не упустить из великой педерастической традиции, но в результате выработал общую форму, способную вместить как ту, так и другую любовь, и, в частности, применимую не только к описанию близости с женщиной, но даже и «брачного сочетания».

После вмешательства Зевксиппа, вероятно, нападавшего на супружескую любовь, но уже не с точки зрения педерастии, а с позиций эпикуреизма (эта часть рукописи утрачена), Плутарх вновь берет слово, чтобы определить три главных пункта [своей концепции]. Прежде всего он подчеркивает, что «источники зарождения любви принадлежат не одному какому-нибудь полу, а одинаково обоим», и если перед нами истинная любовь, она выкажет себя и явит свою мощь в отношениях между разными полами столь же действенно, как и в случае однополой связи. Мы можем избрать эпикурейский подход, предположив «образы, которые проникают в тело подверженных Эроту, приводят в движение и возбуждение его состав и стекаются в семя вместе с другими атомами», но какие у нас основание считать, будто они «происходят» только от мальчиков, отказывая в этом женщинам1? Вполне уместен и платонический подход, к которому склоняется Плутарх: что препятствует им, говорит он о «прекрасных и священных воспоминаниях», возвращающих нас к «божественной и истинной олимпийской красоте и окрыляющих душу», происходить от девушек и женщин, так же, как от мальчиков и юношей, если «сквозь свежесть и привлекательность внешнего образа просвечивает чистая и благородная душа», когда тот, кто способен это воспринять, «распознает в прекрасных и чистых телесных очертаниях прямые и нерушимые следы светлой души»2? Касаясь вопроса о «добродетели» (arete), в которой традиционная Эротика мальчиков усматривала одно из главных своих преимуществ перед склонностью к

Там же, 21, 7ббе.

2 Там же. 21, 7б6е767а.

219

женщинам, Плутарх показывает, что качество это не признает разницы между полами: «Говорят, цветущая внешность это «цвет добродетели». Нелепо же думать, что женщина не может иметь и признаков природной добродетели. …> Обоим полам присущи одни и те же черты»1.

Плутарх утверждает, что дружба, которую педерасты числили только за любовью к мальчикам, свойствена и отношениям мужчины с женщиной, по крайней мере (и это уточнение решающее), со своей женой. Супружество вот единственная форма связи между полами, допускающая дружбу. То, как Плутарх характеризует здесь о брак, отчасти напоминает Наставление супругам. На протяжении всей совместной жизни супруги должны хранить сопричастность одной общей участи, уважать друг друга и со-вмещать свои существования (здесь игра слов: stergein уважать, любить, и stegein вмещать, хранить) во взаимном благоволении (eunoia), возникающем под действием времени и привычки и необходимости; стремясь достичь полной общности и преодолеть «раздельность тел», они «постепенно сводят и сплавляют свои души, не желая быть двумя и не считая себя двумя»2. Наконец, им требуется и взаимная терпимость, самообладание и сдержанность, sophrosune «отвращающая» душу от других влюбленностей.

В этом пункте «наложение» эротической теории на практику супружеской жизни особенно интересно, поскольку предлагает представление о высокой ценности брака, однако весьма отличное от стоического. Так, Плутарх противопоставляет «терпимости», которая воспитывается «извне», под воздействием совести, стыда и страха перед законами, добродетели, порожденные Эротом: это он, воспламенив супругов страстью друг к другу, приносит им «самообладание, постоянство, доверие», внушает влюбленным душам «совестливость, сдержанность и спокойствие», он придает им «скромный образ» и делает «послушными только одному». Здесь легко обнаружить черты педерастического Эрота, наделяющего души любовников добродетелью и чувством меры и полагающего принцип сдержанности, который самых совершенных, таких, как Со

Там же, 21, 7б7Ьс.

2 Там же, 21, 767de.

220

крат, например, заставлял таить и смирять желание в присутствии тех, кого они любят. Плутарх перенес на супружескую пару признаки, долгое время считавшиеся принадлежностью только однополой philia.

