страны, своего народа. Ему было чуждо блаженное состояние нирваны, безразличное отношение к окружающему миру, достижением которого так гордятся буддистские монахи; трепетное, глубоко внутреннее восприятие им национальной и международной жизни – вот главное, что делало Ганди политическим вождем.
Для политической деятельности Ганди, как и для его предшественников – выдающихся индийских мыслителей, националистов Свами Вивекананды, Локаманьи Тилака, Ауробиндо Гхоша, – присуще стремление к одной и той же утопической цели: сначала «духовно перевоспитать всех индийцев», проникнуть в их сердца (рабочего, крестьянина, помещика и капиталиста), а уже потом «переустраивать саму их жизнь». Если в конкретных исторических ситуациях у Ганди и прослеживается связь национально-освободительной идеи с политической практикой и широкой демократической организацией масс, то эта связь зачастую носит спонтанный и всегда внеклассовый характер, заключена в непрочную, конъюнктурную общественную форму.
Годы частичной, временной стабилизации капитализма ознаменовались сговором империалистических стран-победительниц о совместном закабалении Китая и закреплении за Великобританией монопольного права на колониальную эксплуатацию Индии. В эти годы, характеризовавшиеся некоторым спадом национально-освободительного движения, Ганди, как уже знает читатель, решил не мешать реформистам из свараджистскои партии испытать свои силы. С согласия Ганди свараджисты в ходе избирательной кампании в законодательные органы страны выступили от имени ИНК. Образовался, таким образом, политический блок из конгрессистов и свараджистов. На сессии Конгресса в Канпуре, состоявшейся в 1925 году, деятельность свараджистов была даже признана основной формой конгрессистской работы. Однако, как и предполагал Ганди, свараджистским путем, законодательной деятельностью, не удалось вырвать хотя бы одну существенную уступку у английской колониальной администрации. Неудачи свараджистов подорвали их влияние в буржуазно-помещичьих кругах, на которые они опирались, и на выборах 1926 года свараджисты потерпели поражение.
Это событие тяжело переживал Мотилал Неру, но оно нисколько не удивило Ганди. Он помнил, что еще в августе 1922 года, кода на политическую арену в Индии выступили «сторонники перемен» путем осуществления реформ, английский премьер-министр Ллойд Джордж в своей программной речи четко заявил, что его правительство не собирается вводить в Индии самоуправление. Кстати, и первое в истории Великобритании лейбористское правительство, сформированное Макдональдом в декабре 1923 года, полностью оправдало доверие английской буржуазии. Опасения Черчилля, что лейбористы намерены разрушить основы империи, были преждевременными. Пришедший к власти в 1924 году консервативный кабинет Стэнли Болдуина, в составе которого играл ключевую роль Черчилль, постепенно свел на нет все незначительные уступки, предоставленные индийской буржуазии по реформе Монтегю – Челмсфорда.
В течение пяти лет Ганди, как считается, самоустранился от непосредственной политической деятельности, он кропотливо налаживал связи с различными слоями населения. Махатма основывает Всеиндийскую ассоциацию ручного прядения. Она объединяет десятки тысяч жителей городов и деревень по всей стране. Ассоциация не только пропагандирует ручную прялку, но и снабжает прядильщиков-кустарей сырьем. Она развертывает по всем провинциям Индии сотни торговых центров по продаже готовой продукции. Вся работа ассоциации, которую возглавляет сам Ганди, ведется под антиколониальными лозунгами. В результате из-за усиливавшейся конкуренции с национальным индийским капиталом англичане несут ощутимые торгово-экономические убытки. Одновременно продолжается процесс падения авторитета колониальной власти.
Внутриполитическое положение в Индии развивалось не изолированно от общей международной обстановки. Это хорошо понимали лидеры индийского освободительного движения, и прежде всего, разумеется, Махатма Ганди. Правда, он внушал индийцам, чтобы они не рассчитывали, что свобода вдруг придет к ним откуда-то извне: ее необходимо добиваться им самим. Тем не менее внешним факторам он придавал должное значение. В 1925 году не без его участия на сессии ИНК в Канпуре была принята специальная резолюция о создании под началом Всеиндийского комитета Конгресса «иностранного департамента», призванного защищать интересы индийцев за рубежом, разъяснять позицию ИНК в отношении британского колониального господства в Индии.
