а для подавляющего большинства населения научный метод, которому их учили, имеет еще гораздо меньшее значение. Если и можно сказать, что более высокое образование до известной степени смягчает и модифицирует индивидуальный и групповой нарциссизм, то все же оно не препятствует большинству «образованных» с восторгом примыкать к национальным, расовым и политическим движениям, в которых находит свое выражение общественный нарциссизм наших дней.
Напротив, все выглядит таким образом, как будто естественные науки произвели новый объект нарциссизма — технику. Нарциссическая гордость человека — быть создателем мира вещей, о которых он раньше не мог мечтать, стать изобретателем радио, телевидения, атомной энергии, космических полетов и даже потенциальным разрушителем всего земного шара — подарила ему новый объект нарциссического самовозвеличения. При исследовании проблемы нарциссизма в современной истории невольно приходит на ум утверждение Фрейда, что Коперник, Дарвин и он сам нанесли ущерб нарциссизму человека, подорвав его веру в свою неповторимую роль во Вселенной, отняв у человека убежденность в том, что он является элементарной и не поддающейся уничтожению реальностью. Вместе с тем это не привело к значительному сокращению нарциссизма, как это может показаться на первый взгляд. Человек отреагировал на это перемещением своего нарциссизма на другие объекты — на свой народ, свою расу, свои политические убеждения, технику.
Что касается патологии общественного нарциссизма, то, как и при индивидуальном нарциссизме, его наиболее очевидным и частым симптомом является недостаток объективности и способности к разумному суждению. Если исследовать оценку негров белыми или евреев нацистами, то можно, вне всякого сомнения, увидеть искаженность мнения. В нем есть пара крупиц правды, но в целом оно представляет собой мозаику фальсификации и лжи. Когда политические акции базируются на нарциссическом самопрославлении, то этот недостаток объективности часто приводит к разрушительным последствиям. В первой половине нашего столетия мы пережили последствия национального нарциссизма на двух ярких примерах. На протяжении многих лет перед первой мировой войной официальная доктрина французской стратегии гласила, что французская армия не нуждается ни в сильной тяжелой артиллерии, ни в большом количестве пулеметов; французский солдат якобы в такой степени обладал такими чисто французскими достоинствами, как мужество и наступательный дух, что ему нужен был только штык, чтобы побить врага. На самом же деле сотни тысяч французских солдат были перемолоты немецкими пулеметами, и только стратегические ошибки немцев, а позднее помощь американцев спасли Францию от поражения. Во второй мировой войне подобную ошибку сделала Германия. Гитлер, который стимулировал групповой нарциссизм миллионов немцев, переоценил силы Германии и недооценил не только мощь Соединенных Штатов, но и русскую зиму, как это однажды уже случилось с другим нарциссичным полководцем — Наполеоном. Несмотря на свою интеллигентность, Гитлер не был в состоянии объективно оценивать действительность, поскольку его желание победить и господствовать имело для него больший вес, чем реальная оценка вооружений и климата.
Общественный нарциссизм, так же как и индивидуальный нарциссизм, стремится к удовлетворению. С одной стороны, это удовлетворение обеспечивается с помощью общей идеологии превосходства собственной группы и неполноценности всех других групп. В религиозных группах это удовлетворение достигается достаточно просто посредством допущения, что собственная группа — единственная, которая верит в подлинного Бога, и поскольку собственный Бог считается единственно подлинным, все остальные группы состоят из заблудших неверных. Но если Бог и не привлекается в качестве свидетеля собственного превосходства, общественный нарциссизм на светской почве может привести к тем же последствиям. Нар- циссическая убежденность в превосходстве белых над неграми, господствующая в известных частях Соединенных Штатов и Южной Африки, доказывает, что чувство собственного превосходства и неполноценности другой группы не знает границ. Однако для полного удовлетворения этого нарциссичес- кого представления некой группы о себе необходимо его известное подтверждение в реальности. До тех пор, пока белые в Алабаме или Южной Африке располагают властью, пока их превосходство над неграми демонстрируется с помощью актов социальной, экономической и политической дискриминации, их нарциссической убежденности еще присущ известный элемент реализма, который искусственно поддерживает всю их нар- циссическую систему мышления. То же самое относится и к нацистам. Физическое уничтожение евреев должно было служить для них доказательством превосходства арийцев. (Для садиста факт, что он может убить человека, является доказательством того, что он превосходит его как убийца.) Если же в распоряжении нарциссической группы нет меньшинства, беспомощность которого достаточна, чтобы сделать его объектом нарциссиче- ского удовлетворения, то общественный нарциссизм легко приводит к желанию военного завоевания — путь, на который перед 1914 годом вступили пангерманизм и панславизм. В обоих случаях соответствующим нациям была определена роль превосходящего всех других, избранного народа, что давало им право нападать на всех, кто не признавал этого превосходства. Я не хочу этим сказать, что нарциссизм пангерманского и панславянского движений был «собственно» причиной первой мировой войны, но их фанатизм вполне определенно являлся фактором, который внес свой вклад в ее развязывание. Кроме того, не следует забывать, что, когда война уже началась, различные правительства старались разжечь национальный нарциссизм как необходимую психологическую предпосылку для ее успешного ведения.
