Рамсею Макдональду шифром передана победная реляция Ирвина. Ганди пошел на подписание пакта! Осуществление целей «конференции круглого стола» представляется возможным. На Даунинг-стрит отличное настроение: политическим фокусникам колониального ведомства может вполне удасться «отвести глаза» народу, и все примут иллюзию за реальную реформу системы управления в Индии. Однако расчеты Ганди были иными и не такими уж опрометчивыми, как могло показаться на первый взгляд.
В чем же суть пакта? Главное, чего добился Ирвин, это отмена бойкота колониальной администрации. Конгрессистам разрешалось, однако, вести среди населения пропаганду за независимость страны, позволялись также мирное пикетирование и демонстрации. Объявлялась всеобщая амнистия политических заключенных. Отменялась монополия на соль. Конгресс признавался официальной политической партией. Что касается вопроса об участии представителей ИНК в работе «конференции круглого стола», то он подлежал дополнительному обсуждению. Но по всему было видно, что Ганди был склонен принять приглашение Конгрессу.
Как личное горе переживал финал переговоров Дж. Неру. «Разве для этого наш народ в течение года проявлял такое мужество? – с горечью задавал он вопрос. – Неужели этим должны были кончиться наши славные слова и дела? А как же быть с резолюцией Конгресса о независимости, с клятвой, данной 26 января и столь часто повторяемой?» Так размышлял в ту мартовскую ночь Неру, и на душе, как он вспоминал, у него было пусто, словно самое дорогое было утрачено почти безвозвратно.
Еще до начала переговоров Ганди не возлагал больших надежд на свидание с лордом Ирвином. Он не был столь наивен, чтобы не понимать, что возможности вице-короля существенно ограничены политической волей могущественных правящих кругов империи. Поэтому он и не ожидал никакой «решительной победы». Тем не менее, в отличие от некоторых своих сторонников, Ганди был все же преисполнен политического оптимизма. В течение трех недель переговоров он, несмотря на усилия Ирвина, оставил за собой и Конгрессом право в любой момент возобновить кампанию несотрудничества. В соответствии с пактом кампания прерывалась лишь на время. Свое соглашение с Ирвином Ганди рассматривал только как вынужденное и временное урегулирование. Переговоры с английским правительством давали тот политический выигрыш Индии, что, подписывая соглашение с Ганди, колониальные власти тем самым признавали освободительное движение де-факто. Находившийся в это время в Индии и неоднократно встречавшийся с Ганди корреспондент американской газеты «Чикаго трибюн» Уильям Ширер подметил: «Отныне вопрос стоял не о том, пожелают ли англичане предоставить Индии независимость, а о том, как и когда они это сделают».
Выступая после подписания Делийского пакта о временном урегулировании на многочисленных пресс-конференциях и давая интервью постоянно атаковавшим его корреспондентам, Ганди неизменно подчеркивал мысль о том, что Конгресс, как и прежде, будет энергично отстаивать право Индии на полную независимость, добиваться «пурна свараджа». Когда Ширер спросил Ганди, считает ли он достигнутое своей победой, тот ответил: «Невозможно и неумно говорить, какая из сторон одержала победу в результате мирных переговоров. Если и имеется какая-то победа, то я должен сказать, что она принадлежит обеим сторонам. Индийский национальный конгресс не вымаливал победы. У Конгресса есть ясная цель – независимость, и ни о какой победе не может быть и речи, пока эта цель не будет достигнута». Дабы ни у кого не оставалось в этом сомнений, он вновь посетил лорда Ирвина и заявил ему, что если Конгресс и пошлет своего представителя на «конференцию круглого стола» в Лондон, то с единственной целью – выдвинуть такое требование. Вице-король, выслушав Ганди, резко ответил, что это дело Конгресса.
