Это предложение не нашло поддержки ни со стороны Ганди, ни со стороны умеренных конгрессистов и не было принято. Разный по своему классовому составу Конгресс политически и психологически не готов был к организационному объединению с Антиимпериалистической лигой.
Вместе с тем Махатма Ганди горячо одобрял резолюции, отражавшие внешнеполитическую линию ИНК. Одна из них содержала протест против использования Англией индийских войск в Китае, Месопотамии и Персии. «Конгресс шлет самые теплые приветствия народу Китая и заверения в полной симпатии к его борьбе за свое освобождение, – говорилось в этой резолюции. – Конгресс требует, чтобы все индийские войска и полицейские силы, находящиеся в Китае, были незамедлительно отозваны, и заявляет, что в будущем ни один индиец не должен выезжать в Китай в качестве представителя английского правительства, воевать или действовать против китайцев, которые, как считает Конгресс, являются товарищами индийцев в их общей борьбе против империализма. Одновременно Конгресс требует вывода индийских войск, полиции и консульских отрядов охраны из Месопотамии и Персии, а также с территории всех британских колоний и иностранных государств, где бы они ни находились».
Мадрасская сессия ИНК приняла специальную резолюцию, разоблачавшую захватнические планы Англии. В ней указывалось, что английское правительство осуществляет интенсивную подготовку для развязывания новых колониальных войн против соседних с Индией стран. «…Эти приготовления к войне, – подчеркивалось в резолюции, – не только рассчитаны на укрепление твердыни британского империализма в Индии с тем, чтобы душить все ее стремления к свободе, но и призваны ускорить глобальную войну, в ходе которой будет предпринята попытка снова сделать Индию орудием в руках иностранных империалистов». Далее в резолюции говорилось, что у индийского народа нет спорных вопросов со своими соседями и он желает жить с ними в мире. Конгресс потребовал от Англии положить конец своим военным приготовлениям и заявил, что «в случае развязывания английским правительством каких-либо военных авантюр и попыток вовлечь в них Индию индийский народ будет считать своим долгом не принимать участия ни в одной из империалистических войн»
Получив от представителей патриотических сил Китая приглашение посетить страну, Ганди заявил: «Мои симпатии на стороне Китая. Я хотел бы помочь ему». Однако развитие событий в Индии не позволило осуществить эту поездку.
Неру был готов торжествовать победу: мадрасская сессия приняла предложенную им резолюцию о предоставлении Индии полной независимости. Делегаты сессии, поддавшись энергичному напору Неру, проголосовали за нее почти единогласно. Наконец-то у ИНК была ясная программа деятельности. Однако вскоре автор резолюции и его искренние сторонники из левого крыла ИНК с огорчением обнаружили, что победа была мнимой: большинство умеренных понимали эту резолюцию и толковали термин «полная независимость» как требование предоставления Индии самоуправления в рамках Британской империи. Таким образом, резолюция о независимости хотя и не отменялась, но фактически сводилась на нет. По поводу резолюций о независимости, принимаемых Конгрессом ежегодно, Махатма Ганди с горькой иронией писал в «Янг Индия»: «Конгресс только ставит себя в смешное положение, принимая из года в год резолюции такого характера, когда он знает, что не способен их осуществить».
Ганди был явно разочарован итогами работы сессии. Прежде всего его беспокоили выявившиеся на сессии отсутствие единства среди делегатов и преждевременные, по его оценке, попытки сдвинуть Конгресс влево, в чем он усматривал опасность раскола партии в самый канун нового подъема национально-освободительного движения в стране. Во многом за создавшуюся обстановку в Конгрессе Ганди винил Неру, который, словно некий генератор радикальных идей, переполошил лениво мыслящих и осторожных финансовых «доноров» ИНК из числа имущих классов. Им не нравился революционный запал молодых руководителей Конгресса, и они апеллировали к идейному вождю движения, жалуясь и требуя укротить «разгоряченного коня».
Широкий кругозор, острый ум, решительность, политическая честность, жажда действий, талант организатора – вот качества, которые поставили Неру в центр внутриполитической борьбы. Ганди был далек от того, чтобы видеть в молодом лидере своего политического соперника, – он был вне конкуренции. Больше того, Махатма нуждался в таких деятельных партийных лидерах, каким был Неру, и он всячески укреплял его авторитет в Конгрессе. Не случайно поэтому Ганди одобрил предложение председателя мадрасской сессии ИНК доктора Ансари избрать Неру генеральным секретарем Конгресса. И все же теперь в интересах сохранения «классового единства» в Конгрессе вождь решает «осадить» Неру. Причем и тот, и другой не афишируют своих разногласий. Но дело дошло до обмена необычными для их добрых отношений резкостями. «Вы слишком торопитесь, – писал Махатма Неру. – Вам необходимо время на то, чтобы подумать, привыкнуть к обстановке в Индии…» В другом письме Ганди охарактеризовал некоторые предложения Неру как «поспешно выдвинутые», а Конгресс, который принял их, – «школьным дискуссионным клубом». Неру возразил Ганди, твердо заявив: «Наши идеалы сильно расходятся». Он упрекнул вождя в нерешительности и слабом руководстве движением.
Ганди обиделся. «Разногласия между вами и мной, как мне кажется, – ответил он молодому лидеру, – стали столь глубокими и существенными, что, по-видимому, лишают нас общей платформы. Я не могу скрыть от вас печали, что теряю товарища, такого жизнестойкого, преданного, способного и честного, каким вы были всегда. Однако товарищество должно быть принесено в жертву ради цели».
