время как Ганди оставался идейным вождем Конгресса, признавался «отцом нации», Неру был наиболее выдающимся политическим «полководцем» ИНК и всенародного освободительного движения, основателем индийской государственной демократии.
После мадрасской сессии в стране одновременно началось проведение двух политических кампаний. Эти кампании соответствовали расстановке внутриполитических сил в ИНК. Левое крыло Конгресса во главе с Дж. Неру и С. Ч. Босом, опираясь на поддержку демократических организаций рабочих, крестьян и студентов, повело среди населения широкую пропагандистскую кампанию за предоставление Индии полной независимости, за выход ее из состава империи.
В то же время старший Неру активно занялся работой по созыву межпартийной конференции, которая должна была выработать основные принципы будущей конституции Индии.
Джавахарлалу Неру, являвшемуся генеральным секретарем ИНК, пришлось участвовать в обеих кампаниях, хотя он открыто заявлял о бесполезности разработки «бумажной конституции», когда подлинная задача заключалась в завоевании власти. И в этом его подход к проблеме совпадал с позицией Махатмы Ганди. В конституционном комитете, который возглавлял Мотилал Неру, Джавахарлал Неру внес предложение о том, чтобы будущая конституция провозгласила страну демократической республикой. Однако его предложение вызвало лишь раздражение умеренных и привело к ссоре с отцом.
Ганди пристально наблюдал за деятельностью Джавахарлала Неру и видел, как после поездки в Европу и в Советский Союз он перерос политические ориентиры Конгресса. Но вождь и не думал сокрушать горячего лидера. Напротив, Махатма стремится примирить отца и сына Неру, и по всему было видно, что политические симпатии Ганди все больше склонялись на сторону младшего.
На межпартийной конференции в Лакхнау Джавахарлал Неру пытался добиться компромисса, высказавшись за то, чтобы конференция оставила вопрос о независимости открытым: каждому делегату было бы предоставлено право свободы действий, то есть Конгресс по-прежнему мог бы признавать своей целью достижение независимости Индии, а входившие в него более умеренные группы – получение статуса доминиона.
Ганди не принимает никакого участия в работе межпартийной конференции, считая ее бесполезным делом. Обсуждение многословных докладов о будущей независимости, принятие резолюций ничуть не привлекали Ганди – он предпочитал прямые действия. Поэтому в организации бойкота комиссии Саймона он усматривал куда более эффективное средство борьбы за свободу, нежели споры о ней на межпартийной конференции. Главное – удержать массы от применения насилия.
Комиссия Саймона прибыла в Бомбей 3 февраля 1928 г. Ганди объявил в этот день всеиндийский хартал – день траура и мирных демонстраций протестов. Народ откликнулся на призыв вождя. На всем пути следования комиссии миллионы индийцев с черными флагами заполняли железнодорожные станции, улицы и площади городов. Народ скандировал требование: «Саймон, убирайся домой!» От этих слов у членов комиссии не было спасения даже по ночам.
Полиция пыталась спровоцировать толпы людей, окружавших дворцы губернаторов и резиденции членов комиссии Саймона: власти ожидали проявления вспышки народного гнева и насилия, что дало бы повод для решительной расправы с мирными демонстрантами. Однако индийцы держались стойко и даже на массовые избиения не отвечали насилием. В Лахоре, например, английский офицер жестоко избил возглавлявшего мирную демонстрацию видного лидера Конгресса Лала Ладжпат Рая. В результате полученных травм Рай через несколько дней скончался.
