других государств и народов, как это случалось в прошлом с рядом стран – Китаем, Японией, в известной степени и с США. Напротив, он каждый раз подчеркивал, что этому времени пришел конец и теперь должна наступить эра всемирного сотрудничества и взаимозависимости, эра, когда одна страна должна будет поступиться некоторыми своими национальными интересами на благо всего человечества. Отмечая эти настроения среди индийских патриотов и у самого Ганди, Дж. Неру писал: «Поразительно, насколько мы при всем нашем пламенном национализме прониклись духом интернационализма. Ничего подобного не наблюдалось ни в одном националистическом движении других порабощенных стран…»
Индийский интернационализм конца 30-х годов отражал в основном интересы национальной буржуазии угнетенной нации, стремившейся на условиях полного равноправия вступить в международные экономические и политические отношения. Вместе с тем индийский интернационализм того периода обогащался всенародным освободительным движением, на которое все возрастающее влияние стали оказывать Коммунистическая партия Индии, индийский пролетариат, подлинные патриоты страны.
Отсюда проистекает солидарность Индийского национального конгресса с республиканской Испанией и Чехословакией, с борющимся Китаем, с Абиссинией, со странами Арабского Востока; отсюда его антиимпериалистические выступления и политическое осуждение германо-итальянского фашизма и японского милитаризма. Индия превращалась из резерва, глубокого тыла империализма в активную антиимпериалистическую силу.
Индийские патриоты – и этого не мог не учитывать Ганди – с надеждой обращали взоры в сторону Советского Союза, который всегда относился к национально-освободительному движению угнетенных народов с позиций пролетарского интернационализма. Еще до победы Октября В. И. Ленин отмечал: «Мы все усилия приложим, чтобы с монголами, персами, индийцами, египтянами сблизиться и слиться, мы считаем своим долгом и своим интересом сделать это, ибо иначе социализм в Европе будет непрочен»*. Этот ленинский курс внешней политики Советского Союза заложил основы международного антиимпериалистического фронта, соединил в едином потоке борьбу пролетариата за социализм с движением народов против колониального гнета. Поэтому освободительное движение в Индии объективно становилось интернациональным фактором, что хорошо понимал и о чем неоднократно заявлял Ганди.
Однако буржуазный национализм угнетенной нации, являясь в целом прогрессивным явлением, все же часто отличается эгоистической узостью и поверхностным практицизмом. Такое явление имело место и в Индии, когда сиюминутные националистические устремления брали верх над интересами мирового сообщества. Так, среди части влиятельных конгрессистов стали раздаваться голоса, что-де неразумно для индийцев вступать в бесплодное противоборство с Италией, Германией и Японией – могучими государствами, противостоящими Англии. Эти люди говорили, что любой враг Англии – друг индийцев. Они пытались убеждать других, что любая политика только тогда хороша, когда она строится на извлечении выгоды из сложившихся реальностей; важен результат, а не мотивы политики.
Ничто так не возмущало Ганди, как забвение морального фактора в политике, эксплуатация националистических чувств народа в неправом деле, пренебрежительное отношение к выбору средств борьбы за идеалы свободы.
К числу крайних националистов-прагматиков принадлежал тогдашний председатель ИНК Субхас Чандра Бос. Он решительно выступил против общей линии Конгресса, требуя в борьбе против Англии опереться на Японию, Германию и Италию. Заняв непримиримую позицию в вопросе об отношении к войне, С. Ч. Бос вступил в открытый конфликт с Ганди и со своим близким другом Неру. Разногласия оказались очень глубокими и принципиальными. Разрыв поэтому был неминуем. Ганди и Неру пытались разубедить гордого и властолюбивого Боса, уговаривая его пересмотреть свою позицию, но тот упорствовал, не скрывая, что намерен расколоть Конгресс и повести за собой единомышленников.
Разногласия Ганди и Неру с Босом не были однозначными. Ганди критиковал Боса за его отказ от принципа ненасилия, в том числе в международных делах, и за выдвижение им «крутых и преждевременных» предложений для достижения Индией независимости. Это была критика справа. Неру же, принадлежа, как и сам Бос, к левому крылу Конгресса, расходился с ним в другом – для него была неприемлема ставка Боса на сотрудничество ИНК с агрессивными международными силами, какими являлись германский фашизм и японский милитаризм. В этой части Ганди вполне соглашался с Неру, но оставался верным своим пацифистским принципам. Он возражал Неру, когда тот предлагал использовать сложившуюся международную обстановку для оказания давления на Англию, выдвигая при этом как предварительное условие для вступления в войну против держав «оси Берлин – Рим – Токио» предоставление Индии независимости.
Бос слыл талантливым волевым руководителем, неистовым националистом и испытанным борцом против английских колонизаторов. За ним стоял большой отряд бенгальских конгрессистов. Немало людей поддерживало его и в центральном руководстве – Рабочем комитете Конгресса. В 1938 году на сессии ИНК в Харипуре Бос впервые вопреки воле Ганди был избран на пост председателя конгрессистской партии.
Беспрецедентно, но факт – Ганди повел открытую атаку на Боса. Перед очередной сессией ИНК 4 февраля 1939 г. индийский вождь публикует статью в «Хариджане», в которой откровенно предлагает Босу уйти в отставку. «Те, кто чувствует себя неуютно в составе Конгресса, – пишет он, – могут покинуть его».
В марте 1939 года на сессии ИНК большинство делегатов проголосовало за резолюцию, в соответствии с которой Ганди как признанный идейный вождь партии наделялся полномочиями лично назначать состав Рабочего комитета Конгресса. В этих обстоятельствах Босу не оставалось ничего другого, как подать в отставку. Он вышел из состава Конгресса и образовал партию «Форвард блок». Его место в Конгрессе занял один из старейших соратников Ганди – лидер бихарских конгрессистов Раджендра Прасад, будущий первый президент независимой Индии.
3 сентября 1939 г., на третий день второй мировой войны, вице-король Индии лорд Линлитгоу «с удовлетворением», как говорилось в его заявлении, сообщил индийскому народу, что «между его величеством и Германией началась война» и что Индия объявлена воюющей страной. Одним волевым актом английская правящая верхушка ввергла страну с почти 400-миллионным населением в горнило войны. