степень личной свободы может быть различной. Могут быть, например, санкции, которые относятся к экономическому положению индивида, но при этом не угрожают его личной свободе. Существует различие между откровенным террором, который осуществлялся при Сталине, и политической атмосферой при Хрущеве, и несмотря на то, что она более предпочтительна в сравнении со сталинским террором, Хрущев не устанавливал атмосферу персональной свободы, даже в ограниченном смысле. Тем не менее в соответствии со всем сказанным Польша и Югославия, даже если они не демократические в смысле первых критериев, — общества, в которых личная свобода существует. Этот второй аспект демократии является очень важным, поскольку возможность жить, думать, говорить без страха быть репрессированным имеет фундаментальное значение для развития свободного человека, даже если ему не позволяют проявлять свою точку зрения в политических действиях;
3) совершенно отличным от других аспектом демократии является экономический аспект. Если захотеть оценить роль личности в какой-нибудь данной стране, невозможно сделать это без того, чтобы установить, в чью пользу работает данная экономическая система. Если система работает в основном для пользы небольшой правящей верхушки, тогда что толку в свободных выборах для большинства? Или по-другому: как могут быть подлинно свободными выборы в странах, в которых существует такая экономическая система? Демократия только открывает возможности для экономической системы, которая работает на подавляющее большинство населения. Здесь также, конечно, существует множество вариаций. Одной крайностью являются системы, где 90% или более населения не принимает участия в экономическом прогрессе своей страны (как в случае многих латиноамериканских стран); другая крайность — это системы, подобные США или Великобритании, где, несмотря на значительное неравенство, существует тенденция выравнивания экономической заинтересованности. Суть проблемы заключается в том, что демократический характер страны не может рассматриваться без принятия в расчет фундаментальной экономической ситуации;
4) очевидно существуют также и социальные критерии демократии, а именно роль индивида в его ситуации с работой и в конкретном воплощении его каждодневной жизни. К чему система приводит людей: к состоянию приспособившихся автоматов или к увеличению их индивидуальной активности и ответственности? Приводит ли система централизации или децентрализации власти к решительным действиям, таким, которые охраняют демократии от опасности диктаторов, кто, подавляя оппозиции, фактически подавляет все? И снова мы сталкиваемся с множеством вариаций, и особенно важно рассмотреть не только роль личности в данный момент, но и общие тенденции внутри системы: способствуют они или мешают развитию личности, ответственности и децентрализации.
Если перед нами действительно демократия, мы должны выяснить, какие возможности эта система предоставляет индивиду, чтобы стать свободным, независимым, ответственным участником жизни всего общества. Полное развитие демократии зависит от выполнения всех четырех требований, упомянутых выше: политическая свобода, свобода личности, экономическая демократия и социальная демократия. Судить о демократическом характере какой-либо страны можно только, если учесть все четыре критериями только после этого формировать общую оценку качества и степени демократии, которая лежит в основе этой системы. Наш сегодняшний метод оценки, обращающийся только к первому критерию, нереалистичен, он поможет только нанести поражение нашей пропаганде свободы и демократии во всем мире.
Если мы применим эти критерии к конкретным странам, то выяснится, например, что США (и Великобритания) удовлетворяют критериям политической свободы, свободы личности (в США не в полной мере после первой мировой войны и в период деятельности Маккарти) и экономической демократии. Но активная роль индивида теряет свою важность с усилением бюрократизации. С другой стороны, в Китае нет ни политической, ни персональной свободы, там не поощряется индивидуальная активность, но китайская экономика ведет к благосостоянию большей части населения. В Югославии нет многопартийной системы, но существует личная свобода, экономика, которая служит большинству, и это ведет к поощрению индивидуальной инициативы и ответственности.
Возвращаясь к «новому миру», отметим, что многие страны не имеют необходимых предварительных условий для полноценной демократии, которая удовлетворяла бы всем четырем критериям. Более того, система государственно управляемой экономики может сделать полную демократию невозможной в ряде стран на протяжении определенного времени. Но обеспеченные критерии 2, 3 и 4 присутствуют и развиваются, отсутствие же критерия 1 — свобода выборов и многопартийность системы — не является в этом случае камнем преткновения. Если общество разрешает личную свободу, воспитывает экономическую справедливость, поощряет выражение индивидуальной активности в экономической и социальной жизни, я думаю, такое общество можно назвать демократией с гораздо большим основанием, чем страны, в которых экономически доминирует меньшинство, но которые показывают фасад демократии. Если мы на самом деле имеем дело с индивидом, мы должны прекратить думать стереотипно: необходимо объективно оценивать каждую страну, включая и нашу, с точки зрения многомерности, концепции демократии.
Для полноценной демократии, насколько она возможна, необходимо несколько условий. Прежде всего, некоррумпированное правительство. Коррумпированное правительство морально разрушает гражданское общество сверху донизу, парализует инициативу и надежду и делает планирование и использование внешнеэкономической помощи более или менее невозможным.
Ко всему прочему, необходимо планирование, в первую очередь для наиболее оптимального использования экономических ресурсов. При этом необходимо иметь в виду, что планирование и честное правительство вызовут, наверное, мощный психологический подъем в стране, поскольку раскрытие человеческой энергии обусловлено надеждой. Надежда или ее отсутствие не являются преимущественно индивидуальным фактором; как правило, они формируются социальной ситуацией в стране. Если у людей есть основания верить, что они движутся в направлении лучшего будущего, они могут сдвинуть горы; если нет надежды, они будут бездеятельными и будут впустую растрачивать энергию.
