народов и стран. Ромен Роллан, опубликовавший о нем еще в 1922 году биографический очерк, писал, что борьба за независимость у Ганди вовсе не последняя цель. Его борьба – борьба за Человека. Вот почему Ганди высоко оценили великие писатели-гуманисты Рабиндранат Тагор, Лев Толстой, Максим Горький, Ромен Роллан, Бернард Шоу.
В ноябре 1986 года Советский Союз и Индия подписали Делийскую декларацию о принципах свободного от ядерного оружия и ненасильственного мира, в которой человеческая жизнь признается высшей ценностью, а ненасилие – основой жизни человеческого сообщества и в которой, по словам М. С. Горбачева, «смыкаются наши философские и политические подходы к строительству безъядерного, ненасильственного мира с подходами великой Индии и миллиардов людей, представленных движением неприсоединения».
В образе ненасильственного будущего человечества идеи социализма нашли соединение с мечтой и заветами Махатмы Ганди, с чаяниями лучших представителей человеческого рода, с устремлениями всех честных людей Земли к миру, свободе, социальной справедливости и прогрессу.
Читатель успел лишь прикоснуться к образу Великой души, отца молодой Индии. То был 1945 – первый послевоенный год. Ганди еще предстояло пройти нелегкий путь в три года, в конце которого Индия обретет свободу. К сороковым годам мы еще вернемся. Однако откуда и как пришел в наш мир Ганди? Познакомимся подробнее с его суровой жизнью, с жизнью, заполненной борьбой, поисками истины, личными и социальными экспериментами.
Глава вторая
В ЮЖНОЙ АФРИКЕ. ПОЗАДИ ОТЧИЙ ДОМ И УЧЕБА В ЛОНДОНЕ
28 ноября 1896 г. из Бомбея курсом на южноафриканский порт Дурбан одновременно отплыли два парохода «Курлянд» и «Надери». На их борту находилось около восьмисот индийцев. Среди пассажиров «Курлянда» был и двадцатисемилетний Мохандас Ганди. Он возвращался из Индии в Южную Африку, где за три предшествующих года блистательно состоялась его карьера адвоката; о нем с похвалой заговорили в здешней индийской общине, чьи интересы он представлял в судах и адвокатских конторах. Ганди, однако, был далек от того, чтобы упиваться своим успехом. Он не принадлежал к тем молодым коллегам на родине, которые за карьеру и личную удачу готовы были заплатить любой ценой, лишь бы выбиться в индийскую элиту и занять в колониальной иерархии местечко поближе к самим английским властителям. Для Ганди самоутверждением в жизни была не карьера, а желание быть нужным людям, беспокойное участие в судьбах отверженных, потребность служить им. Все поглощающее чувство неисполненного долга перед людьми не давало ему покоя. Он жаждал подвига – не для своего возвеличения, нет. Ганди готов был унизить себя до ничтожной пылинки на дороге людей, которая вела бы их в мир справедливый и достойный для жизни человека. Где же эта дорога?
Возвращаясь в Южную Африку, он чувствовал себя вполне счастливым человеком, потому что знал: впереди ему предстоит хорошо послужить соотечественникам и они ждут его приезда. «Служение без радости не помогает ни тому, кто служит, ни тому, кому служат, – говорил он. – Но все другие удовольствия и обладание чем бы то ни было превращаются в ничто в сравнении со служением, ставшим радостью».
