что исход из Египта, который он возглавил, действительно имел место. Эти историки не без основания утверждают, что вся последующая судьба Израиля просто не может быть понята, если с этим не согласиться. Наука сегодня вообще стала более осторожной и относится к традиции с большим доверием, чем на заре исторических исследований.
Первое, что настораживает нас в личности Моисея, — его имя, которое на иврите пишется «Моше». Возникает законный вопрос: откуда оно взялось? что оно означает? Как известно, на этот вопрос отвечает история Исхода. Из нее мы узнаем, что египетская принцесса, которая вытащила ребенка из нильских вод, нарекла его этим именем, добавив «этимологическое» разъяснение: «Поскольку я вытащила его из воды…». Но это разъяснение явно недостаточно. «Библейское токование имени Моисея, — «тот, что вытащен из воды», — пишет автор «Юдише лексикон», — это народная этимология и не согласуется с активной формой его значения на иврите: «Моше» — это в лучшем случае тот, кто вытаскивает»*. К этому возражению можно добавить еще два: во-первых, вряд ли можно приписывать египетской принцессе знание ивритской этимологии; а во-вторых, как мы увидим, вода, из которой был вытащен ребенок, скорее всего не была водой Нила, да и вообще какой бы то ни было реки.
* 0т ивритского глагола «лимшот» — вытаскивать (например, из воды). (Прим. переводчика.)
С другой стороны, многие и уже давно высказывали предположение, что имя «Мозес» взято из египетского словаря. Ограничусь цитатой из Брестеда («На заре сознания»), основной труд которого, «История Египта», считается весьма авторитетным. «Существенно отметить, что имя Мозес является египетским. Это попросту египетское слово, означающее «дитя», которое является сокращением таких имен, как «Амон-мозе» (Амон-дитя) или «Пта-мозе» (Пта-дитя), а они сами, в свою очередь, вероятно, являются сокращениями полных выражений «Амон (дал) дитя» или «Пта (дал) дитя». Сокращенное «дитя» довольно рано стало удобной заменой громоздкого полного имени, и слово «Мозе», «дитя» — не редкость на египетских памятниках. Отец Моисея, скорее всего, дал своему сыну имя какого-нибудь египетского бога, вроде Амона или Пта, но это божественное имя постепенно утерялось при употреблении, пока ребенка не стали называть просто «Мозе». Дополнительное «с» в конце появилось при переводе на греческий язык и не связано с ивритом, в котором это имя произносится просто «Моше»…» Я привел цитату буквально и не беру на себя ответственность за все ее детали. Меня, однако, удивляет, что, упоминая все эти имена, Брестед прошел мимо аналогичных богоподобных имен египетских царей: А-мозе (Амос), Тут-мозе (Тутмос) и Ра-мозе (Рамсес).
Можно было бы ожидать, что автор, признавший «Мозе» египетским именем, сделает вывод (или хотя бы предположение), что его носитель и сам был египтянином. В наши времена такие умозаключения — от имени к расе — не порицаются, и они тем более законны и убедительны в случае более ранних и примитивных времен. Но, насколько мне известно, ни один историк не сделал такого вывода, включая тех, кто, подобно Брестеду, готов был допустить, что Моисей был «знаком со всей египетской мудростью».
Можно лишь гадать, что их остановило. Возможно, слишком глубокое уважение к библейской традиции. Возможно, им показалось чудовищным само предположение, что этот человек Моисей мог быть неевреем. Как бы то ни было, признав его имя египетским, они не сделали из этого никаких выводов о его происхождении. И если мы действительно придаем вопросу о национальности этого великого человека серьезное значение, мы должны приветствовать любые новые факты, которые могут пролить свет на этот вопрос.
Именно это я пытаюсь сделать в своем небольшом очерке. Новое в нем это приложение психоанализа. Поэтому достигнутые здесь выводы будут приемлемы, пожалуй, только для тех, кто знаком с аналитическим подходом и способен оценить его заключения. Для них, я надеюсь, этот очерк представит определенную ценность.
В 1909 году Отто Ранк, тогда еще находившийся под моим влиянием, опубликовал по моему предложению книгу, озаглавленную «Мифы о рождении героев». В ней он обсуждал тот факт, что «почти все цивилизованные народы на ранней стадии своей истории прославили в мифах и воспели в эпосе своих легендарных царей и принцев, основателей религий, династий, империй и городов, короче — своих национальных героев. При этом особенно фантастическими чертами наделялась история их рождения и раннего детства, и исследователям хорошо известно неоднократно их поражавшее удивительное сходство, можно сказать — тождество таких рассказов, даже относящихся к совершенно разным народам, порой далеко удаленным друг от друга географически».
Следуя Ранку, мы реконструировали (с помощью метода Гальтона) «типичный миф», чтобы сделать более явными основные особенности таких рассказов, и получили следующую формулу. «Герой является сыном знатных родителей, чаще всего царя.
Его рождению препятствуют трудности, вроде полового воздержания или временной стерильности родителей; порой родители вынуждены держать свою связь в тайне из-за запретов или других внешних причин. Во время беременности матери или даже раньше некий оракул (или сон) предостерегает отца, что рождение сына повлечет за собой угрозу его безопасности. В результате отец (или заменяющий его человек) приказывает убить новорожденного или подвергнуть его другой крайней опасности; в большинстве случаев ребенка кладут в корзину и бросают в воду. Затем ребенка спасают животные или бедные люди, вроде пастухов; его выкармливает самка животного или бедная женщина.
