Скачать:TXTPDF
Случай Человека-Крысы

уделялось должного внимания. В продолжение вторичной защитной борьбы, которую пациент ведет против “навязчивых идей”, прорывающихся в его сознание, появляются психологические формирования (Погрешность моего определения в некоторой степени самоскорректировалась в статье. Следующий отрывок находится там же, на стр. 158: “Воскрешенные воспоминания и самоупреки, ими обоснованные, однако, никогда не появляются в сознании в неизмененной форме. Навязчивая идея и навязчивые аффекты, которые появляются в сознании и занимают место патогенных воспоминаний в сознательной жизни есть компромиссные формирования между вытесняемыми и вытесняющими идеями.” В определении, таким образом, особое ударение ставиться на слова “в превращенной форме.”) , заслуживающие специального названия. (Такова, например, была последовательность мыслей, оккупировавшая ум нашего пациента во время его возвращения с маневров.) Это не вполне разумные умозаключения, появляющиеся в качестве оппозиционных обсессивным мыслям, но как это было, гибриды между двумя разновидностями мышления; они получают качество определенности от обсессий, с которыми борются и, вооруженные причинностью, оказываются, таким образом, патологически обоснованными. Я полагаю, что такие формирования как эти, заслуживают названия “делирий”. Чтобы сделать разницу ясной, я приведу пример, которому следовало бы быть вставленным в его собственный контекст в истории болезни пациента. Я уже описывал безумное поведение, которому он дал возможность проявиться во время подготовки к экзаменам — когда, работая глубокой ночью, он обычно открывал парадную дверь призраку отца, а затем рассматривал свои гениталии через увеличительное стекло. Он пытался обратиться к своим чувствам, спрашивая себя, что бы сказал на это его отец, как если бы тот действительно оставался живым. Но довод не имел успеха, пока выдвигался в рациональной форме. Дурные предчувствия не рассеивались до тех пор, пока он не трансформировал ту же идею в “делириозную” угрозу воздействия о том, что если он когда-либо произведет эту бессмысленную акцию снова, что-то плохое случиться с его отцом в следующем мире.

Разница между первичной и вторичной защитной борьбой, без сомнения, обоснована хорошо, но мы находим ее значение неожиданно заниженным, когда обнаруживаем, что пациенты сами не знают формулировок своих навязчивых идей. Это может звучать парадоксально, но имеет вполне здравый смысл. Когда психоанализ идет вперед, не только пациент собирается с духом, но его расстройство также. Метафорически, случается так, что пациент, который до сих пор с ужасом отводил глаза от своей патологической продукции, начинает замечать ее и получает о ней более ясное и детальное представление. (Многие пациенты настолько сильно отвлекают свое внимание, что они вообще оказываются неспособны сообщить о содержании обсессивной идеи или описать обсессивную акцию, которую они производят снова и снова.).

Существуют, кроме того, два заслуживающих внимания способа, посредством которых может быть получено более точное знание об обсессивных формированиях. В первую очередь, опыт показывает, что обсессивная команда (какая бы она не была), которая в состоянии бодрствования известна только в урезанной или искаженной форме, подобной искаженному телеграфному посланию, может иметь свой действительный текст; на это может быть пролит свет сновидением. Такие тексты появляются в сновидениях в виде речей и они, таким образом, являют собой исключение из правила, согласно которому речи в сновидениях отличаются от речей в реальной жизни. (См. Freud, Die Traumdeutung (1900), Seventh Edition, p. 283.). Во-вторых, при анализе истории болезни, убеждаешься, что, если несколько обсессий сменяют друг друга, то часто — хотя словесно они могут быть и не идентичны — они суть совершенно одно и то же. От обсессии можно успешно избавиться при ее первом появлении, но она возвращается вторично в искаженной форме и не узнается и может теперь более эффективно удерживаться в защитной борьбе, именно вследствие своей искаженной формы. Но первоначальная форма правильна и она часто демонстрирует свое значение довольно открыто. Когда мы прилагаем все старания к разъяснению непостижимой обсессивной идеи, часто случается так, что пациент информирует нас о том, что именно то представление, желание или соблазн, которые мы придумали, на самом деле появлялись однажды перед тем, как возникла обсессивная идея, но не сохранились впоследствии. К сожалению, нас слишком надолго отвлекло бы, если бы мы привели пример этого из истории пациента.

То, что формально описывается как “обсессивная идея”, представляет, таким образом, в своем искажении первоначальной формулировки, следы первичной защитной борьбы. Это искажение дает возможность ей (формулировке) сохраниться, так как сознательное мышление вынуждено понимать ее превратно, точно как если бы она была сновидением; сновидения также являются продуктами искажения и компромисса, и мы так же превратно понимаем их бодрствующей мыслью. Это превратное понимание со стороны сознательного может быть замечено за работой не только в отношении обсессивных идей как таковых, но также в отношении продуктов вторичной защитной борьбы, таких, например, как защитные формулы. Я могу привести два хороших примера этого. Наш пациент обычно использовал в качестве защитной формулы быстро произносимое “aber” [“но”], сопровождаемое жестом отрицания. Однажды он рассказал мне, что эта формула к настоящему времени изменилась; теперь он произносит не “aber”, a “aber”. Когда я попросил его объяснить причину этого, он заявил, что непроизносимая “e” во втором слоге не дает ему ощущения безопасности от вторжения, которого он так боялся, некоего инородного и неуместного элемента, и, поэтому он решил сделать ударение на “e”. Это объяснение (исключительный пример обсессивного невротического стиля) было, однако, очевидно неадекватно. Самое большее, это можно назвать рационализацией. Правда заключалась в том, что “aber” было аппроксимацией к сходно звучащему “Abwehr” [“защита”], термину, о котором он узнал в ходе наших теоретических дискуссий о психоанализе. Таким образом он нелегитимно и “безумно” приладил лечение для использования в качестве усиления защитной формулы. В другой раз он рассказал мне о своем главном магическом слове, которое было apotropaic против всякого зла; он составил его из начальных букв наиболее мощной и благотворной из его молитв и в его конце накладывал “amen”. Я не могу воспроизвести само слово, по причинам, которые будут немедленно разъяснены. Когда он сообщил мне его, я отметил, что слово было на самом деле анаграммой имени его дамы. Ее имя содержало “s”, и его он поставил последним перед “amen” в конце. Мы можем сказать, что в процессе этого он производил контакт своего “Samen” [“semen”] и женщины, которую любил; в воображении, он, так сказать, мастурбировал с ней. Он сам, однако, никогда не замечал этой очевидной связи; его защитные силы позволяли себе быть одураченными силами вытеснения. Это также хороший пример правила, по которому вещь, отклоняемая с помощью некоторых средств, неизменно находит свой путь, используя те же средства, которыми ее отклоняли.