В другом крупном городе Лакхнау мирной демонстрацией протеста руководил Неру. На широкую привокзальную площадь ко времени прибытия поезда с комиссией Саймона собрались тысячи горожан. Подходы к вокзалу были заранее перекрыты отрядами солдат и кавалерии. Власти приняли решение силой разогнать демонстрантов. Кони натолкнулись на плотную стену людей и стали давить их. За всадниками шли цепи полицейских, орудовавших длинными палками-латхи. Удары сыпались на Неру и других добровольцев-конгрессистов. Теряя сознание, окровавленные, они падали на землю, но на насилие не отвечали. «Я думал о том, – вспоминал об этом Неру, – как легко было бы стащить с лошади полицейского офицера, находившегося передо мной, и сесть самому в седло, но долгая тренировка и дисциплина сделали свое дело: я ограничивался тем, что защищал руками лицо от ударов. К тому же я прекрасно понимал, что всякое агрессивное действие с нашей стороны повлекло бы за собой ужасную трагедию и множество людей было бы расстреляно на месте». Мужество и организованность, проявленные конгрессистскими волонтерами и населением Лакхнау, всколыхнули всю страну. «Примите мою любовь к вам, – писал Джавахарлалу Неру в эти дни Махатма Ганди. – Да сохранит вас бог на многие грядущие годы и изберет своим орудием в избавлении Индии от ига».
Вице-король Ирвин негодовал и на решимость Конгресса сорвать миссию Саймона отвечал не меньшей решимостью властей осуществить ее. 22 февраля 1928 г. Ирвин выступил с публичным заявлением. «Независимо от того, хотят индийцы сотрудничать или не хотят, работа комиссии Саймона будет продолжена», – твердо сказал он.
Вскоре, 8 апреля, в зале заседаний центральной законодательной ассамблеи в Дели во время обсуждения закона о безопасности раздались взрывы бомб. Никто не пострадал, но перепугался насмерть Саймон, который почтил собравшихся своим присутствием. Самодельные бомбы взорвали юные патриоты Бхагат Сингх и Батукешвара Датт. Они наивно надеялись, что их поступок послужит сигналом к народному восстанию против колонизаторов. Однако Сингх и Датт, самоотверженные одиночки, пожертвовавшие своими жизнями ради счастья народа и в то же время далекие от него, ошиблись в оценке политической ситуации. Они прослыли героями только среди своих сверстников, о них сочиняли песни. В знак солидарности с мучениками молодые люди объявляли голодовки протеста. Однако восстания в результате взрыва бомб не последовало, а власти получили лишний повод для введения в действие закона о безопасности (о массовых репрессиях).
Для Ганди терроризм – зло, питающее насильственные действия правительства. Он безусловно осуждает бессмысленную террористическую акцию Сингха и Датта. Вместе с тем теперь, в отличие от прошлых лет, он бросает обвинение за отчаянные поступки террористов и в адрес властей. Ганди заявляет, что правительство могло бы предотвратить случаи терроризма путем «великодушного и своевременного признания требований нации. Однако это не что иное, как надежда на чудо. Для правительства такой поступок означал бы изменение не только проводимой им политики, но и своей сущности. Обозримое будущее не сулит никаких надежд на такие перемены».
Идеал Махатмы Ганди – получение Индией независимости «на основе установления джентльменского взаимопонимания с Англией». Неустанно повторяя эти слова, он осознавал, как далек его идеал от безрадостной политической действительности. Для получения Индией свободы нужно, чтобы «Англия осуществляла не империалистическое высокомерное маневрирование, направленное на завоевание мирового господства, – с горечью констатирует он, – а искренне стремилась бы служить общим интересам человечества».
Тщательно подготовленный Мотилалом Неру доклад о конституции Индии, пылкие дебаты по нему в межпартийном комитете не вызвали ни малейшего внимания со стороны комиссии Саймона. Лондон не желал ни в чем поступаться своей прерогативой единолично определять принципы государственного и политического устройства Индии. Конституционные реформисты в Индии были жестоко оскорблены. Но придет день, и английское правительство пожалеет о том, что тем самым ослабило их позиции и рассеяло иллюзии о возможности получения Индией свободы путем реформ.
