точнее, попытка бороться с опасностью превращения его в идола с помощью постулирования невозможности каких-либо утверждений о качествах бога. Или более радикально в христианском мистицизме — от Псевдо-Дионисия Ареопагита до безымянного автора «Облака неведения» и Майстера Экхарта — понятие бога имеет тенденцию стать концепцией, в которой бог фигурирует как Единое, «Божество» (Ничто), примыкая, таким образом, к представлениям, отраженным в Ведах и неоплатонической философии. Такая вера в бога поддерживается у человека присущим ему внутренним ощущением божественных качеств в самом себе; это непрерывный процесс активного порождения самого себя — или, как выражается Майстер Экхарт, вечного рождения Христа внутри нас самих.
Моя вера в самого себя, в другого, в человечество, в нашу способность стать людьми в полном смысле этого слова также предполагает уверенность, однако эта уверенность основана на моем личном опыте, а не на подчинении какому-нибудь авторитету, который диктует мне то, во что я должен верить. Это уверенность в истине, которая не может быть доказана с помощью рационально неопровержимых фактов; тем не менее я в этой истине уверен в силу имеющихся у меня собственных субъективных оснований. (На иврите вера обозначается словом «emunah» — уверенность; «amen» означает «воистину, несомненно».)
Будучи уверен в честности какого-то человека, я тем не менее не могу привести доказательства того, что он останется честным до конца своих дней; строго говоря, если бы он остался честным до своего смертного часа, то даже это не могло бы опровергнуть позитивистскую точку зрения, что, проживи он дольше, он мог бы поступиться своей честностью. Моя уверенность основывается на глубоком знании других людей и своего собственного прошлого опыта любви и честности.
Подобное знание возможно лишь в той мере, в какой я могу отрешиться от собственного «Я» и увидеть другого человека таким, каков он есть, понять структуру его характера, его индивидуальность и общечеловеческую сущность.
Только в этом случае я могу знать, на что способен этот человек, что он может и чего не может сделать. Это не значит, конечно, что я мог бы предсказать все его будущее поведение, но главные линии его поведения, обусловленные основными чертами характера данного человека, такими, как честность, чувство ответственности и т. д., можно было бы определить (см. главу «Вера как черта характера» в книге «Человек для самого себя»).
Такая вера основывается на фактах, значит, она рациональна. Однако эти факты не могут быть познаны или «доказаны» с помощью методов традиционной, позитивистской психологии; я, живой человек, выступаю в качестве инструмента, который способен их «уловить» и «зарегистрировать».
Любовь также имеет два разных значения в зависимости от того, имеем ли мы в виду любовь по принципу обладания или бытия.
Может ли человек иметь любовь? Будь это возможно, любовь должна была бы существовать в виде какой-то вещи, субстанции, которой человек может владеть и обладать как собственностью. Но дело в том, что такой вещи, как «любовь», не существует. «Любовь» — это абстракция; может быть, это какое-то неземное существо или богиня, хотя никому еще не удавалось увидеть эту богиню воочию. В действительности же существует лишь акт любви. Любить — это форма продуктивной деятельности. Она предполагает проявление интереса и заботы, познание, душевный отклик, изъявление чувств, наслаждение и может быть направлена на человека, дерево, картину, идею. Она возбуждает и усиливает ощущение полноты жизни.
Это процесс самообновления и самообогащения.
Если человек испытывает любовь по принципу обладания, то это означает, что он стремится лишить объект своей «любви» свободы и держать его под контролем.
Такая любовь не дарует жизнь, а подавляет, губит, душит, убивает ее.
Когда люди говорят о любви, они обычно злоупотребляют этим словом, чтобы скрыть, что в действительности они любви не испытывают. Многие ли родители любят своих детей? Этот вопрос все еще остается открытым. Ллойд де Моз обнаружил, что история западного мира двух последних тысячелетий свидетельствует о таких ужасных проявлениях жестокости родителей по отношению к собственным детям — начиная от физических истязаний и кончая издевательствами над их психикой, — о таком безразличном, откровенно собственническом и садистском отношении к ним, что приходится признать, что любящие родители — это скорее исключение, чем правило.
То же самое можно сказать и о браке. Основан ли он на любви или согласно традициям прошлого — на существующих обычаях или является браком по расчету, действительно любящие друг друга муж и жена представляются исключением.