Даже слова «горькая чужбина» для индийцев, живших тогда в Южной Африке, не отражали всех обид и лишений, которые выпадали на их незавидную долю. Хотя Мохандас своим костюмом и манерами в те годы мало чем отличался от английского джентльмена, ему не раз пришлось испытать на себе грубые оскорбления расистов: железнодорожный кондуктор выталкивал его из вагона первого класса; его не сажали в дилижанс, в котором ехали белые; в Йоханнесбурге полицейские сталкивали его с тротуара на мостовую, ибо тротуар предназначался только для белого населения; ему отказывали в ночлеге в гостиницах, где останавливались европейцы. Всех индийцев здесь называли «кули» независимо от того, какую работу они выполняли, и к Мохандасу Ганди презрительно обращались «адвокат-кули». При всей своей безобидности и природной терпимости, Ганди всякий раз оказывал расистскому произволу вежливое, но настойчивое сопротивление. Причем когда оскорбления касались лично его, он отказывался от того, чтобы требовать наказания обидчика или какого-то возмездия, и уповал лишь на пробуждение у того совести. Все это походило на своего рода дуэль невежества и подлости с совестью и человеческим достоинством. И надо сказать, Ганди удавалось иногда устыдить тех из белых расистов, кто еще не совсем растерял остатки человечности.
В минуты грустных размышлений Мохандаса посещала мысль о том, что Южная Африка не та страна, где может жить уважающий себя индиец, и его все больше занимал вопрос, как изменить такой порядок вещей. Постепенно адвокатская практика отодвигалась на второй план; им все больше овладевало желание посвятить себя служению обездоленным людям, борьбе с политической и социальной несправедливостью. Он пишет прошения и петиции южно-африканским властям в защиту своих бесправных соотечественников – индийских рабочих, завербованных по контрактам в Индии для работы на местных плантациях и горнорудных шахтах, принадлежащих европейцам.
Десятки тысяч законтрактованных индийских рабочих находились в Южной Африке чуть ли не на положении рабов. Их можно было избить до смерти, выгнать на улицу, бросить в тюрьму за отказ от работы; они жили в специально отведенных для них местах – нечто вроде резерваций – в убогих лачугах в условиях ужасающей нищеты и антисанитарии.
Подписав кабальные контракты, индийцы покидали родину в надежде спасти от голодной смерти свои семьи. Истощенная колонизаторами Индия уже не могла прокормить своих пахарей. Только за 10 лет, с 1891 по 1900 год, 19 миллионов индийцев умерло от голода. Свыше двух миллионов обезземеленных крестьян и обнищавших рабочих эмигрировало из Индии в другие страны. Они гнули спины на европейских предпринимателей на Цейлоне и Малакке, на островах Маврикий и Тринидад, на Фиджи и в Британской Гвиане, на шахтах Южной Африки. Здесь, на чужбине, индийцы умирали от болезней, от эпидемий чумы и холеры.
На второй год пребывания Ганди в Натале, 22 мая 1894 г., в богатом доме главы индийской торговой фирмы Дады Абдуллы собрались местные индийские буржуа и представители интеллигенции.
На этом собрании Ганди по аналогии с Индийским национальным конгрессом, действовавшим на родине с 1885 года, предложил учредить организацию под названием Индийский конгресс Наталя (ИКН). Это была организация индийской буржуазии с весьма умеренной программой. Устав ее был прост, цели в основном благотворительные, а членские взносы – весьма высокие. В ИКН вошли владельцы торговых фирм, мелкие лавочники, конторские служащие. Рабочие оставались вне организации. Да если бы они и захотели вступить в нее, то все равно были бы не в состоянии платить членские взносы.
Организация всячески стремилась наладить сотрудничество с английскими колониальными властями. Используя исключительно конституционные методы, организация ставила своей задачей получение индийцами равных прав с европейцами. Члены ИКН начали с того, что снабжали колониальную администрацию в Натале и местную прессу информацией о бедственном положении индийской общины, устраивали просветительские лекции, регулярно проводили собрания, на которых обсуждались проблемы улучшения санитарных условий в индийских поселениях, обучения детей грамоте, вопросы труда и быта рабочих.
