ее аспектам он относится критически и в защиту каких аспектов религии он выступает.
По Юнгу, религиозные переживания характеризуются особым эмоциональным состоянием: подчинением высшей силе независимо от того, называется ли она богом или бессознательным. Бесспорно, это верная характеристика определенного типа религиозных переживаний — в христианстве, например, в этом состоит суть учений Лютера и Кальвина, — хотя она явно не соответствует другим видам религиозных переживаний, например тем, которые характерны для буддизма. Однако своим релятивистским пониманием истины концепция религии Юнга отличается от буддизма, иудаизма и христианства. Важнейшим принципом этих религий является поиски истины. Иронический вопрос Понтия Пилата: «Что есть истина?» — считается символом антирелигиозной установки с точки зрения не только христианства, но также и всех других великих религий.
Резюмируя соответствующие позиции Фрейда и Юнга, можно сказать, что Фрейд критикует религию во имя этики — позиция, которую можно назвать «религиозной». Юнг же сводит религию к простому психологическому феномену и в то же время возвышает бессознательное до уровня религиозного феномена[229 — Интересно отметить, что точка зрения Юнга, выраженная в книге «Психоло¬гия и религия», была во многих отношениях предвосхищена Уильямом Джемсом, тогда как позиция Фрейда в основных чертах сходна с позицией Джона Дьюи. Уильям Джемс называет эту религиозную установку, «которую индивид вынужден принять по отношению к тому, что он считает божествен¬ным, и беспомощной, и жертвенной» (The Varieties of Religious Experience. Modern Library, p. 51). Как и Юнг, он сравнивает бессознательное с теологи¬ческим понятием бога. Он говорит: «В то же время подтверждается точка зре¬ния теологов, что верующий движим внешней силой, так как одной из особен¬ностей вторжения из области подсознательного является то, что оно проис¬ходит для того, чтобы дать понять Субъекту, что над ним существует внешний контроль, получающий, таким образом, объективное выражение» (loc. cit., p. 503). В этой связи бессознательного (или, в терминологии Джемса, подсознательного) и бога Джемс видит связь между религией и психологией.Джон Дьюи проводит различие между религией и религиозным опытом. Со¬гласно ему, религиозные догмы, относящиеся к области сверхъестественного, ослабили и истощили религиозную установку. «Различие между религи¬озными ценностями, как я их понимаю, — говорит он, — и религиями невоз¬можно преодолеть. Именно потому, что значение этих ценностей столь велико, следует прекратить отождествлять их с религиозными догмами и культами» (A Common Faith. Yale University Press, 1934, p. 28). Как и Фрейд, он утверждает: «Люди никогда не использовали полностью все силы, кото¬рыми они обладают, для того, чтобы делать в своей жизни добрые дела, пото¬му что они всегда ждали, что некая сила, внешняя но отношению к природе и к ним самим, сделает всю ту работу, которая возложена на них» (loc. cit., p. 46). Можно вспомнить точку зрения Джона Макмеррея, изложенную им в: «The Structure of Religious Experience» (Yale University Press, 1936). Он под¬черкивает различие между рациональными и иррациональными, позитивны¬ми и негативными религиозными чувствами. В отличие от релятивистской позиции Юнга он утверждает: «Никакая рефлективная деятельность не мо¬жет получить оправдания, если она не направлена на достижение истины и справедливости и избегание заблуждений и лжи» (loc. cit, p. 54).].
Угрожает ли психоанализ религии[230 — Текст дан по изданию: Фромм Э. Иметь или быть? — М, 1990. — С. 294]
В предыдущих главах я старался показать, что ответ на этот вопрос можно дать лишь тогда, когда будет проведено четкое разграничение между авторитарной и гуманистической религиями и между «наставлением по приспособлению» и «лечением души». Однако до сих пор я избегал рассмотрения тех аспектов религии, между которыми должно быть проведено различие для того, чтобы определить, каким из них угрожает психоанализ и другие факторы современной культуры, а каким — нет. Специфическими аспектами, который я хочу обсудить с этой точки зрения, являются эмпирический, научно — магический, ритуалистический и семантический.
Под эмпирическим аспектом я подразумеваю религиозные переживания и чувства. Общим в учениях основателей всех великих восточных и западных религий является то, что высшей целью жизни человека считается забота о своей душе и развитие способностей любви и разума. Психоанализ не только не угрожает этой цели, а напротив, может внести большой вклад в ее реализацию. В этом смысле религии не угрожает никакая другая наука. Немыслимо, чтобы какое‑нибудь открытие, сделанное естественными науками, могло стать угрозой религиозным чувствам. Напротив, все большее познание природы и мира, в котором мы живем, может только помочь человеку стать более уверенным в своих силах и более скромным. Что касается общественных наук, то все большее понимание природы человека и законов, управляющих его жизнью, скорее способствует развитию религиозной установки, чем угрожает ей.
У гроза религиозной установке таится не в науке, а в характере практической повседневной жизни. Человек больше не смотрит на себя как на высшую цель жизни, он превратил себя в инструмент для созданной его собственными руками экономической машины. Его больше интересуют производительность труда и достижение успеха, чем счастье и развитие собственной души. Точнее, ориентацией, представляющей наибольшую опасность для религии, является та, которую я назвал «рыночной ориентацией» современного человека[231 — См. главу, посвященную рыночной ориентации, в: Frотт Е. Man for Himself.].
Рыночная ориентация стала доминирующей как структура характера только в современную эпоху. На рынке личностей оказались все профессии, занятия, должности. Работодатель, служащий, человек свободной профессии — все они ради материального благополучия должны добиваться личного расположения тех, кто будет пользоваться их услугами.