В общем, как бы ни была недовольна часть конгрессистов, какой бы острой ни была критика «пакта Ганди – Ирвина», колоссальная, разветвленная по всей стране организация Конгресса с поразительной дисциплинированностью выполнила новую установку своего вождя: буря так же внезапно утихла, как и началась. Никто из конгрессистов по-настоящему твердо не решился противостоять Бапу.
Очередная сессия Конгресса состоялась 31 марта 1931 г. в Карачи. Она стала в еще большей мере, чем предыдущие сессии, личным триумфом Ганди, хотя, впрочем, кое-где на улицах города экстремисты правого и левого толка встречали его с черными флагами. Их вылазки, однако, не имели значения и разве что вызывали еще большую преданность и любовь людей к Махатме, к их Бапу. Председательствовал на сессии Валлабхаи Патель, но как всегда основным вдохновителем всей работы был сам Махатма. Без его участия и решающего слова не рассматривался ни один вопрос.
Вопреки всем ожиданиям, Делийский пакт был одобрен подавляющим большинством голосов. В поддержку этой резолюции выступил даже Джавахарлал Неру. Он решил, что его уклончивая позиция по этому вопросу могла бы только вызвать среди конгрессистов ненужные сомнения и колебания в то время, когда партии было необходимо единство и сплоченность ее рядов. К тому же Неру, еще раз взвесив все «за» и «против» соглашения, пришел к выводу, что к февралю 1931 года правительство, усовершенствовав свой аппарат подавления, было готово сравнительно быстро потопить в крови движение гражданского сопротивления. Однако власти все же предпочитали урегулирование путем соглашения, нежели путем организации массовых побоищ.
В Карачи по инициативе Неру и при непосредственном участии Махатмы была впервые принята резолюция об экономической политике Конгресса. Делегаты сессии высказывались в ней за национализацию основных отраслей промышленности и за ряд других мер, направленных на облегчение участи эксплуатируемых и ограничение доходов имущих классов. Неру говорил, что Конгресс, приняв резолюцию, «сделал очень небольшой шаг в социалистическом направлении».
В связи с этой резолюцией правительственные газеты начали распространять слухи о том, что она будто бы явилась результатом козней коммунистов и что здесь не обошлось без «красного золота Москвы». Строились также домыслы по поводу какой-то «сделки» между Неру и Ганди: первый вроде бы выступил в поддержку «пакта Ганди – Ирвина», а второй в оплату этого «векселя» якобы открыл зеленый свет «большевистской резолюции».
Высмеивая эти спекуляции и объективно оценивая значение резолюции об экономической политике Конгресса, Неру говорил, что «это отнюдь не был социализм и капиталистическое государство легко могло бы принять почти все, содержащееся в этой резолюции». При этом он заметил, что если бы коммунисты ознакомились с ней, то, несомненно, заявили бы, что «она представляет собой типичный продукт буржуазно-реформистского мышления».
Не могло быть и никакой сделки между Неру и Ганди. Отклоняя это обвинение, Неру говорил: «…Мысль о том, что я мог бы предъявить ему (Ганди. – Авт.) ультиматум или торговаться с ним, кажется мне чудовищной. Мы можем приноравливаться друг к другу или можем расходиться по какому-либо конкретному вопросу, но в наших взаимоотношениях никогда не может быть никаких базарных методов».
После долгих дебатов и мучительных сомнений Рабочий комитет ИНК принял решение делегировать на второй раунд «конференции круглого стола» в качестве единственного представителя Конгресса Ганди. Дело было в том, что несмотря на перемирие напряженность в стране все еще оставалась, и Конгресс должен был постоянно находиться в состоянии мобилизационной готовности. Ганди ехал в Лондон не для того, чтобы вести там нескончаемые переговоры о частностях какой-то гипотетичной конституции для Индии, а для того, чтобы во всеуслышание заявить о позиции Конгресса. Если же совершится чудо и англичане вдруг согласятся рассмотреть требование о предоставлении Индии независимости, то, как было условлено, Ганди незамедлительно вызовет в Лондон других руководителей Конгресса. Но индийский вождь не ожидал каких-либо радикальных изменений в имперской политике Великобритании в то время.