Революционные настроения в народе нарастали. Экономическая борьба рабочих все больше переплеталась с их политическими требованиями, с национально-освободительным движением против колонизаторов. К руководству рабочими организациями все чаще стали приходить левые конгрессисты, прогрессивная молодежь, коммунисты. Коммунисты возглавили профсоюз текстильщиков в Бомбее – «Гирни камгар», послуживший началом образования прогрессивного крыла Всеиндийского конгресса профсоюзов. После массового локаута на фабриках Бомбея началась всеобщая забастовка текстильщиков, которая длилась с апреля по октябрь 1928 года. Своей беспримерной стойкостью индийские рабочие снискали сочувствие и поддержку рабочих всего мира. В Советском Союзе, в Англии и других странах был произведен сбор средств в помощь забастовщикам. Предприниматели и колониальные власти вынуждены были отступить. Многие требования рабочих (прекращение увольнений и снижения заработной платы, а также дискриминации «неприкасаемых») не расходились с установками Ганди. Для рассмотрения этих требований был образован специальный комитет. «Гирни камгар» официально признавался представительным профсоюзом текстильщиков; властям пришлось заявить о прекращении преследования в уголовном порядке руководителей забастовки.
Однако пройдет немного времени, и в марте 1929 года правительство, в нарушение своих обязательств, нанесет внезапный удар по рабочим организациям. Начнется знаменитый Мирутский процесс против руководителей профсоюза «Гирни камгар» и профсоюзных лидеров Бенгалии, Пенджаба и Соединенных провинций. ИНК создаст комитет защиты обвиняемых. «И все это казалось совершенно тщетным, – вспоминал позднее Джавахарлал Неру, – ибо защищали мы тех, кто привлекался по какому-либо политическому или профсоюзному делу, или нет – результат обычно был одним и тем же». Ганди говорил о карательных мерах правительства против рабочих лидеров, что оно, как и всегда, демонстрировало «свои кровавые когти, которые в обыденных условиях скрывало под кожей».
Поднималось на борьбу за свои жизненные права и индийское крестьянство, составлявшее 80 процентов населения страны. Давал о себе знать аграрный кризис – кризис сбыта сельскохозяйственной продукции. Цены на пшеницу упали в два раза, на джут – в два-три раза. Колонизаторы решают преодолеть кризис за счет индийских крестьян-арендаторов, резко повысив земельный налог.
Ганди выступает с протестом. Он призывает земледельцев округа Бардоли начать сатьяграху, отказаться от уплаты непомерно высоких налогов. В движении против правительственного решения увеличить налог на 22 процента участвуют 87 тысяч крестьянских хозяйств округа. Наступал момент для возобновления массовых выступлений против правительства при широкой опоре на крестьянство. Мирное восстание земледельцев поражает своей организованностью, волей к победе. Общее руководство сатьяграхой берет на себя Ганди. Он ежедневно публикует установочные статьи в «Янг Индия», дает интервью, выступает на митингах. Для оказания практической помощи крестьянам и для контроля за неукоснительным соблюдением ими принципов сатьяграхи в Бардоли выезжает близкий соратник вождя Валлабхаи Патель, профессиональный адвокат, занимавший в то время пост мэра Ахмадабада.
Сборщики налогов отбирают скот, сгоняют крестьян с земель, конфискуют на корню урожай, забирают за долги домашнее имущество и жалкие постройки. Негодованию крестьян нет предела, но, следуя призывам Ганди, они встречают действия властей с молчаливым достоинством. Они не берутся за батоги и вилы – традиционное оружие крестьян. Внешне бездействуя, внутренне они готовы принять смерть, но не уступать колонизаторам. «Практически весь округ Бардоли, – пишет в «Янг Индия» Ганди, – скоро станет собственностью правительства, и тогда оно может облагать налогом свое дорогое приобретение хоть в тысячу раз выше прежнего. Люди Бардоли, если они смелы духом, не будут хуже оттого, что их лишают собственности. Они потеряют принадлежащее им имущество, но сохранят то, что должно быть самым ценным… – свое достоинство. Того, кто имеет отважное сердце и трудовые руки, не испугать отчуждением имущества».
В поддержку бардолийских земледельцев по инициативе Ганди Конгресс 12 июня 1928 г. проводит «день Бардоли». Митинги и демонстрации солидарности с крестьянами Бардоли грозят перерасти в общенациональную сатьяграху. В этих условиях правительство предпочитает пойти на уступки: решение