Чувство долга перед униженными соотечественниками и желание вызвать у англичан сострадание к ним побудили Мохандаса написать и опубликовать два обращения. Одно из них он озаглавил «Воззвание ко всем британцам Южной Африки», а другое – «Избирательное право индийцев – призыв». Строго основываясь на достоверных фактах и ничего не прибавляя от себя, молодой адвокат обращал внимание общественности и властей на нищенское и бесправное существование индийцев в Южной Африке. Пожалуй, это было первым печатным словом правды о жизни этих обездоленных людей. Изданные в виде брошюр обращения Ганди произвели впечатление на некоторых либерально настроенных европейцев. В целом же реакция среди белой общественности оказалась более чем настороженной, а среди крупных собственников, владельцев плантаций и шахт – откровенно злобной. Однако в Индии голос Мохандаса Ганди отозвался сочувственным эхом. Кто, как не сами индийцы, мог понять горести своих отверженных братьев и сестер и посочувствовать им? Разве в самой Индии англичане не осуществляли все ту же позорную политику расового превосходства белых? Но участь южноафриканских индийцев была еще горше и отягощалась вынужденной разлукой с родиной.
Правда, не все индийцы пребывали здесь в нищете. Деятельность торговцев – выходцев из Индии быстро расширялась, но европейцы усилили давление на своих «цветных» конкурентов путем грубой расовой и политической дискриминации. Правительство Наталя подготовило законопроект, который еще более осложнял и без того тяжелое положение индийских торговцев. Власти объявили также о своем намерении взимать немыслимо высокий по тем временам ежегодный налог в 25 фунтов стерлингов с рабочих, которые по истечении контракта оставались в Южной Африке.
Ганди расценил эти меры натальских законодателей как прямое следствие острой конкурентной борьбы за африканский рынок и результат возросшей религиозно-расовой неприязни между европейской и азиатской общинами. Он начинает кампанию за отмену расовых законов в Южной Африке. И когда вице-король Индии лорд Элджин, идя навстречу прошениям Индийского конгресса Наталя, «милостиво» повелел заменить чудовищный налог на законтрактованных рабочих подушным налогом в три фунта на каждого члена семьи, Мохандас Ганди при всем своем уважении к наместнику английской короны не сдержался от критики в его высочайший адрес. «…Это был серьезный промах со стороны вице-короля, – открыто заявил Ганди. – Давая такое согласие, он совершенно не подумал от интересах Индии. В его обязанности совсем не входило оказывать услуги европейцам в Натале». В данном случае нельзя не признать того, что серьезный промах допустил не лорд Элджин, а молодой, еще неопытный тогда в политике Мохандас: ведь в прямые обязанности вице-короля как раз и входило служить интересам английского капитала.
Возглавленному Ганди движению за отмену этого бесчеловечного закона для победы потребуется двадцать лет борьбы, в ходе которой будут и расстрелы, и линчевание «цветных», и уготованные для многих тысяч индийцев и самого Ганди тюрьмы. Через все это еще предстоит пройти.
Приехав в Индию за семьей, Ганди опубликовал здесь работу о положении индийцев в Южной Африке. Она стала известна под названием «Зеленая брошюра». Газеты поместили о ней многочисленные отзывы и открыли на своих страницах обсуждение поднятого Ганди вопроса. Агентство Рейтер передало в Англию по телефону изложение брошюры. Известие о ней в довольно искаженном и тенденциозном виде дошло и до Наталя, вызвав там среди европейцев бурю негодования.
В Индии Ганди принимают и подолгу беседуют с ним прославленные «отцы-основатели» партии Индийский национальный конгресс Ф. Мехта, Г. К. Гокхале, Б. Тилак. Первые два лидера занимали влиятельные посты в английской колониальной администрации Индии, а в ИНК возглавляли его умеренное крыло, выступая за сотрудничество с англичанами. Тилак, прозванный Локаманья – что значит «уважаемый народом», – возглавлял в Конгрессе радикальное крыло так называемых «крайних». Прославленный трибун и вожак народа, Тилак призывал к свержению английской колониальной власти в