Вскоре после заключения «пакта Ганди – Ирвина», в апреле 1931 года, новым вице-королем стал лорд Уиллингдон. Одно время он являлся губернатором провинции Бомбей, а затем с повышением был переведен в Канаду на пост генерал-губернатора. Теперь этот «заслуженный» колонизатор возвращался в Индию. С назначением Уиллингдона никто в Индии либерализации не ожидал: его знали как крутого администратора и жесткого человека.
Ирвин пригласил Ганди в Бомбей, где должна была состояться церемония передачи власти. Он хотел представить его своему преемнику. Сюда Ирвин прибыл специальным поездом, окрашенным в белый цвет с позолоченной отделкой. Следом за ним, как обычно в душном грязном вагоне третьего класса, приехал Ганди. На пышную церемонию смены вице-короля собрались лорды и леди, рыцари английского королевского двора, магараджи, раджи, князья, губернаторы провинций, высшие армейские и гражданские чины, индийская элита. Все они были одеты в парадные одежды, при орденах и регалиях.
Уиллингдон встретил Ганди довольно холодно, но все же пригласил его перед отъездом на конференцию в Лондон посетить летнюю резиденцию вице-короля в Симле. Ганди не обрадовал Уиллингдона, сказав ему, что будет настаивать в Лондоне на предоставлении Индии полной независимости и что ничем другим Конгресс не удовлетворится.
Махатма был очень обеспокоен сохранением перемирия в стране, которое было шатким и в любой момент могло смениться конфронтацией и взрывом. Поэтому он долго колебался – ехать или не ехать в Лондон. До самого последнего дня он обговаривал с вице-королем условия своей поездки на конференцию. И только тогда, когда поезд с делегатами от всех других политических партий, индийских общин и княжеств уже был отправлен из Дели в Бомбей, Ганди дал свое окончательное согласие.
Дабы Ганди успел на пароход, отплывающий в Лондон, вице-королю пришлось выделить для него отдельный поезд и приостановить железнодорожное движение на пути Дели – Бомбей. После отплытия парохода от берегов Индии Уиллингдон с облегчением вздохнул: в отсутствие Ганди руководители Конгресса не посмеют самостоятельно предпринимать какие-либо существенные акции против правительства, и это обстоятельство представлялось вице-королю более надежной гарантией, чем подписанное соглашение о перемирии. Кроме того, Уиллингдону совсем не хотелось выглядеть виновным за срыв «конференции круглого стола» в случае отказа Ганди поехать в Лондон.
Итак, Ганди оказался на борту парохода «Мултана», отплывшего в конце августа 1931 года в Лондон. Он любил морские путешествия, считая, что они благотворно действуют на его здоровье. Целыми днями Бапу сидел прямо на дощатом полу палубы парохода и, окруженный любопытными пассажирами, вел с ними неторопливые беседы, шутил. Людям, знавшим его как некоего религиозного фанатика, интересно было услышать его понимание бога. «Мой бог находится не наверху. Он должен быть познан на земле.., – пояснял Махатма. – Вам не следует думать о потустороннем мире. Если мы сможем выполнить свой долг здесь, потустороннее само позаботится о себе». «Истина – вот мой единственный бог». Эта истина, по убеждению Ганди, включает необходимость политической независимости для Индии.
В поездке в Европу Ганди сопровождала кипучая и неподражаемая Сароджини Найду, прославленная поэтесса и руководительница индийских женщин – борцов за свободу Индии. Жизнерадостная, с широкими взглядами на жизнь, умеющая получать от нее все земные удовольствия, Найду еще контрастнее оттеняла аскетизм вождя. Ей и загадочной Маделин Слейд, англичанке из богатой и знатной семьи, надлежало опекать Бапу и помогать ему преодолеть трудности европейского
