всеобъемлющей любви матери. Затем он обращается к отцу как к новому центру своей привязанности; отец становится тем принципом, какой направляет мысли и действия; на этой стадии ребенок мотивирован необходимостью достичь отцовской похвалы и избежать отцовского недовольства. На стадии полной зрелости он освобождается от личностей матери и отца как опекающих и направляющих сил; он утверждает в самом себе материнский и отцовский принципы. Он становится своим собственным отцом и матерью; он сам есть отец и мать. В истории рода человеческого мы видим — и можем предвидеть наперед — то же развитие: от первоначальной любви к Богу, как беспомощной привязанности к матери-Богине, через послушную привязанность к Богу-отцу, к зрелой стадии, когда Бог перестает быть внешней силой, когда человек вбирает в себя принципы любви и справедливости, когда он становится един с Богом, и наконец, к точке, где он говорит о Боге только в поэтическом, символическом смысле.
Из этих размышлений следует, что любовь к Богу нельзя отделить от любви к своим родителям. Если человек не освобождается от кровной привязанности к матери, клану, народу, если он сохраняет детскую зависимость от карающего и вознаграждающего отца или какого-либо иного авторитета, он не может развить в себе более зрелую любовь к Богу; следовательно, его религия является такой, какой она была на ранней стадии развития, когда Бог воспринимался как опекающая всех мать или карающий-вознаграждающий отец.
В современной религии мы видим присутствие всех стадий развития, от самой ранней и примитивной до высшей. Слово «Бог» обозначает как племенного вождя, так и «абсолютное Ничто». Так же и каждый индивид сохраняет в себе, в своем бессознательном, как было показано Фрейдом, все стадии, начиная со стадии беспомощного младенца. Вопрос в том, до какой стадии человек дорос. Ясно одно: природа его любви к Богу соответствует природе его любви к человеку, и далее, действительный характер его любви к Богу и человеку часто остается бессознательным, будучи скрыт и рационализирован более зрелой мыслью о том, какова его любовь. И еще, любовь к человеку, хотя она непосредственно вплетена в его отношения со своей семьей, в конечном счете, определяется структурой общества, в котором он живет. Если социальная структура основана на подчинении авторитету — явному авторитету или анонимному авторитету рынка и общественного мнения, — его понятие Бога по необходимости оказывается инфантильным и далеким от той зрелости, зерна которой можно найти в истории монотеистической религии.
III. ЛЮБОВЬ И ЕЕ РАСПАД В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ
Если любовь это способность зрелого, плодотворного характера, то из этого следует, что у индивида, живущего в определенной культуре, способность любить зависит от влияния этой культуры на характер обычного человека. Если мы говорим о любви в современной западной культуре, то перед нами встает вопрос, способствует ли развитию любви социальная структура западной цивилизации и обусловленный ею дух. При такой постановке вопроса придется ответить на него отрицательно. Объективное наблюдение за нашей западной жизнью не вызывает сомнения, что любовь — братская, материнская и эротическая — явление относительно редкое, и ее место заняли различные формы псевдолюбви, которые в действительности являются многочисленными формами распада любви.
Капиталистическое общество основано на принципе политической свободы, с одной стороны, и на принципе рынка как регулятора всех экономических, а, следовательно, и социальных отношений, с другой. Товарный рынок определяет условия, при которых происходит обмен товаров, рынок труда регулирует куплю и продажу труда. Как полезные вещи, так и полезная человеческая энергия и навыки превращаются в товары, которые обмениваются без применения силы и без обмана на условиях рынка. Туфли, при всей их практичности и надежности, не имеют экономической ценности (обменной ценности), если на них нет спроса на рынке; человеческая энергия и навыки не имеют обменной ценности, если при существующих рыночных условиях на них нет спроса. Владелец капитала может купить рабочую силу и заставить ее приносить прибыль своему капиталу. Владельцу рабочей силы приходится продавать ее капиталисту по существующим рыночным условиям, если он не хочет умереть с голода. Эта экономическая структура отражена в иерархии ценностей. Капитал господствует над трудом; нагромождение вещей, — то, что мертво, — имеет более высокую ценность, чем то, что живо — труд, человеческие силы.
Основная структура капитализма была такой с самого его начала. И хотя она все еще характерна для современного капитализма, некоторые факторы изменились, придав современному капитализму его специфические качества и оказав глубокое влияние на структуру характера современного человека. В результате развития капитализма наблюдается все возрастающий процесс централизации и концентрации капитала. Большие предприятия беспрерывно растут, меньшие подвергаются финансовому давлению. Владение капиталом, вложенным в эти предприятия, все больше и больше отделяется от функции управления ими. Сотни тысяч держателей акций «владеют» предприятием; а управляет им бюрократический аппарат хорошо оплачиваемых управляющих, которые однако не владеют предприятием. Эта бюрократия намного меньше заинтересована в создании максимальной прибыли, чем в расширении предприятия и в собственной власти. Растущая концентрация капитала и появление могущественной бюрократии управляющих идет параллельно с развитием рабочего движения. Вследствие организации профсоюзов отдельный рабочий не должен сам от своего имени выступать в роли продавца своего труда на рынке рабочей силы; он включен в большие трудовые союзы, также руководимые мощной бюрократией, которая представительствует за рабочего в отношениях с индустриальными гигантами. Как в области капитала, так и в области труда, к лучшему это или к худшему, инициатива перешла от индивида к бюрократии. Все больше людей утрачивают независимость и становятся зависимы от управляющих огромных экономических империй.
