эти страдания». Понятие политической свободы в устах Ганди приобрело новое содержание. Многие из руководителей Конгресса не соглашались с Ганди, но они уже не могли так просто отмахнуться от него: его идеи быстро распространялись в народе, возрастало его влияние на рядовых конгрессистов; позиция Ганди становилась все более весомым фактором в расстановке политических сил в стране.
В начале 1917 года Ганди проводит свои первые сатьяграхи. Они распространяются пока на небольшие по площади районы страны. Выношенный и досконально продуманный им метод политической борьбы против колониальной администрации теперь проверен на практике. Укрепляется вера Ганди в действенность этого метода.
…Чампаран, округ на северо-западе провинции Бихар, расположенный у подножия Гималаев на границе с королевством Непал. Здесь англичане владели обширными плантациями индиго. На мировом рынке индиго уже вытесняли дешевые искусственные красители. Чтобы выдержать конкуренцию, плантаторы до нитки обирали крестьян-арендаторов, обрекали их семьи на голодную смерть. На сессии Конгресса, проходившей в Лакхнау, к Ганди подошел крестьянин по имени Раджкумар Шукла. Он приехал из Чампарана искать для своих земляков – возделывателей индиго защиты у Конгресса. Никто из лидеров Конгресса не стал заниматься этим делом. Они и не знали, с какой стороны подступиться к нему. «Чем, собственно, – рассуждали они, – земледельцы в Чампаране живут хуже
миллионов других индийских крестьян».
Один Ганди выслушивает печальную историю о земледельцах Чампарана. Он едет в Бихар. Встречается с представителями местной администрации, с правительственным комиссаром округа, с судьями, с плантаторами, с самим губернатором, а самое главное – беседует с тысячами крестьян, вникает в каждую их жалобу. Из деревни в деревню ездит на слонах и лошадях, чаще всего ходит пешком, живет в бамбуковых хижинах крестьян. Повсюду он видит одну и ту же ужасающую нищету. «Ознакомившись с делами, – говорит Ганди, – я пришел к выводу, что нужно совершенно отказаться от обращения в суд. От этого толку мало. Там, где крестьянин так угнетен и запуган, суд бесполезен». Ганди призывает крестьян не выполнять кабальные условия аренды земли, навязанные им плантаторами.
Тогда власти предписывают Ганди покинуть Чампаран. А когда он наотрез отказывается подчиниться приказу, его арестовывают. Начинается судебный процесс.
– Я пренебрег предписанием не из-за отсутствия уважения к законной власти, – заявляет он на суде, – а во имя подчинения высшему закону нашего бытия – голосу совести.
Примерно в этом же духе Ганди посылает телеграмму вице-королю Индии. Тот, поразмыслив, во избежание смуты отдает распоряжение прекратить слушание дела. Губернатор провинции разрешает Ганди продолжить знакомство с положением крестьян. Одержана победа. «Состоялся, – говорит Ганди, – первый урок гражданского неповиновения». Но плантаторы еще долго не унимаются и ведут бешеную кампанию против Ганди. Тем не менее им приходится уступить организованному сопротивлению крестьян: вернуть часть поборов, а правительству принять в скором времени закон об отмене существовавшей на плантациях индиго кабальной системы аренды земель. Из Чампарана Ганди переезжает в Ахмадабад, ближе к своему ашраму. Здесь он руководит забастовкой рабочих текстильных фабрик, добивавшихся увеличения заработной платы. В знак солидарности с требованиями рабочих! Ганди объявляет голодовку протеста. Соглашение с фабрикантами было достигнуто на двадцать первый день забастовки. По этому случаю владельцы фабрик организовали раздачу сладостей. К огромным толпам изголодавшихся рабочих присоединились еще и тысячи городских нищих. Создалась такая людская свалка, что большая часть сладостей была втоптана в землю. С чувством стыда и обиды наблюдал Ганди за этой сценой унижения человеческого достоинства. «Отчаянная борьба за хлеб лишает их всякого чувства приличия и самоуважения, – с горечью говорит он. – А филантропы вместо того, чтобы обеспечить людей работой, которая даст им хлеб, швыряют им милостыню».