Здесь, как и на любом рынке товаров, потребительной стоимости недостаточно, чтобы определить меновую стоимость. «Личностный» фактор превалирует по своему значению, согласно оценке рынка, над профессиональным мастерством и чаще всего играет решающую роль. Хотя даже самая привлекательная личность не может компенсировать полное отсутствие мастерства, поскольку наша экономическая система не смогла бы функционировать на такой основе, — редко когда мастерство и честность сами по себе обеспечивают успех. Формула успеха выражается такими словами, как «способность продать себя», «умение преподнести себя», а также «энергичность», «честолюбие», «бодрость», «агрессивность» и т. д., которые ставятся, подобно ценникам, на личностной упаковке победителей. Другие характеристики, такие, как происхождение, принадлежность к определенному клубу, связи и влияние, также весьма желательны и будут рекламироваться, хотя и не столь явно, как основные достоинства предлагаемого товара. Принадлежность к той или иной религии и соблюдение ее обрядов рассматриваются многими как одно из необходимых условий успеха. Каждая профессия, каждая сфера деятельности имеют свой особый тип личности, пользующийся успехом. Коммерсанту, банкиру, мастеру, официанту предъявляются разные требования, однако роли, которые они исполняют, имеют и нечто общее: все они должны удовлетворять одному существенному условию — иметь спрос.
Отношение человека к себе неизбежно определяется этими критериями успеха. Его чувство собственного достоинства основывается не на оценке своих способностей и их использования в данном обществе. Оно зависит от того, насколько он пользуется спросом на рынке, или от мнения других относительно его «привлекательности». Он относится к себе как к товару, предназначенному найти спрос на самых выгодных условиях, по самой дорогой цене. Чем выше предлагаемая цена, тем больше утверждается его ценность в собственных глазах. Человек‑товар с надеждой демонстрирует свою этикетку, стараясь выделиться из товаров, представленных на прилавке для обозрения, и быть оцененным по высшей таксе. Но если ему не везет и его обходят, тогда как других раскупают, он делает вывод о своей неполноценности и никчемности. Однако как бы высоко его ни оценили — и с точки зрения его человеческих достоинств, и с точки зрения его полезности, — он все равно может чувствовать себя неудачником и должен принять на себя вину за то, что вышел из моды.
С самого раннего детства он усваивает, что быть в моде — значит пользоваться спросом и что он, как и все, должен удовлетворять требованиям спроса на рынке личностей. Но добродетели, которым его учат, — честолюбие, умение ориентироваться и приспосабливаться к требованиям других — являются слишком общими качествами, чтобы обеспечить достижение успеха. Человек обращается к популярной литературе, газетам, кинофильмам, чтобы получить более конкретные примеры достижения успеха и найти самые прекрасные, новейшие образцы рыночной продукции, которым надо подражать.
Нет ничего удивительного в том, что при таких обстоятельствах чувство собственного достоинства человека сильно ущемляется. Условия для самоуважения находятся вне его власти. Он зависит от оценки других и постоянно нуждается в ней. Неизбежным результатом этого являются чувства беспомощности и неуверенности. Рыночная ориентация лишает человека его индивидуальности, он становится отчужденным от самого себя.
Если высшей ценностью человека является успех, если любовь, истина, справедливость, нежность, милосердие не принесут ему никакой пользы, он, возможно, и будет проповедовать эти идеалы, но не будет стремиться к ним. Он может думать, что он поклоняется богу любви, но в действительности он поклоняется идолу, который является идеализацией его истинных стремлений, коренящихся в рыночной ориентации. Те, кто озабочен только сохранением религии и церкви, возможно, приемлют такое положение. Человек будет искать защиты у церкви и религии, потому что его внутренняя пустота заставляет его искать какого‑то спасительного убежища. Но проповедовать религию — не значит быть религиозным.
Тем же, кто преисполнен религиозными чувствами, независимо от того, верующие они или неверующие, не доставляет удовольствия заполненные церкви и новообращенные. Они будут самыми суровыми критиками нашей светской жизни, хорошо понимая, что реальной угрозой религиозной установке являются отчуждение человека от самого себя, его безразличие к себе и другим, корни которых находятся во всей нашей светской культуре, а отнюдь не психология или какие‑нибудь другие науки.
Совершенно иным, однако, будет влияние научного прогресса на другой аспект религии — научно — магический.
На ранних стадиях развития, борясь за свое выживание, человек страдал как от недостаточного понимания сил природы, так и от своей беспомощности в их использовании. Он создавал теории, объясняющие природу, и изобретал различные способы покорения ее, и все это постепенно становилось частью его религии. Я называю этот аспект религии научно — магическим, потому что он имеет общую с наукой функцию познания природы в целях совершенствования техники, необходимой для успешного ее использования. Пока знания о природе, как и способность человека осуществлять контроль над ней, были невелики, этот аспект религии по необходимости был чрезвычайно важной частью его мышления. Если человек интересовался движением звезд, тем, как растут деревья, почему происходят наводнения, землетрясения, он мог создавать гипотезы, объяснявшие эти явления по аналогии со своим человеческим опытом. Он предполагал, что за этими событиями стоят боги и демоны, так как он понимал, что на события его собственной жизни оказывают влияние человеческие отношения. Когда производительные силы сельского хозяйства и производство товаров были неразвиты, человек должен был просить богов о помощи. Если ему нужен был дождь, он молил о нем. Если ему