Я уже замечал, что обсессивные мысли подвергаются искажениям, сходным с теми, которым подвергаются мысли сновидения перед тем, как стать манифестным содержанием сновидения. Техника такого искажения может, таким образом, быть интересна для нас, и ничего не мешает выявить его различные формы посредством толкования и прояснения обсессивных серий. Но здесь снова условия публикации этого случая делают невозможным привести более чем несколько примеров этого. Не все из обсессий пациента были столь сложны по структуре и трудны для толкования, как великая идея о крысах. В некоторых использовалась очень простая техника, а именно — искажение посредством пропуска или эллипсиса (опущениe слов, легко подразумеваемых — прим. рус. пер.). Эта техника находит превосходное применение в шутках, но в нашем случае она проделала полезную работу в качестве средства защиты от понимания.

Например, одна из самых старых и излюбленных обсессий пациента, (относящаяся к предостережению или предупреждению) звучала так: “Если я женюсь на даме, с отцом случится какое-то несчастье (в следующем мире).” Если мы вставим промежуточные звенья, пропущенные, но известные нам из анализа, мы получим следующий мысленный ряд: “Если бы мой отец был жив, он пришел бы в такую же ярость по поводу моего замысла, в какую он пришел в сцене моего детства; так что я должен разгневаться на него еще раз и пожелать ему всевозможного зла; и, благодаря всемогуществу моих желаний (Это всемогущество обсуждается в дальнейшем.) эти несчастья будут вынуждены с ним произойти”.

Вот другой пример, объяснение которого может быть произведено заполнением эллипсиса. Это опять-таки нечто вроде предупреждающего или вызывающего воздержание запрещения. У пациента был симпатичная маленькая племянница, которую он очень любил. Однажды ему в голову пришла идея: “Если ты позволишь себе коитус, что-нибудь случится с Эллой” (то есть она умрет). Когда пропуски были восполнены, мы получили: “Всякий раз, когда ты вступаешь в половую связь, даже с незнакомкой, ты не можешь избежать размышления о том, что твоя половая жизнь в браке никогда не принесет тебе детей (по причине стерильности дамы). Это огорчает тебя до такой степени, что ты завидуешь своей сестре на предмет Эллы и ты готов испытывать недобрые чувства к ребенку. Эти импульсы зависти неизбежно приведут к смерти ребенка.” (Пример, содержащийся в другой моей работе, Der Witz (1905), Forth Edition, p. 63, напоминает читателю о способе, которым эта эллиптическая техника используется при построении шуток: “В Вене работал остроумный и драчливый журналист, чьи резкие выпады неоднократно приводили к рукоприкладству со стороны оьъектов его нападок. Однажды, при обсуждении свежего злодеяния одного из его привычных оппонентов, некто воскликнул: “Если бы Х. слышал это, его уши бы снова закрылись…” Кажущаяся абсурдность этой ремарки исчезает, если между главным и придаточным предложениями вставить слова: “Он бы написал такую едкую заметку о том человеке, что и т. д.” — Эта эллиптическая шутка, как мы можем заметить, сходна как по содержанию, так и по форме с первым из приведенных в тексте примеров.). Техника искажения посредством эллипсиса представляется типичной для обсессивных неврозов; я также встречал ее в обсессивных мыслях других пациентов.

Один пример, особенно показательный, представляет специальный интерес в свете его структурной схожести с идеей о крысах. Это был случай сомнений у дамы, которая страдала преимущественно от навязчивых действий. Эта дама пошла со своим мужем на прогулку в Нюрмбург (Nuremburg) и заставила его повести себя в магазин, где накупила товаров для своего ребенка и, среди них, расческу. Ее муж, найдя что шоппинг оказался на его вкус слишком долог, заявил, что он заметил несколько монет в старом антикварном магазинчике по пути сюда, но, который, он беспокоится, может закрыться, добавив, что после того, как он сделает там свою покупку, он вернется и найдет ее в том магазине, в котором они находятся сейчас. Но он отсутствовал, как ей показалось, слишком долго. Когда он вернулся, она поэтому спросила его, где он был. “Да ведь”, ответил он — “В том старом антикварном магазине, о котором я тебе говорил.”

Скачать:TXTPDF

Случай Человека-Крысы Фрейд читать, Случай Человека-Крысы Фрейд читать бесплатно, Случай Человека-Крысы Фрейд читать онлайн