Выросши и пройдя череду приключений, герой открывает, кто его родители, мстит отцу и, признанный народом, становится славным и могущественным».
Самой древней из реальных исторических личностей, с которыми связан подобный миф, был аккадский царь Саргон, который примерно в 2800 году до н. э. основал Вавилон. В наших интересах уместно привести слова, сказанные им о самом себе: «Я Саргон, великий царь, царь Аккада. Моя мать была жрицей, своего отца я не знаю, а брат моего отца жил в горах. В городе Азупирани, на берегах Евфрата, моя мать, жрица, зачала меня. Втайне родила она меня. Она положила меня в камышовую корзину, залила отверстие смолой и опустила в реку. Поток не поглотил меня, а принес к Акки-водоносу. Акки-водонос, добрый человек, извлек меня из воды. Акки-водонос воспитал меня как своего сына. Акки-водонос сделал меня надсмотрщиком в своем саду. Там меня возлюбила Иштар. Я стал царем и правил сорок пять лет».
Самыми известными именами в перечне, открываемом Саргоном, являются Моисей, Кир и Ромул. Но Ранк вдобавок перечисляет и многих других мифических или эпических героев, которым точно такая же биография приписывалась полностью или частично: Эдип, Парис, Персей, Гильгамеш и другие.
Работа Ранка вскрывает источники и цели подобных мифов. Мне достаточно лишь упомянуть ее выводы. Герой обычно оказывается противником своего отца, мужественно противостоит ему и, в конце концов, побеждает. Миф возводит истоки этой борьбы к самому началу жизни героя, поскольку тот рождается вопреки воле отца и спасается вопреки его злым намерениям. Помещение в корзину явно символизирует рождение: корзина — это матка, река околоплодные воды*. Зафиксированы бесчисленные сны, в которых рождение представляется как спасение из воды. Когда воображение приписывает такой миф реальной знаменитой личности, оно попросту подгоняет ее жизнь под типичную схему. Внутренним источником такого мифа является так называемый «семейный роман» ребенка, то есть отраженный в его психике процесс постепенных перемен в отношении к родителям, в особенности к отцу. Первые годы жизни ребенка проходят под знаком огромной переоценки отца, поэтому «цари», «принцы» и т. д. в мифах, сказках и снах попросту символизируют повелителя-отца. Позднее, под влиянием соперничества с отцом и реальных разочарований, происходит постепенное высвобождение из-под власти родителей и возникает критическое отношение к ним. Следовательно, две семьи в мифе, знатная и бедная, символизируют просто два представления об одной и той же, собственной семье, через которые ребенок проходит на разных стадиях своей жизни.
Не будет преувеличением сказать, что эти психологические толкования объясняют как поразительное сходство, так и широчайшее распространение «мифов о рождении героя». Тем более интересно, что миф о рождении Моисея стоит среди них особняком, потому что в одном существенном пункте он противоречит всем остальным.
* Вот почему Моисеи был вытащен не из «нильской воды». (Прим. переводчика.)
Мы говорили о двух семьях, с которыми миф связывает судьбу ребенка. Мы видели, что психоаналитическое толкование сводит их в одну единственную собственную реальную семью, и все различие между ними — чисто стадиальное. В типичной форме мифа первая семья (та в которой ребенок рождается) является знатной или даже королевской, вторая (в которой он вырастает) — бедной и скромной. Только в истории Эдипа положение несколько иное ребенок, родившийся в одной царской семье, воспитывается в другой, тоже царской. Тут сам миф как бы указывает на тождество обеих семей Социальный контраст между «двумя семьями ‘ (который подчеркивает героическое «восхождение великого человека) имеет и еще одну функцию особенно важную в случае реальных исторических героев миф в данном случае, гарантирует герою знатность происхождения и этим поднимает его исходный социальный статус. Так царь Кир был для мидян всего лишь чужеземным завоевателем. Но миф о знатном происхождении превратил его во внука их прежнего царя. Аналогичное происходит и в мифе о Ромуле: если такой человек существовал то он, скорее всего, был безвестным авантюристом; миф же делает его потомком и, следовательно, законным наследником царского дома Альба Лонга.
В случае Моисея происходит обратное. Здесь первая семья обычно столь знатная, оказывается довольно простой Моисей — сын еврейских левитов. Зато вторая семья — та бедная, в которой герой обычно вырастает, — превратилась в правящее семейство Египта. Это отклонение от стереотипа давно бросалось в глаза многим исследователям Эдвард Мейер и вслед за ним другие предположили поэтому, что исходная форма мифа о Моисее была иной. Это фараон в действительности увидел пророческий сон, что сын его дочери принцессы станет угрозой для него и его царства. Вот почему ребенок Моисей сразу же после рождения был брошен в воды Нила. А спасли его — евреи, которые и воспитали его как своего Позднее же национальные причины’, по выражению Ранка, привели к постепенному преобразованию мифа в ту форму, в которой он известен нам теперь.
Однако простые рассуждения показывают, что такого рода ‘стандартный’ миф в случае Моисея попросту не мог возникнуть. Такой миф мог быть либо египетского, либо еврейского происхождения. Первое можно сразу исключить. В самом деле, у египтян не было причин превозносить Моисея — для них он не был героем. Стало быть, легенда возникла среди евреев и была (в своей обычной форме мифа ‘о знатном происхождении’) приписана их вождю. Но такая обычная форма в