Другая решающая черта, являющаяся результатом концентрации капитала и характеризующая современный капитализм, это специфический способ организации труда. Высокий уровень централизации предприятий с их предельным разделением труда ведет к такой организации процесса работы, при которой индивид теряет свою индивидуальность, становится легко заменимым винтиком в машине. Проблему человека в системе капитализма можно сформулировать так:
Современному капитализму нужны люди, которые кооперированы в большие массы и слаженно трудятся сообща; которые хотят потреблять все больше и больше; чьи вкусы стандартизованы, легко направляемы извне и предсказуемы. Ему нужны люди, которые считают себя свободными и независимыми, неподвластными какому-либо авторитету, принципу или совести — и при этом готовы подчиняться приказу, делать то, чего от них ждут, без конфликта прилаживаться к социальной машине; люди, которыми можно руководить без применения силы, вести без ведущих, заставлять действовать без какой-либо определенной цели — за исключением цели делать товар, быть в движении, функционировать, идти вперед.
Каков же результат? Современный человек отчужден от себя, от своих ближних, от природы [46]. Он превращен в товар, он воспринимает свои жизненные силы как инвестицию, которая должна приносить ему максимальную прибыль, возможную при существующих рыночных условиях. Человеческие отношения, в сущности, являются отношениями отчужденных автоматов, каждый из которых обеспечивает себе безопасность тем, что держится поближе к стаду и не отличается от других в мыслях, чувствах или действиях. Хотя каждый старается быть как можно ближе к остальным, он остается крайне одиноким, проникнутым глубоким чувством неуверенности, тревоги и вины, которые всегда появляются там, где человеческое одиночество невозможно преодолеть. Наша цивилизация предлагает множество паллиативов, помогающих людям не осознавать свое одиночество: первостепенный из них это строгий шаблон бюрократизированной, механизированной работы, который помогает людям оставаться вне осознания своих самых основных человеческих желаний — стремления к трансценденции и единству. Поскольку один этот шаблон не справляется с задачей, человек пытается преодолеть неосознанное отчаяние при помощи шаблона развлечений, пассивного потребления звуков и зрелищ, предлагаемых развлекательной индустрией, а также удовлетворения от покупки новых вещей и скорой замены их другими. Современный человек, действительно, близок к тому образу, какой Хаксли описал в «Прекрасном новом мире»: хорошо накормленный, хорошо одетый, сексуально удовлетворенный, но не обладающий собственным «я», вступающий лишь в самое поверхностное общение со своими ближними, направляемый лозунгами, которые Хаксли сформулировал так кратко: «Кто чувства любит, тот общество губит» или «Никогда не откладывай на завтра развлечение, которое можешь получить сегодня» или, как коронный принцип: «В наше время каждый счастлив». Человеческое счастье сегодня состоит в том, чтобы «развлекаться». Развлекаться это значит получать удовольствие от потребления товаров, зрелищ, пищи, напитков, сигарет, людей, лекций, книг, кинокартин — все потребляется, поглощается. Мир это один большой предмет нашего аппетита, большое яблоко, большая бутылка, большая грудь; мы — сосунки, вечно чего-то ждущие, вечно на что-то надеющиеся — и вечно разочарованные. Наш характер приспособлен к тому, чтобы обменивать и получать, торговать и потреблять; все предметы, как духовные, так и материальные, становятся предметом обмена и потребления.
Что касается любви, то ситуация по необходимости соответствует социальному характеру современного человека. Автоматы не могут любить; они могут обменивать свои «персональные пакеты» и надеяться на удачную сделку. Одно из самых значимых выражений любви, и особенно брака с его отчужденной структурой, это идея «слаженности». Во многих статьях о счастливом браке его идеал описывается как идеал слаженно функционирующей команды. Это описание не слишком отличается от идеи исправно функционирующего служащего: он должен быть «разумно независим», готов к совместной работе, терпим и в то же время честолюбив и агрессивен. Так, консультант по брачным отношениям скажет нам, что муж должен «понимать» свою жену и помогать ей. Он должен выразить одобрение по поводу ее нового платья и вкусного блюда. Она, в свою очередь, должна понимать его, когда он приходит домой усталый и расстроенный, внимательно его выслушивать, когда он говорит о своих деловых затруднениях, должна не сердиться, а понять его, когда он забывает о ее дне рождения. Все отношения такого рода сводятся к хорошо отлаженной связи двух людей, всю жизнь остающихся чужими друг другу, никогда не достигающих «глубинной связи», но взаимно любезных и старающихся сделать приятное друг другу.
При таком понимании любви и брака главным считается обретение убежища от чувства одиночества, непереносимого в других условиях. В «любви» находят, наконец, спасение от одиночества. Создается союз двоих против мира, и этот эгоизм вдвоем ошибочно принимается за любовь и близость.
Приоритет духа слаженности, взаимной терпимости и т. д. это явление относительно новое. Ему предшествовало в годы после первой мировой войны понятие любви, в котором основой удовлетворительных любовных отношений и в особенности счастливого брака считалось обоюдное сексуальное удовлетворение. Были убеждены, что причины частой несчастливости браков надо искать в том, что партнеры в браке не сумели «сексуально приспособиться друг к другу»; причину этой беды видели в незнании «правильного» сексуального поведения, то есть, в незнании сексуальной техники одним или обоими партнерами. Чтобы «поправить» эту беду и помочь неудачливым парам, которые не сумели полюбить друг друга, многие книги давали инструкции и советы насчет
