о повышении земельного налога отменяется. С успехом сатьяграхи в Бардоли гандизм окончательно становится официальной идеологией Конгресса.
шаги к созыву первой паназиатской конференции в Индии. Участники калькуттской сессии направили самые теплые поздравления народам Египта, Сирии, Палестины и Ирака, выразили свою солидарность с освободительным движением в этих странах против западных империалистических держав. В специальной резолюции, принятой ИНК в Калькутте, вновь осуждались военные приготовления Англии для ведения колониальных войн в Азии. В резолюции подтверждалась позиция Конгресса по этому вопросу, разработанная на предыдущей сессии в Мадрасе, и провозглашалось, что «правительство Индии ни в какой степени не представляет народ Индии» и что индийцы «не позволят Англии использовать себя в осуществлении ею дальнейших империалистических планов».
Лондонская «Тайме», подводя итоги калькуттской сессии ИНК, с нескрываемой озабоченностью заметила: «Наш опыт в Англии обнаруживает, что сегодняшние «умеренные» могут завтра стать «экстремистами»».
Обстановка в Индии для англичан омрачалась день ото дня. Ганди полностью игнорировал миссию Саймона. Он просто не замечал Саймона, не захотел не только встретиться с ним, но даже и говорить о нем. Вице-король Ирвин метался, не зная, что еще можно было бы предпринять для «оздоровления» обстановки в Индии. Дальнейшее расширение репрессий мало что давало. Ганди был прав: в такой огромной стране изолировать и наказать десятки миллионов людей, не желавших жить по-старому, закрыть рот всем недовольным было невозможно. Со стороны правительства требовались какие-то примирительные жесты. Надо было заронить в среду местных политических кругов надежду на перемены.
Ганди получает приглашение совершить визит в Англию. Но он отказывается покидать страну в такой критический момент. Оставалось не так уж много времени до истечения годичного срока «калькуттского ультиматума», в течение которого Индии должен быть предоставлен конституционный статус доминиона. Никто другой, кроме Ганди, не мог возглавить предстоящую всеиндийскую кампанию гражданского неповиновения. Все об этом знали и с нетерпением ожидали от него призыва к действию.
Лорд Ирвин пытается улучшить свои личные отношения с лидерами Конгресса и особенно с Махатмой Ганди. Через доверенных лиц вице-король в Нью-Дели устраивает прием-чаепитие, на который приглашается Ганди. Во время чаепития Ирвин разыгрывает роль демократа, радетеля за судьбы Индии. Встреча и беседа вице-короля с Ганди широко рекламируется английской прессой в Индии. Обозреватели строят домыслы об их «дружественном согласии», о каких-то достигнутых ими договоренностях. Комментируя газетные репортажи о состоявшемся чаепитии, Ганди расставляет все точки над i. Ни у кого не остается сомнения, что он не ждет «манны с небес». «Лед не может быть растоплен, – говорит он, – во время неофициального чаепития. По моему мнению, до тех пор, пока не готовы обе стороны, невозможно достичь никакого прогресса или результата. Мы знаем, что мы не готовы. Англия не пойдет навстречу Индии, чтобы удовлетворить ее желания, до тех пор, пока Англия не будет вынуждена сделать это». Ирвин разочарован: задуманное им политическое представление не удалось. Индийский чай на этот раз оказался для него горьким и совсем не бодрящим. Он едет в Лондон для консультаций.
Ирвин давно вынашивал кое-какие планы относительно умиротворения индийских привилегированных кругов и разобщения сил освободительного движения. Стержнем этого плана была идея о созыве «конференции круглого стола» с участием трех сторон: английского правительства, представителей политических партий и религиозных общин Британской Индии, а также правителей так называемых самостоятельных княжеств Индии, которых насчитывалось в стране более шестисот.