Теперь Ганди в округе Кхеда, под Ахмадабадом. Из-за неурожая крестьяне были не в состоянии оплатить налоги, не обрекая себя на голод. Ганди призвал их отказаться от уплаты налогов. Чиновники по сбору податей стали продавать крестьянский скот, забирать их утварь, посуду, – все, что попадалось им под руку; они накладывали арест на урожай на корню. Это был самый настоящий грабеж. Благодаря усилиям Ганди события в Кхеде получили широкую огласку по всей стране. Стойкость крестьян внушала уважение индийских патриотов и пугала колонизаторов.
«Сатьяграха в Кхеде знаменует собой пробуждение крестьян Гуджарата, – писал Ганди, – начало их настоящего политического воспитания». Кампания в Кхеде побудила руководителей Конгресса обратить внимание на крестьянское движение и увидеть в нем огромную политическую силу. Властям пришлось отступить и на этот раз. «Полученный урок, – говорил Ганди, – навсегда запечатлелся в общественном сознании: спасение народа зависит от него самого, от его готовности страдать и жертвовать собой».
Мировая война шла уже три года. Вместо обещанной свободы она принесла Индии голод, свирепые эпидемии холеры, чумы, оспы, унесшие 13 миллионов жизней. Экономика Индии, вконец истощенная тяжелым бременем военных поставок и расходами на содержание индийских войск, находилась на грани краха. Околицы индийских деревень белели костями крестьян, а в крупных городах – Калькутте, Бомбее, Мадрасе – полицейские с первыми лучами солнца собирали баграми с тротуаров трупы умерших за ночь бездомных индийцев.
Кровавые поля Европы, неутешные страдания калек войны, слезы вдов и сирот, всеобщее духовное опустошение, разруха – все это ввергало людей в состояние беспросветного уныния. Казалось, целые народы, отчаявшись, уже не знали, что будет с ними завтра. Но история поста
вила перед раздираемым противоречиями человечеством задачу – выйти из этого тупика и пойти вперед по пути, предначертанному законами общественного развития. Этот путь суждено было проложить России.
Великая Октябрьская социалистическая революция – крупнейшее событие XX века – вселила в человечество великую созидательную силу, вернула ему утраченный оптимизм, поставила высокие гуманистические идеалы, открыла новую эру в мировой политике, осудила позорную систему колониального угнетения народов и встала на их защиту.
Весть о ленинских декретах о мире и земле могучим эхом раскатилась по планете. Еще совсем недавно казавшиеся несбыточными лозунги В. И. Ленина «Мир – народам! Хлеб – голодным! Земля – крестьянам!» стали в России свершившимся делом. Какое сердце индийского крестьянина, услышавшего эту весть, не воспламенится благодатным жаром надежды? Разве призыв Декрета о мире к отказу от аннексий не был прямой политической поддержкой и индийских борцов за национальную свободу? Декрет срывал маски со всех, кто оправдывал колониальный захват чужих земель, будь то в Европе или в далеких заокеанских больших и малых странах.
В 1918 году сессия Конгресса впервые приняла резолюцию с требованием самоопределения для Индии.
Колонизаторы клеветали на революционную Россию, обливали ее грязью, возводили «санитарные кордоны», чтобы спасти Индию от «красной скверны», уберечь «смиренный» народ от «жестокостей» революционного насилия. Газетные полосы пестрели лживыми россказнями о зверствах большевиков, и уж конечно там не было ни слова о кровавом белом терроре. Напуганные социальными переменами в России, местные фабриканты, помещики, ростовщики, старая консервативная «гвардия» Индийского национального конгресса вторили английским властям. Не все и не сразу понял из происшедшего в России Ганди. Но позднее, уже в 1928 году, он скажет:
«…Как бы там ни было, нельзя отрицать того факта, что за большевистскими идеалами стоит самая настоящая самоотверженность бесчисленного количества мужчин и женщин, которые отдали во имя этих идеалов все, что у них было. Идеал, освященный жертвами такого выдающегося человека, как Ленин, не может пропасть даром. Благородный пример их самоотверженности будет прославлен в веках и будет делать этот идеал все более чистым и прекрасным». В устах Ганди эти слова звучали высшей похвалой.