И все же, обещая построить общую теорию любви, применимую как к отношениям с женщинами, так и к отношениям с мальчиками, Плутарх несколько лукавит: вопреки призыву Дафнея и собственным намерениям, он так и не переходит от любви частной к любви общей. Он отнимает у эротики мальчиков ее фундаментальные и традиционные свойства, но применяет их не ко всему множеству возможных форм любовной связи, а только к супружеской близости.

3. Такова подлинная задача диалога: показать, что эта уникальная цепь любви, достигающая полноты воплощения в браке, невозможна (по крайней мере, несовершенна) в отношениях с мальчиками. И хотя на присущую этим отношения систему традиционных ценностей пытались порой еще опереться в поисках модели общей концепции любви, значение их, в конечном счете, неуклонно падало, и они оказывались все более несостоятельными в сравнении с любовными отношениями между мужем и женой.

В чем же усматривал их неполноценность Плутарх? Коль скоро есть дуалистическая эротика, различающая любовь истинную, чистую с любовью ложной, физической, отказ от aphrodisia не только возможен, но и необходим для того, чтобы плотская связь перешла в любовь как таковую. Но построение общей эротики, устанавливающей тесную взаимосвязь Эрота и Афродиты, переворачивает проблему: выпадение aphrodisia из обязательного условия превращается в препятствие. Плутарх ясно говорит об этом: если Афродита без Эрота означает лишь преходящее наслаждение, которое можно купить за драхму, то и Эрот без Афродиты, без телесного общения и удовольствий плоти, столь же ущербен: подобно опьянению без вина, вызываемому напитками из смокв или ячменя, он способен только возбуждать, «не принося плода [akaron} и завершения [ateles], а только пресыщение и отвращение»1.Там же, 5, 7б2b.

221

Итак, совместима ли любовь к мальчикам с aphrodisia? Нам известен следующий аргумент1: либо половая связь [«сочетание мужского с мужским»] возникает вследствие обмана или насилия, жертвы которого не могут питать к тем, «кто ими так злоупотребил», никаких иных чувств, кроме злобы, ненависти и жажды мести, либо в нее вступают добровольно, по причине «развращенности и женоподобия», позволяя «покрывать и засевать себя наподобие четвероногих» (hedomenos toi paschein)*, и тогда перед нами «гнусное извращение», которому предаются люди, недостойные «доверия, уважения и дружбы» . Здесь Плутарх возвращается к «дилемме эромена»: изнасилованный, он озлобляется, а его доступность вызывает презрение. Традиционные противники педерастии на этом останавливаются. Но Плутарх в своем анализе идет дальше, стремясь понять, в чем заключается недостаточность мужской любви и что здесь препятствует Эроту и Афродите достичь гармонического единства, подобно тому как в супружеском общении душевная связь сочетается с физическими удовольствиями. Такую недостаточность Плутарх определяет одним словом: отношения с мальчиками суть acharistos.

Термин charis, неоднократно возникающий в ходе диалога, пожалуй, один из ключевых в Плутарховой рефлексии. Он со всей торжественностью вводится в текст с самого начала, еще до построения «великой теории единого Эрота». Первым к нему прибегает Дафней как к «важнейшему свидетельству» в пользу своего тезиса : согласное с природой общение с женщинами, говорит он, должно «в еще большей мере» нежели «противное природе общение с мужчинами» через charis вести к дружескому расположению (eis philian). Дафней так озабочен значением этого понятия, что тотчас пытается определить его, заручившись авторитетом великих поэтов: charis это расположение женщины, ее согласие на общение с мужчиной, признакПлутарх приводит его в развитие мысли Дафнея (5, 751dе).