До согласования своего плана с правительством вице-король не особенно посвящал в него свое окружение и даже не счел нужным поставить о нем в известность Саймона, от которого в Лондоне как раз и ждали выводов и предложений по ликвидации «индийского кризиса». Хотя, надо отметить, искушенный политик, каким был лорд Ирвин, провел глубокий зондаж в среде местной знати, выясняя ее возможную реакцию. Он пришел к заключению, что для индийцев, успешно осуществивших бойкот комиссии Саймона, любые ее инициативы просто психологически будут неприемлемы. Тем более, что Саймон и не мог предложить ничего толкового. Его задача ограничивалась составлением для английского парламента «исследовательского» доклада о положении в Индии, то есть он должен был дать материал для последующих нескончаемых парламентских дебатов. Тщеславный лорд Ирвин, для которого закулисные махинации составляли смысл и радость жизни, решил не дожидаться бездарного, как ему казалось, доклада Саймона и действовать самостоятельно. В конечном счете, он же представляет британскую корону в Индии и обладает абсолютной властью в этой стране.
Обстановка для Ирвина-консерватора осложнялась тем, что в это время в Англии пришло к власти лейбористское правительство. Правда, оно не располагало большинством в парламенте и в случае потери поддержки со стороны либеральной партии в любой момент могло быть смещено. Впрочем, это обстоятельство делало лейбористов только еще более сговорчивыми. Если бы лейбористскому правительству удалось успокоить Индию, оно доказало бы свою жизнеспособность и надолго укрепило бы свои политические позиции.
Министр иностранных дел Бенн проявил полное понимание озабоченности лорда Ирвина в связи с провалом миссии Саймона. В конечном счете умиротворение Индии было первоочередной задачей всех английских партий – консерваторов, либералов и лейбористов. Поэтому Бенн и другие члены лейбористского кабинета поспешно одобрили план консерватора Ирвина. Однако два столпа либеральной партии – бывший премьер-министр Ллойд Джордж и бывший вице-король Индии Ридинг отнеслись к предложению Ирвина весьма настороженно. Ведь так или иначе, а речь шла о том, чтобы англичанам сесть за один стол переговоров с индийцами, может быть, с самим Ганди. Такого еще не было.
Возвратившись в Индию, Ирвин 31 октября 1929 г. опубликовал чрезвычайное сообщение о решении английского правительства созвать в Лондоне «конференцию круглого стола». Вице-король патетично провозгласил, что «естественным исходом индийского конституционного развития… является достижение ею статуса доминиона». Он, конечно, не предопределял сроки такого развития. Это заявление ни к чему его не обязывало и имело своей единственной целью сорвать кампанию гражданского неповиновения, которая должна была начаться по истечении годичного срока «калькуттского ультиматума».
Казалось, что политическая уловка Ирвина удалась. В тот же день лидер Мусульманской лиги Джинна и руководители индийских либералов подписали совместный документ, в котором приветствовали «новый подход» Англии к решению индийской проблемы. На другой день, 1 ноября, состоялось совещание конгрессистских лидеров. Декларация Ирвина расценивалась ими как вынужденная уступка правительства и желание предотвратить неминуемое столкновение с народом Индии. Участники совещания – Махатма Ганди, Мотилал Неру, Патель, Безант, Джавахарлал Неру и другие подписали манифест. Вместе с высокой оценкой усилий английского правительства в нем содержался и ряд требований, удовлетворение которых ставилось как предварительное условие созыва «конференции круглого стола». Подписавшие манифест потребовали прекращения репрессий, освобождения из тюрем политических заключенных, преобладающего представительства на конференции посланников от Конгресса и, что особенно важно, – непременного и официального указания, что целью конференции должна стать разработка для Индии конституции доминиона.
Декларация Ирвина и реакция на нее в Индии вызвали бурю негодования в Лондоне. В английском парламенте разразился настоящий скандал. Волна имперского шовинизма захлестнула прессу. Высший эшелон власти империалистических кругов Англии не хотел и слышать о возможности ослабления колониального угнетения Индии, даже в отдаленной перспективе. Лорд Ирвин, консерватор из консерваторов, обвинялся в излишней мягкотелости и в опасном демократизме.