Кроме наличия честного правительства, занимающегося планированием экономики, необходимы два других условия: техническое мастерство (технологии) и капитал. В этом заложена одна из великих возможностей для Запада (и для СССР), если они решили поддерживать демократическо-социалистический режим: они могут предоставить техническую помощь, длительный дешевый кредит и гранты для того, чтобы такие страны, как Индия, Индонезия и др. могли развивать индустрию при гораздо более благоприятных условиях, чем, например, существовали в Китае. Эта страна имела очень небольшую экономическую помощь по сравнению, например, с огромными вложениями капитала, который помог индустриализации царской России[246 — Ср. для более полного понимания проблемы: Rostow W. W. The Stages of Economic Crowth, Harvard University Press, Cambrige, Mass., 1960 and Kerr C, Dunlop J., Harbison F., Myers C. Industrialism and Industrial Man, Harvard University Press, Cambrige, Mass., 1960. Авторы анализируют различные формы индустриализации и элиту, которая ее проводит. Ср. также статью Aubrey H. G. Sino-Soviet Economic activities in Less Developed Countries, Congr. Commity Papers, p. 45 ft., and Trager F. E. (ed.), Marxism in Southeast Asia, Stanford University Press, 1960.].
Я обсудил страны, такие как Индия, которые уже находятся на стадии подъема. Существует много других стран, как, например, Ирак, которые все еще далеко позади, на стадии экономических споров, и вновь образованные страны в Африке, которые все еще находятся на примитивной стадии развития. Методы экономического развития должны быть также различны, как и сами эти страны, но тем не менее планирование и государственная собственность в важнейших секторах экономики, честные правительства, иностранная помощь в достижении технического мастерства и капитала будут необходимы и для этих стран.
Одно из основных возражений против предложения поддержки демократических социалистических систем в развивающихся странах будет, вероятно, состоять в том, что такие системы будут склоняться к объединению в политический блок с Россией и Китаем, выступая против Запада. Эта точка зрения звучит правдоподобно только в том случае, если смешать русский и китайский коммунизм друг с другом и оба — с демократическим социализмом на том основании, что они все употребляют слова «марксизм» и «социализм». Но это грубейшая ошибка. Демократические социалисты во всем мире не только показали свою фундаментальную оппозицию русскому и китайскому коммунизму, не только большая часть из них отказалась от альянса с коммунистами-марксистами; но демократический социализм есть фактически большая проблема для российского и китайского коммунизма, чем какая-либо феодальная или капиталистическая система в развивающихся странах. Такие системы, очевидно, не долговечны, а жизнеспособная демократическая социалистическая система будет демонстрировать, что русско-китайские заявления о том, что только их системы являются альтернативой капитализму, являются неверными. Они будут действовать как дамба для политической экспансии русско-китайского блока, но они могут также служить мостом между этим блоком и американо-европейским блоком в столь многогранном мире.
Предположения, которые я здесь сделал, особенно согласуются с заявлением профессора Ростоу: «Можно достаточно уверенно утверждать, что центральной международной проблемой в будущем будет такая организация мирового сообщества, в которой США, Западная Европа, Япония и Россия объединятся с мощными индустриальными странами в Азии, Латинской Америке, на Среднем Востоке и в Африке (примерно в таком порядке); и что в пределах примерно 75 лет большая часть развивающихся регионов достигнет экономической зрелости»[247 — Rostow W. W., I.e. p. 413.]. Различие между нами может состоять, на мой взгляд, в том, что для многих развивающихся стран демократическо-социалистическая система будет необходима в том случае, если будет создана индустриальная мировая община.
Принятие такой политики требует, чтобы мы в США не просто преодолели глубоко укоренившиеся, все еще ошибочные клише и иррациональные аллергии по отношению к определенным словам, таким как «социализм», «государственная собственность в. промышленности» и т. п. Помимо этого необходимы важные изменения в отношениях с нашими европейскими союзниками и в нашей собственной политике в Латинской Америке.
Что касается нашей политики в отношении европейских партнеров, мы уже положили хорошее начало оппозицией Рузвельта желанию Черчилля выбрать такую мировую стратегию, которая помогала бы реализовывать интересы Британской империи. В после-Даллессовский период правления президент Эйзенхауэр начал признавать африканский нейтралитет как имеющий право на существование, а администрация Кеннеди пошла еще дальше в этом направлении. Мы приняли нейтралитет Лаоса, согласились с резолюцией ООН, которая требовала ухода Бельгии из Конго, присоединились к позиции ООН, которая оспаривает португальское диктаторское правление в Африке.
И еще, действительная опасность заключается в том, что мы не пойдем до конца по этому пути, а будем позволять своим западным партнерам подталкивать нас к компромиссам с последними остатками их колониальной политики в обмен на их объединение в западный альянс. Во-первых, мы поддержали британское давление в Египте и отказались от этой поддержки только тогда, когда англо-французская военная провокация на Суэцком канале привела нас на грань войны. Мы не проявили четкой позиции в поддержке независимости Алжира, и очевидно, что мы не настояли с достаточной силой на отказе Бельгии от своих владений в Конго. Мы сможем остановить дальнейшие успехи России и особенно Китая в Азии и Африке, только если мы будем проводить ясную и недвусмысленную политику антиколониализма.
Совершенно другая ситуация в Латинской Америке. Здесь США вовлечены более непосредственно. США сделали огромные вклады во многие латиноамериканские страны, такие как Венесуэла, Аргентина, Гватемала, Куба. Две последние страны являются характерными примерами политики США. В Гватемале
