— тоже мой, Он благосклонною судьбой Мне послан, чтоб сполна им насладиться.

Различие между бытием и обладанием не сводится к различию между Востоком и Западом. Это различие касается типов общества — одно ориентировано на человека, другое — на вещи. Ориентация на обладание характерная особенность западного индустриального общества, в котором главный смысл жизни состоит в погоне за деньгами, славой, властью. В обществах, в которых отчуждение выражено в меньшей степени и которые не заражены идеями современного «прогресса», например в средневековом обществе, у индейцев зуни и африканских племен, существуют свои Басе. Возможно, что через несколько поколений в результате индустриализации и у японцев появятся свои Теннисоны. Дело не в том, что (как полагал Юнг)

западный человек не может до конца постичь философские системы Востока, например дзэн-буддизм, а в том, что современный человек не может понять дух общества, которое не ориентировано на собственность и алчность. И действительно, сочинения Майстера Экхарта (которые столь же трудны для понимания, как и произведения Басе или дзэн-буддизм) и Будды — это в сущности лишь два диалекта одного и того же языка.

ИДИОМАТИЧЕСКИЕ ИЗМЕНЕНИЯ

Некоторое изменение смыслового значения понятий «бытие» и «обладание»

нашло в последние несколько столетий отражение в западных языках и выразилось во все большем использовании для их обозначения существительных и все меньшем — глаголов.

Существительное — это обозначение вещи. Я могу сказать, что обладаю вещами (имею вещи), например: у меня есть обозначения действия или процесса служит глагол, например: я существую, я люблю, я желаю, я ненавижу и т. д. Однако все чаще действие выражается с помощью понятия обладания, иными словами, вместо глагола употребляется существительное.

Однако подобное обозначение действия с помощью глагола «иметь» в сочетании с существительным является неправильным употреблением языка, так как процессами или действиями владеть нельзя, их можно только осуществлять или испытывать.

Давние наблюдения

Пагубные последствия этой ошибки были замечены еще в XVIII веке. Дю Маре очень точно изложил эту проблему в своей посмертно опубликованной работе «Истинные принципы грамматики» (1769). Он пишет: «Так, в высказывании «У меня есть (я имею) часы» выражение «У меня есть (я имею)» следует понимать буквально; однако в высказывании «У меня есть идея (я имею идею)» выражение «У меня есть (я имею)»

употребляется лишь в переносном смысле. Такая форма выражения является неестественной. В данном случае выражение «У меня есть идея (я имею идею)»

означает «Я думаю», «Я представляю себе это так-то и так-то». Выражение «У меня есть желание» означает «Я желаю»; «У меня есть намерение» — «Я хочу» и т.

д.»

Спустя столетие после того, как Дю Маре обратил внимание на это явление замены глаголов существительными, Маркс и Энгельс в «Святом семействе» обсуждали эту же проблему, но только более радикальным образом. Их критика «критической критики»

Бауэра включает небольшое, но очень важное эссе о любви, где приводится следующее утверждение Бауэра: «Любовь… есть жестокая богиня, которая, как и всякое божество, стремится завладеть всем человеком и не удовлетворяется до тех пор, пока человек не отдаст ей не только свою душу, но и свое физическое «Я». Ее культ, это — страдание, вершина этого культа — самопожертвование, самоубийство».

В ответ Маркс и Энгельс пишут: «Бауэр «превращает любовь в «богиню», и притом в «жестокую богиню», тем, что из любящего человека, из любви человека он делает человека любви, — тем, что он отделяет от человека «любовь» как особую сущность и, как таковую, наделяет ее самостоятельным бытием» (Маркс К. и Энгельс Ф., т.

2, с. 22-23). Маркс и Энгельс указывают здесь на важную особенность употребление существительного вместо глагола. Существительное «любовь» как некое понятие для обозначения действия «любить» отрывается от человека как субъекта действия. Любовь превращается в богиню, в идола, на которого человек проецирует свою любовь; в результате этого процесса отчуждения он перестает испытывать любовь, его способность любить находит свое выражение в поклонении «богине любви». Он перестал быть активным, чувствующим человеком; вместо этого он превратился в отчужденного идолопоклонника.

Современное словоупотребление

За два столетия, прошедших после Дю Маре, тенденция заменять глаголы существительными приобрела такие масштабы, которые даже он сам едва ли мог предвидеть. Вот типичный, хотя, возможно, и несколько утрированный, пример из современного языка. Представим себе, что некто, нуждающийся в помощи психоаналитика, начинает свою беседу с ним со следующего заявления:

«Доктор, у меня есть проблема, у меня бессонница. Хотя я имею прекрасный дом, чудесных детей и у меня счастливый брак, я испытываю беспокойство». Несколько десятилетий назад вместо «у меня есть проблема» этот пациент, вероятно, сказал бы «я обеспокоен», вместо «у меня бессонница» — «я не могу заснуть», а вместо «у меня счастливый брак» — «я счастлив в браке».