Для Ганди, все честные помыслы которого были устремлены к обновлению старых основ общежития людей, к бесклассовому единению их морали, к примирению в нарождающейся молодой Индии социальных антагонизмов с абстрактным понятием добра, революция в России все-таки была загадкой. Неведомое, далекое, то, что оставалось вне его личного опыта, не увиденное своими глазами порождало в Ганди недоверие и сомнение.
Совсем иначе встретили Октябрьскую революцию представители радикального крыла национально-освободительного движения в Индии – Локаманья Тилак и его сподвижники. Спустя три месяца после провозглашения в России Советской власти, 29 января 1918 г., Тилак в своей газете «Кесари» писал: «Ленин является поборником мира… Он разошелся с Керенским именно из-за того, что тот хотел руководить правительством в России на основе компромисса с имущими классами. Ленин же и думать не хочет о каких-либо отношениях с этими классами. По мнению Ленина, эти имущие классы воюющих сторон занимают опасные и исключительно эгоистические позиции. Они выступают против интересов простых людей всех стран. Именно эти классы развязали войну в то время, как трудящиеся искренне стремятся к миру… В конечном счете, рабочая партия во главе с Лениным свергла правительство Керенского и взяла власть в свои руки».
Невзирая на жесточайшую цензуру, правда о революции в России просачивается в индийские газеты и журналы. Бенгальский ученый и общественный деятель Рамананд Чаттерджи на страницах редактируемого им журнала «Модерн ревью» печатает выдержки, репортажи и очерки о Советской России, написанные Джоном Ридом. Пишет об Октябрьской революции соратник Тилака К. П. Кхадилкар. Рабиндранат Тагор видит в Советской России «утреннюю звезду, возвещающую зарю новой эры». «Я не сомневаюсь, – напишет Дж. Неру, – что советская революция намного продвинула вперед человеческое общество и зажгла яркое пламя, которое невозможно потушить. Она заложила фундамент той новой цивилизации, к которой может двигаться мир». Э. Безант, выступая на сессии Конгресса в 1917 году, заявила, что русская революция стала одним из исторических событий, «коренным образом меняющих существовавшее ранее положение в Индии».
С тем, что Октябрьская революция неизбежно скажется на развитии политической жизни в Индии, были согласны все – и тот, кто приветствовал ее, и тот, кто боялся и осуждал ее. Признавали «пагубное» влияние событий в России на обстановку в Индии и высшие колониальные власти – министр по делам Индии лорд Монтегю и вице-король лорд Челмсфорд. В докладе, подготовленном для английского парламента, они нарисовали тревожную, но вполне объективную картину. «Революция в России, – сообщали они, – была воспринята в Индии как победа над деспотизмом… Она дала толчок развитию политических устремлений в Индии».
Жители деревень узнали о событиях в далекой России от демобилизованных солдат, возвратившихся с полей сражений в Европе и на Среднем Востоке после окончания войны. Так было во многих деревнях Северной Индии, особенно в Пенджабе, откуда была набрана основная часть солдат для индийской армии, принимавших участие в войне, а также в военных действиях в Туркестане, Прикаспии и в Средней Азии.
Вице-король издает один указ строже другого, предписывающие суровые наказания за любую «русскую пропаганду» в стране. Из-за животного страха перед революционной Россией он даже вводит смехотворный запрет на обращение в Индии русского рубля, который и без того