Ганди, однако, воздерживается от критики классовых отношений внутри самого индийского общества, хотя, как и раньше, считает, что у индийского народа есть два врага – внешний и внутренний. В связи с этим он указывает: «Сегодня мы не можем бороться с двумя врагами. Давайте поборем одного, а тогда будет легко, если нужно, побороть другого врага, взращенного в нашей собственной стране».
Пытаясь объяснить лидерам левого радикального крыла ИНК, всем индийским патриотам, почему он в столь тяжкое для родины время не уделяет должного внимания аграрному вопросу и решению его в пользу тех, кто обрабатывает землю, Ганди открыто говорит: «Я намеренно не писал много о земледельцах, потому что я знаю, что сейчас мы ничего не можем для них сделать. До тех пор, пока бразды правления не находятся в руках представителей земледельцев.., улучшение их условий очень трудно, если не невозможно».
Ганди отдает первенство общенародной борьбе с первым врагом – британским империализмом. Несколько позднее, 1 апреля 1928 г., по этому вопросу он напишет Джавахарлалу Неру: «Я придерживаюсь одного мнения с вами, что когда-нибудь нам придется начать движение без богатых людей, без образованных классов, которые формируют общественное мнение. Но это время еще не настало».
Как-то Ганди спросили, не следует ли вместо пропаганды ручного прядения проводить кампанию против феодальной эксплуатации в деревне. Он ответил отрицательно. Такая кампания, по его мнению, привела бы к тому, что «в нужный час народ по всей Индии не смог бы выступить во имя общего дела в борьбе за сварадж». То есть вождь опасался оттолкнуть от движения помещиков и миллионы мелких земельных собственников. Таким образом, Махатма выдвинул положение об очередности решения задач национально-освободительного движения и борьбы народа за улучшение своих социальных и экономических условий жизни. Это положение основывалось на необходимости всенародного антиимпериалистического движения и говорило об интуитивном понимании вождем прогрессивной роли буржуазного национализма. Тактика Ганди вполне устраивала имущие классы Индии, которые готовы были принять участие в освободительном движении и даже возглавить его, но революционное усилие низов их пугало больше, чем притеснения со стороны колонизаторов.
1926 год. Повсюду в стране вновь начало ощущаться пробуждение народных масс, оживилась политическая деятельность партий, участились стачки бомбейских текстильщиков, железнодорожников, наблюдался рост профсоюзов. К этому времени в Индии насчитывалось примерно 200 профсоюзов, объединивших более 300 тысяч рабочих. Многие из них вошли во Всеиндийский конгресс профсоюзов (ВИКП). В самый канун 1926 года в Канпуре была проведена первая конференция индийских коммунистов, на которой было принято решение об образовании Коммунистической партии Индии. Под влиянием коммунистов и радикально настроенных конгрессистов на съездах ВИКП были приняты решения политического характера – против использования полиции для подавления выступлений трудящихся, за предоставление рабочим избирательных прав, против системы «неприкасаемости» и расовой дискриминации. Эти решения были умеренными и в целом не противоречили требованиям, выдвигаемым Махатмой Ганди.
Советский Союз все больше привлекал взоры индийских патриотов. Великий северный сосед Индии закончил восстановление народного хозяйства. XIV съезд ВКП(б) одобрил курс на индустриализацию страны, на превращение Советского многонационального государства в экономически и политически мощную социалистическую державу. СССР заключил равноправные договоры о нейтралитете и взаимном ненападении с Турцией, Афганистаном, Ираном; решительно выступил в поддержку национального суверенитета Китая.