Современный стиль речи свидетельствует о наличии высокой степени отчуждения.

Когда я говорю «у меня есть проблема» вместо «я обеспокоен», субъективный опыт как бы исключается: «Я» как субъект переживания заменяется на объект обладания.

Я преобразовал свое чувство в некий объект, которым я владею, а именно в проблему. Но слово «проблема» — это абстрактное обозначение всякого рода трудностей, с которыми мы сталкиваемся. Я не могу иметь проблему, потому что это не вещь, которой можно обладать, в то время как проблема мною владеть может.

Иными словами, я сам себя превратил в «проблему», и вот теперь мое творение владеет мною. Такой способ выражения обнаруживает скрытое, бессознательное отчуждение.

Можно, конечно, возразить, что бессонница — это такой же симптом физического состояния, как боль в горле или зубная боль, и потому мы вроде бы вправе сказать «у меня бессонница», как и «у меня болит горло». И все же некоторое различие здесь есть: боль в горле или зубная боль — это телесные ощущения, которые могут быть более или менее сильными, однако психическая сторона в них выражена слабо.

У меня может быть больное горло, поскольку у меня есть горло, и может быть зубная боль, потому что есть зубы. Бессонница же, напротив, является не телесным ощущением, а неким состоянием психики, когда человек не может уснуть. Если я говорю «у меня бессонница» вместо «я не могу уснуть», то я, таким образом, обнаруживаю свое желание избавиться от ощущения тревоги, беспокойства и напряжения, которые не дают мне уснуть, и бороться с явлением психического порядка так, как если бы это был симптом физического состояния.

Приведу еще один пример: выражение «у меня огромная любовь к вам»

бессмысленно.

Любовь — это не вещь, которой можно обладать, а процесс, некая внутренняя деятельность, субъектом которой является сам человек. Я могу любить, могу быть влюблен, но любя, я ничем не обладаю. На самом деле, чем меньше я имею, тем больше я способен любить.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ТЕРМИНОВ

«Иметь» — на первый взгляд простое слово. Каждое человеческое существо что-нибудь имеет: тело*, одежду, кров и так далее, вплоть до того, чем обладают современные мужчины и женщины: автомобиль, телевизор, стиральная машина и многое другое. Жить, ничего не имея, практически невозможно. Почему же в таком случае обладание должно быть проблемой? Тем не менее история слова «иметь»

свидетельствует о том, что оно представляет собой подлинную проблему. Те, кто считает, что «иметь» является самой естественной категорией человеческого существования, будут, возможно, удивлены, узнав, что во многих языках слово «иметь» вообще отсутствует. В древнееврейском языке, например, выражение «я имею» должно быть передано косвенной формой jesh li («это относится ко мне»).

Фактически языки, в которых обладание выражается именно таким образом, превалируют. Интересно отметить, что в развитии многих языков конструкция «это относится ко мне» впоследствии заменялась конструкцией «я имею», однако, как указал Эмиль Бенвенист, обратный процесс не наблюдался**.

относиться по принципу бытия, воспринимая его как живое, что находит свое выражение, когда говорят: «Я — это мое тело», а не «У меня есть тело». Весь опыт чувственного восприятия свидетельствует о таком отношении к телу.

** Здесь и далее я использую примеры из работ Э. Бенвениста.] Этот факт наводит на мысль, что развитие слова «иметь» связано с развитием частной собственности, причем эта связь отсутствует в обществах, где собственность имеет преимущественно функциональное назначение, то есть ею владеют в целях использования. В какой степени обоснована эта гипотеза, покажут дальнейшие социолингвистические исследования.

Если понятие «обладание» является, по-видимому, сравнительно простым, то, напротив, понятие «бытие», или такая его форма, как «быть», является гораздо более сложным и трудным для понимания. С точки зрения грамматики глагол «быть»

может употребляться в разном качестве:

(1) в качестве связки, как, например, в английском: «I am tall» («Я высокий»), «I am white» («Я есть грамматического показателя тождества (во многих языках нет слова «быть», употребляемого в таком смысле: в испанском языке проводится различие между постоянными свойствами, которые относятся к сущности предмета (ser), и случайными свойствами, которые сущности предмета не выражают (estar); (2) в качестве вспомогательного глагола для образования формы страдательного залога, как, например, в английском языке: «I am beaten» («Я избит»), где «Я»

является объектом, а не субъектом действия (ср. с «I beat» — «Я бью»); (3) в значении «существовать» — и в этом случае, как показал Бенвенист, его следует отличать от глагола