеский союз неизбежно вынужден выступать и как в высшей степени ценная личностная связь, и, вместе с тем, как исключительная сфера осуществления связей половых, отныне безусловно допустимых для женатого мужчины только в рамках брака? Каким образом установить надлежащую степень строгости этого брака, если наиболее прочная форма индивидуальной связи одновременно представляет собой единственный законный источник плотских удовольствий?
Ответы большей частью оказываются очень общими и расплывчатыми, наподобие тех, что встречаются в латинском тексте, считающимся третьей книгой Экономики, приписываемой Аристотелю. В этом сочинении автор призывает мужа относится к жене «с уважением» (cum honestate), «с большой воздержанностью и скромностью» (cum multa modestia et timore), обращаться к ней «с дружественными словами, свойственными благорасположенному человеку, держащемуся в пределах дозволенного и почтительного», выказывая «сдержанность и доверчивость» (verecundia et pudore)1.
Точнее говоря, строгость в супружеских отношениях оправдана двумя великими и естественными целями, стоящими перед браком. Прежде всего, это, разумеется, продолжения рода. Нельзя удовольствие почитать конечной целью акта, который самой природой предназначен в основном для произведения потомства, подчеркивает Сенека (и в этом с ним соглашаются многие врачи), и если природа наделила людей любовным влечением, то вовсе не затем, чтоб они предавались сладострастным наслаждениям блуда, но дабы продолжали свой род
/Аристотель/. Экономика, III, 3.
192
(поп voluptatis causa, sed propagandi generis)1. Из этого общего принципа Мусоний заключает, что плотская связь и законна и справедлива в том только и только том случае, если она направлена на продолжение рода; если же ее цель -одно лишь удовольствие, то она «нечестива и противна закону, пусть даже и осуществляется в браке»2. Это правило, известное также и неопифагорейцам, видимо, служило оправданием ряда традиционных запретов, в частности, ограничения половых сношений на время месячных (по мнению медиков, они завершаются бесплодной растратой семени) и на период беременности (не только из-за их бесплодности, но, главным образом, потому, что они могут угрожать развитию плода). Но помимо этих общих замечаний, мы, несмотря на тождественность исходных принципов, едва ли встретим здесь известные из практики христианского пастырства сомнения в допустимости плотской связи при заведомом бесплодии или после наступления климакса, равно как не найдем и вопросов, касающихся намерений, которые могли быть накануне либо во время самого акта у одного из партнеров. Наиболее строгие моралисты, безусловно, требовали отказа от полагания удовольствий в качестве конечной цели, но это требование было все же скорее принципиальной позицией, нежели рабочей схемой, позволяющей и регулировать отношения, и строго кодифицировать их дозволенные или запретные формы.
Вторая важнейшая цель брака обустройство совместной жизни составляет еще один принцип, требующий строгости в супружеских отношениях. И хотя пределы дозволенного и запретного разграничены здесь немногим более четко, нежели когда речь идет о продолжении рода, многие авторы (и прежде всего Плутарх) принципу этому отводят весьма тонкую и ответственную роль в вычленении плотской связи из комплекса супружеских отношений.
Так, с одной стороны, потребность обрести в лице своей супруги друга, спутника жизни, которому можно раскрыть душу, вынуждает мужа уважать не только положение и статус, но и личное достоинство жены; следовательно, режим aphrodisia
Seneca. Consolatio ad Helvia, 13, 4.
2 Musonius Rufus, Reliquiae, XII.
193
сталкивается здесь с принципом внутреннего ограничения. Но, с