Отражая настроения индийских национально-демократических кругов, Джавахарлал Неру отмечал: «По отношению к странам Востока – Китаю, Турции, Персии и Афганистану – Советская Россия проводила чрезвычайно великодушную политику. Она отказалась от старых привилегий царской России и старалась установить с ними дружественные отношения. Это отвечало провозглашенным ею принципам освобождения всех угнетенных и эксплуатируемых народов… Такие империалистические державы, как Англия, часто попадали в трудное положение благодаря этому великодушию Советской России, и страны Востока делали сравнение не в пользу Англии и других держав».
Джавахарлал Неру, руководя «иностранным департаментом» ИНК, неоднократно встречался с Махатмой Ганди и советовался с ним по поводу своей поездки в Европу и, если представится возможным, в Советскую Россию: важно основательнее ознакомиться с международными делами и установить контакты с друзьями Индии за рубежом. Ганди одобрил этот план и даже снабдил Неру рекомендательным письмом к Ромену Роллану, с которым он поддерживал переписку. Представляя Неру, Ганди писал Ромену Роллану: «Один из моих самых дорогих соратников и друзей».
В Европе Неру знакомится с руководителями Антиимпериалистической лиги – Анри Барбюсом, Роменом Ролланом, Сун Цинлин (вдовой выдающегося китайского революционера-демократа Сунь Ятсена), индийским эмигрантом коммунистом Вирендранатхом Чаттопадхайей; принимает непосредственное участие в подготовке антиколониального конгресса в Брюсселе. В письмах к отцу, Махатме Ганди и другим руководителям ИНК Неру сообщает: «Совершенно очевидно, что конгресс в Брюсселе будет весьма авторитетным форумом, и было бы крайне желательным направить на него представителей Индийского национального конгресса: в конечном счете самым устрашающим империализмом в наши дни является английский, тот, который господствует в Индии».
Ганди отнесся к письмам молодого Неру с большой осторожностью. Он не разделял его энтузиазма. «Я со всем вниманием прочитал вашу официальную информацию, равно как и личное конфиденциальное письмо о конгрессе угнетенных народов, – ответил Ганди. – Что касается меня, то я столь больших надежд на Лигу не возлагаю». По мнению Махатмы, конгресс в Брюсселе мог внушить индийцам опасную мысль «искать свое спасение, ориентируясь на внешние силы и на помощь из-за рубежа, вместо того чтобы добиваться этого посредством наращивания собственных сил внутри страны». Скептическое отношение Ганди к информации Неру объяснялось также тем, что в работе Брюссельского конгресса принимала участие большая делегация английских лейбористов, которые обещали с приходом к власти предоставить Индии независимость. Ганди, в отличие от других руководителей ИНК, не питал никаких иллюзий относительно обещаний лейбористов. Он считал, что они преследуют свои узкопартийные интересы и, сформировав свое правительство, будут проводить все ту же имперскую политику.
Но как бы то ни было, вскоре из Индии пришел ответ, уполномочивающий Неру официально представлять ИНК на конгрессе угнетенных народов в Брюсселе. Обращаясь к делегатам Брюссельского конгресса, Неру говорит: «Я хочу, чтобы вы осознали, что задача освобождения Индии не только национальная проблема. Она непосредственно затрагивает большое число других стран и косвенно отражается на обстановке во всем мире. Мы не можем дольше терпеть сложившееся положение не только из-за того, что свобода – это хорошо, а рабство – плохо; для нас и для нашей страны это вопрос жизни и смерти. В равной мере такое же положение нетерпимо и для вас».
Неру, хорошо осведомленный о тактике Ганди, всеми силами стремившегося к классовому миру, так опасавшегося отпугнуть национальную буржуазию и землевладельцев от участия в национально-освободительном движении, тем не менее, вопреки этому, в своей речи заявляет: «Мы должны рассматривать индийских князей и крупных землевладельцев как пособников английского правительства в проводимой им политике в Индии. Они не хотят свободы для Индии из-за того, что это означало бы свободу крестьян от эксплуатации… Мы часто наблюдаем отвратительный союз английских капиталистов с капиталистами индийскими». В этих словах Неру не было ничего такого, с чем бы внутренне не мог согласиться Ганди.