Чувствуя себя задетым, Ганди предложил Неру обнародовать их разногласия на страницах «Янг Индия». «Я предлагаю вам достойным образом развернуть свое знамя. Напишите мне письмо для печати и изложите в нем свою позицию. Я опубликую его в «Янг Индия» и сопровожу коротким ответом». И тут Неру предпочел отступить. Он не допускал даже мысли о разрыве с учителем: слишком велика была его привязанность и любовь к этому человеку. К тому же политические последствия такого разрыва для всего движения могли оказаться самыми роковыми. Неру не менее самого Ганди опасался раскола Конгресса. «Незначительные разногласия по некоторым вопросам не следует распространять на другие области, – отвечает он примирительно Ганди в очередном письме. – Разве я не являюсь вашим учеником в политике, хотя, пожалуй, заблудшим и не очень примерным?»
Махатма Ганди вполне мог понять настроение Неру. Он знал о его справедливом возмущении теми конгрессистами, которые раболепно склонялись перед именитыми князьями и ханжески рассуждали о «крестьянском невежестве и эгоизме», о склонности простых людей «к преступному насилию». Ему было известно и о том, что Неру одно время всерьез намеревался отказаться от всех постов в Конгрессе и попытаться самостоятельно найти путь к народным массам. Перспектива потерять для Конгресса Неру удручала Ганди. Всегда собранный, тонкий и обаятельный, Неру искусно владел тактикой борьбы с колонизаторами, находил подход к сердцам простых людей, молодежи, умел вести ее за собой. Поэтому-то Ганди предоставил Неру определенную свободу действий и даже закрыл глаза на то, что тот вместе с Субхасом Чандра Босом основал фактически новую политическую партию – Лигу независимости Индии. Руководство ИНК отклонило просьбу Неру об отставке. Ему было заявлено, что он может продолжать свою деятельность в Лиге, не вступая в противоречия с политикой Конгресса и не нарушая ее основного принципа – ненасилия.
Для многих биографов Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру труднее всего было ответить на вопрос: как эти два человека с разницей в возрасте в двадцать лет, получившие совершенно несхожее воспитание, разные по социальному происхождению – один из феодально-княжеской патриархальной семьи, другой из новой индийской элиты – могли испытывать друг к другу такую глубокую привязанность и на протяжении трех десятилетий оставаться самыми близкими и искренними политическими соратниками, а часто и оппонентами? Просто непостижимо! Казалось, что могло быть общего у молодого аристократа с человеком, выросшим в отсталой индийской глубинке и все молодые годы потратившим на преодоление «греховных наваждений» и познание «чистоты» бытия? Первый восхищался Оскаром Уайльдом и преклонялся перед подвигами Гарибальди, второй открывал для себя Нагорную проповедь Христа; один – приверженец науки, другой увлечен молитвами и постами.
М. Н. Рой объяснял феномен такой дружбы тем, что Джавахарлал Неру по своему характеру всегда нуждался в дружеской опоре на старшего. Первым его наставником был отец, потом эту роль взял на себя Ганди.
Близкие к семье Неру люди говорили, что Махатма Ганди почти сразу ощутил, даже лучше родного отца, глубокое одиночество, идеализм молодого Неру, которые чудесным образом сочетались у него с необоримым желанием действовать. Говорили еще, что у Джавахарлала тонкий ум был рабом большого сердца поэта. А это импонировало Ганди: ему вообще нравились люди мягкие, сомневающиеся, умеющие видеть действительность и человека в ней в их неразрывном единстве утверждения и отрицания. Существовало и такое мнение: Неру – гибок, современен, за ним идет молодежь. Этих качеств недоставало Ганди, и он, сознавая это, делил свое влияние в Конгрессе и в стране с Джавахарлалом. Именно к такому выводу пришел самый авторитетный и безусловно самый компетентный исследователь жизни Ганди, главный хранитель его мемориальных фондов профессор Б. Р. Нанда, с которым автору этой книги посчастливилось встречаться и беседовать.
Говоря о разных мнениях, объясняющих причину беспримерной дружбы двух политических деятелей Индии, Нанда отмечает: «Все эти суждения отличаются простодушием, но не противоречат фактам почти тридцатилетнего содружества. История этого содружества, выпавшие на его долю испытания и факторы, позволившие ему выстоять, свидетельствуют о том, что это было незаурядное главенство одного человека над другим, что Джавахарлал нуждался в Ганди, но и Ганди в той же мере нуждался в Джавахарлале, что не только политический расчет, но и взаимное душевное тяготение связывали их все эти годы… От Ганди воспринял Неру этические устои, тревогу за судьбу нищих, голодных масс Индии, веру в мирные и постепенные преобразования, в необходимость добиваться добрых целей добрыми средствами, действовать не силой, а убеждением».
Сотрудничество Ганди с Неру продолжалось до конца его дней, однако надо признать, что жизненные философии молодого Неру и Махатмы никогда не совпадали.
Никто не может достоверно утверждать, какие мысли и чувства руководили Ганди в его непростых отношениях с Джавахарлалом Неру. Бесспорно одно: эти два великих подвижника индийской свободы нуждались друг в друге, их породила эпоха, историческая необходимость. Разные по характеру и по своим взглядам на предназначение человека и его счастье, оба они всецело посвятили себя служению своему народу и готовы были отдать жизнь за свободу Индии. Они бесконечно верили в политическое бескорыстие друг друга, и эта вера освещала их дружбу и сотрудничество. Будь Неру послушным учеником Ганди, слепо повторявшим слова учителя и не имевшим своего мнения, Индия не обрела бы еще одного выдающегося лидера, привнесшего в национально-освободительное движение страны неповторимый колорит своего оригинального ума и большого сердца. Два великих человека не обогатили бы движения, а лишь арифметически пополнили бы сумму людей, стоявших во главе его. В то