То, что на самом деле является расчетом, обычаем, общими экономическими интересами, обоюдной привязанностью к детям, взаимной зависимостью или взаимной враждой или страхом, осознается как «любовь» — пока один или оба партнера не признаются, что они не любят и никогда не любили друг друга. Сегодня в этом отношении может быть отмечен некоторый прогресс: Люди стали более реалистично и трезво смотреть на жизнь, и многие уже больше не считают, что испытывать к кому-либо сексуальное влечение — значит любить или что теплые, хотя и не особенно близкие отношения между друзьями есть не что иное, как проявление любви. Этот новый взгляд на вещи способствовал тому, что люди стали честнее, а также и тому, что они стали чаще менять партнеров. Это не обязательно приводит к тому, что любовь возникает чаще; новые партнеры вполне могут столь же мало любить друг друга, как и старые.
Переход от «влюбленности» к иллюзии любви-«обладания» можно часто со всеми конкретными подробностями наблюдать на примере мужчин и женщин, «влюбившихся друг в друга». В период ухаживания оба еще не уверены друг в друге, однако каждый старается покорить другого. Оба полны жизни, привлекательны, интересны, даже прекрасны — поскольку радость жизни всегда делает лицо прекрасным.
Оба еще не обладают друг другом; следовательно, энергия каждого из них направлена на то, чтобы быть, то есть отдавать другому и стимулировать его. После женитьбы ситуация зачастую коренным образом меняется. Брачный контракт дает каждой из сторон исключительное право на владение телом, чувствами и вниманием партнера.
Теперь уже нет нужды никого завоевывать, ведь любовь превратилась в нечто такое, чем человек обладает, — в своего рода собственность. Ни тот, ни другой из партнеров уже больше не прилагает усилий для того, чтобы быть привлекательным и вызывать любовь, поэтому оба начинают надоедать друг другу, и в результате красота их исчезает. Оба разочарованы и озадачены. Разве они уже не те люди, которыми были прежде? Не ошиблись ли они?
Как правило, каждый из них пытается отыскать причину подобной перемены в своем партнере и чувствует себя обманутым. И ни один из них не видит, что теперь они уже не те, какими были в период влюбленности друг в друга; что ошибочное представление, согласно которому любовь можно иметь, привело их к тому, что они перестали любить. Теперь вместо того, чтобы любить друг друга, они довольствуются совместным владением тем, что имеют: деньгами, общественным положением, домом, детьми. Таким образом, в некоторых случаях брак, основывавшийся сначала на любви, превращается в мирное совместное владение собственностью, некую корпорацию, в которой эгоизм одного соединяется с эгоизмом другого и образует нечто целое: «семью».
Когда пара не может преодолеть желания возродить прежнее чувство любви, у того или другого из партнеров может возникнуть иллюзия, будто новый партнер (или партнеры) способен удовлетворить его жажду. Они чувствуют, что единственное, что им хочется иметь, — это любовь. Однако для них любовь не является выражением их бытия; это богиня, которой они жаждут покоряться. Их любовь неизбежно терпит крах, потому что «любовь — дитя свободы» (как поется в одной старинной французской песенке), и тот, кто был поклонником богини любви, становится в конце концов настолько пассивным, что превращается в унылое, надоедливое существо, утратившее остатки своей прежней привлекательности.
Все это не означает, что брак не может быть наилучшим решением для двух любящих друг друга людей. Вся трудность заключается не в браке, а в собственнической экзистенциальной сущности обоих партнеров и в конечном счете всего общества.
Приверженцы таких современных форм совместной жизни, как групповой брак, смена партнеров, групповой секс и т. д., пытаются, насколько я могу судить, всего лишь уклониться от проблемы, которую создают существующие для них в любви трудности, избавляясь от скуки с помощью все новых и новых стимулов и стремясь обладать как можно большим числом «любовников» вместо того, чтобы научиться любить хотя бы одного. (См. обсуждение различия между стимулами, «повышающими активность»
и, напротив, «усиливающими пассивность», в главе 10 моей книги «Анатомия человеческой деструктивности».)
III. Обладание и бытие в Ветхом и Новом завете и в трудах Майстера Экхарта
Одна из основных тем Ветхого завета — оставь то, что имеешь, освободись от всех пут: будь!
История иудейских племен начинается с приказа первому иудейскому герою — Аврааму — оставить свою страну и свой клан: «Пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую я укажу тебе» Авраам должен покинуть то, что он имеет — свою землю и свою семью, — и отправиться в неизвестность. Тем не менее его потомки пустили корни на новой почве и создали новые кланы. Этот процесс ведет к еще более тяжкому бремени.
Именно потому, что иудеи в Египте разбогатели и обрели могущество, они становятся рабами; они утрачивают идею единого бога, бога своих предков номадов-кочевников, и поклоняются идолам — богам богачей, которые впоследствии стали их властелинами.
Второй иудейский герой — Моисей. Бог поручил ему освободить его народ, вывести иудеев из той страны, которая стала их домом (хотя они и были