Лейбористское правительство перешло по индийским делам к глухой обороне, дезавуировав заявление Ирвина насчет доминиона. Да и сам Ирвин поспешил разъяснить свою декларацию в том духе, что ее нельзя понимать так, будто на повестке дня стоит вопрос о предоставлении Индии статуса доминиона.
В Лондоне не желали делать никаких конкретных выводов как из провала миссии Саймона, так и насчет предполагаемой «конференции круглого стола». Переговоры ради переговоров – вот что устраивало английские правящие круги. Лондонская «Тайме» писала в эти дни: «Для каждого из нас без сомнения ясно одно – по сравнению с условиями, существующими в Канаде, Новой Зеландии и в других странах, известных как британские доминионы, обстановка в Индии отличается в самой своей основе, а не в частностях. Поэтому будущее самоуправление Индии должно найти некую более подходящую форму, и на данной стадии по этой причине слово «доминион» следует вовсе исключить из употребления».
Так оно и было. В палате лордов английского парламента на слово «доминион» применительно к политическому будущему Индии было наложено табу. В то же время там не упускали случая порассуждать на тему «о прекрасных перспективах развития Индии в составе Британской империи». Монтегю убеждал индийцев в существующей у них возможности «контролировать свою собственную судьбу». Лорд Ридинг предрекал, что «высшим предназначением Индии должно стать ее партнерство в Британской империи». Лорд Оливер заверял, что «народы Индии, весьма возможно, займут свое место среди других свободных наций в Британском содружестве». Лорд Биркенхед обещал со временем «создать ответственное правительство в Британской Индии как неделимой части империи».
Английские лорды и пэры изощрялись в изобретении хитроумных формул по поводу будущего государственного статуса Индии, а тем временем негодование и возмущение в стране нарастали, терпение народа иссякло. В индийских городах и селах с благословения Ганди полыхали костры с английскими товарами. Взрыв колониальных страстей в Лондоне в связи с декларацией Ирвина рассеял последние иллюзии о намерениях английского правительства даже среди весьма умеренных националистов в Индии.
Подходил к концу еще один год, истекал срок конгрессистского ультиматума английскому правительству. Все дороги вели теперь к очередной сессии ИНК в Лахоре, которая должна была взять курс на завоевание независимости через ненасильственное восстание против колонизаторов. Провинциальные комитеты Конгресса готовились к перевыборам председателя партии. Почти все они высказались за избрание Махатмы Ганди. В преддверии решительных схваток с правительством конгрессисты хотели видеть Ганди не только фактическим вождем освободительного движения, но и юридическим главой ИНК. Однако на заседании Всеиндийского комитета Конгресса в Лакхнау Махатма Ганди неожиданно для всех отказался занять пост председателя ИНК, предложив избрать вместо него сорокалетнего Джавахарлала Неру.
Представители «старой гвардии», лидеры правого крыла ИНК хотели было возразить Ганди по поводу предложенной им кандидатуры: Неру был слишком революционен для них. Назывались имена Валлабхаи Пателя, Абулла Калам Азада и других. Но Ганди проявил настойчивость. Отстаивая кандидатуру Неру, вождь говорил о нем, что «он не только обладает решительностью и смелостью воина, но ему также присуще благоразумие государственного деятеля, он чист как кристалл; его честность выше всяких подозрений. Нация под его руководством будет вне опасности». В столь критический период борьбы за независимость вождь пожелал, чтобы именно руководитель левого крыла возглавил Конгресс. Кому, как не Ганди, было хорошо известно, что Неру выступал за решительные действия против уступок властям. Этот шаг Махатмы Ганди проясняет, насколько противоречивыми, сложными, но чистыми и сердечными были у него отношения с Неру. В самом деле, Ганди постоянно искал компромиссы в политике, Неру – осуждал их; Ганди