* Дафней здесь обыгрывает, искажает и перетолковывает следующие слова из второй речи Сократа в платоновском «Федре»: «Человек …> испорченный не слишком сильно стремится …> к красоте самой по себе, …> но, преданный наслаждению, пытается, как четвероногое животное, покрыть и оплодотворить» (Платон. Федр, 250е). Прим. ред.

2 Плутарх. Об Эроте, 23, 768d.

3 Там же, 5, 751 c.

222

половой зрелости, по Сапфо*; это «благосклонность», в отсутствие которой плотская связь может привести, как писал Пиндар, к нежеланному и оттого как бы «безблагодатному»** потомству: так Гефест родился от Геры «без Харит» (апеи chariton)1. Назначение этой «благосклонности» очевидно: именно она призвана преобразовать сексуальные связи (с их двумя полюсами активности и пассивности, определенными природой), в отношения взаимного благорасположения и доброжелательства, совместив тем самым физическое удовольствие с дружбой.

После такого предварительного представления charts и повторного ее упоминания в контексте унитарной доктрины любви, собеседники возвращаются к рассмотрению этого вопроса под конец диалога; именно charis выступает в качестве различительного признака, позволяющего разграничивать любовь к мальчикам с любовью к женщинам, совершенная форма которой, и только она одна, способна благодаря присущему ей началу согласия и благосклонности совместить использование удовольствий Афродиты с добродетелью дружбы. Но Плутарх не считает такое сочетание простым результатом терпимости, оставляющей в супружеских отношениях место для более или менее утилитарного полового акта (нацеленного, например, на зачатие детей). Напротив, он признает его краеугольным камнем чувственных отношений, одушевляющих супружеский союз. Именно постольку, поскольку благодетельное согласие исключает самое возможность какого-либо насилия, обмана или же порочной доступности, удовлетворение сексуальных потребностей может лежать в основании любовной взаимности, так необходимой супругам: эта физическая близость «источник дружбы, как приобщение к великим таинствам». И радость телесного общения здесь менее важна, сразу добавляет Плутарх, нежели «возрастающее от него с каждым днем» взаимное ува

Стих Сапфо, который цитирует Плутарх, обращен к девушке, еще не достигшей брачного возраста: «Ты показалась мне маленькой девочкой, чуждой Харитам». Прим. ред.

** В оригинале «disgracieux» (некрасивый, неприятный, «неграциозный»). Следует помнить, что Фуко учитывает и латинский эквивалент греческого именования Харит-Граций Gratia, а также французское Grace, расположение, обходительность, изящество, но и милость, благодать etc. со всеми его профанными и сакральными коннотациями. Прим.. ред.

1 Там же, 5, 751d.

223

жение (time), благорасположение (charis), приязнь (agapesis) и доверительная желанность (pistis)1.

Основополагающая роль и порождающая функция физического удовольствия получает и официальное историческое подтверждение, Плутарх нашел его в законодательстве Солона, который предписывал супругам «сближаться с женами не реже чем трижды в месяц». В жизнеописании Солона этот закон касается мужа богатой сироты, способной к деторождению, и вызван потребностью в наследниках, которым можно передать патримоний. Но «если даже и не родятся от этого дети», добавляет Плутарх, такие упорядоченные свидания суть «знак уважения и любви» со стороны мужа по отношению к «целомудренной жене»; рассеивая постоянно накопляющееся недовольство, они не дают супругам совершенно охладеть друг к другу из-за ссор2. Тезис о сексуальных отношениях как основании регулярной близости и залоге доброго согласия Плутарх еще отчетливее формулирует в диалоге Об Эроте, наделяя их способностью восстанавливать крепость супружеских уз, что несколько напоминает подтверждение силы договоров: «Солон показал себя мудрым законодателем в вопросах брака, предписав сближаться с женами не реже чем трижды в месяц, не ради наслаждения, а с тем, чтобы, обновляя брак, освободить его от набирающихся при взаимной благожелательности в повседневной жизни разногласий наподобие того как государства время от времени возобновляют свои дружественные договоры»3. Следовательно,