Если затрагивается нарциссизм группы, мы сталкиваемся с той же гневной реакцией, о которой уже шла речь в связи с индивидуальным нарциссизмом. В истории есть многочисленные примеры, когда поношение символов группового нарциссизма вызывало приступы ярости, граничившие с безумием. Развенчивание национального флага, поношение бога группы, оскорбление их властителя или вождя, а также проигранная война или потеря территории часто вызывали у масс чувство мести, которое, в свою очередь, вело к новым войнам. Раны, нанесенные нарциссизму, излечиваются лишь тогда, когда преступник уничтожен и тем самым возмещена обида, нанесенная нарциссизму. Индивидуальная и национальная месть часто покоится на нарциссизме и потребности «залечить» рану посредством уничтожения злодея.
В заключение следует упомянуть еще один элемент нар- циссической патологии. Группа с сильной нарциссической установкой должна обязательно иметь вождя, с которым она могла бы себя идентифицировать. Вождь восхищает группу, которая проецирует на него свой нарциссизм. В акте подчинения всемогущему вождю (причем в принципе речь идет об акте симбиоза и идентификации) индивид переносит на него свой нарциссизм. Чем значительнее вождь, тем значительнее его последователь. Нарциссизм убежденного в своем величии вождя, которому чужды сомнения, — это как раз то, что привлекает подчиняющихся ему нарциссичных личностей. Полусумасшедший вождь часто имеет наибольший успех до тех пор, пока недостаток объективности, гневная реакция на каждое поражение и потребность поддерживать образ своего всемогущества не приведут к ошибкам, которые повлекут за собой его закат. Однако всегда есть талантливые полудушевно- больные, готовые удовлетворить потребности нарциссичной массы.
До сих пор мы обсуждали феномен нарциссизма, его патологию, его биологическую и социологическую функции. Мы можем заключить, что нарциссизм, пока он имеет доброкачественную форму и не перешел известных границ, представляет собой необходимое и ценное ориентирование. Но наша картина в данном случае не является полной. Для человека особую значимость имеет не только продолжение его существования в биологическом и социальном смысле, но также ценности, развитие того, что, собственно, делает его человеком.
С точки зрения ценностей нарциссизм находится в столкновении с разумом и любовью. Это не требует дальнейших объяснений. По самой своей сути нарциссическое ориентирование в той мере, в какой оно наличествует, мешает нам видеть действительность такой, какова она есть, то есть объективно. Другими словами, оно означает ограничение способностей разума. Возможно, не так легко понять, что оно ограничивает также и любовь, особенно если мы вспомним слова Фрейда, что любовь содержит сильные нарциссические компоненты, что человек, любящий женщину, делает ее объектом своего нарциссизма и она становится еще прекраснее и желаннее для него потому, что она есть часть его самого. Она может то же самое испытывать к нему, и тогда перед нами «большая любовь», при которой речь идет нередко лишь оfolie a deux, а не о любви. Оба цепко держатся за свой нарциссизм, у них нет подлинного глубокого интереса друг к другу (не говоря о других), они остаются ранимыми и недоверчивыми и, вероятнее всего, будут скоро заглядываться на другого партнера, который предложит им свежее нарциссическое удовлетворение. Для нарциссичного человека партнер никогда не является самостоятельной личностью в своей полной реальности: он существует лишь как тень собственного раздутого «Я». Напротив, непатологическая любовь не основывается на обоюдном нарциссизме. Она является отношением между двумя людьми, которые переживают себя как самостоятельные величины и которые, несмотря на это, открыты по отношению друг к другу и могут стать единым целым. Чтобы иметь возможность пережить любовь, необходимо пережить раздельность существования.
Становится ясно, какое значение имеет феномен нарциссизма с духовно — этической точки зрения, если вспомнить, что главные учения всех значительных гуманистических религии могут быть сформулированы в одном предложении: цель человека — преодоление его нарциссизма. Вероятно, нигде этот принцип не выражен столь радикально, как в буддизме. Учение Будды исходит из того, что человек сможет освободиться от своих страданий лишь тогда, когда он очнется от собственных иллюзий и осознает свою действительность, реальность болезни, возраста, смерти и невозможность когда‑либо достичь целей своих страстей. В буддийском понимании «очнувшийся» человек — это человек, который преодолел свой нарциссизм и потому способен быть полностью живым. Эту же мысль можно выразить иначе: лишь когда человек освободится от иллюзии своего несокрушимого «Я», лишь когда он откажется от нее и от всех других объектов своей алчности, он сможет открыть себя миру и полностью вступить в отношение с ним. Психологически этот процесс полного бодрствования идентичен замене нарциссизма на соотнесенность с миром.
В иудаистском и христианском преданиях эта же цель, сводимая к преодолению нарциссизма, формулируется по — разному. В Ветхом Завете говорится: «…люби ближнего твоего, как самого себя» (Левит. 19: 18). Заповедь гласит о необходимости преодолеть свой нарциссизм хотя бы настолько, чтобы наш сосед был для нас так же важен, как и собственная личность. Но Ветхий Завет идет гораздо дальше и требует любить «пришельца»: «…люби его, как себя; ибо и вы были пришельцами в земле Египетской» (Левит. 19:34). Пришелец — это как раз тот, кто не принадлежит к моему роду, моей семье, моему народу: он не является частью группы, с которой я нарциссически связан. Он является просто человеком. В пришельце открывается человеческое существо, как это представлено у Германа Когена. В любви к пришельцу исчезает нарциссическая любовь, ибо она означает, что я люблю человеческое существо в его бытии как таковом, в его другом — нежели — мое бытии, а не потому, что оно такое, как я. Когда в Новом Завете говорится: «Любите врагов своих», то тем самым выражена та же мысль, только несколько заостреннее. Если пришелец является для тебя абсолютно человеком, то
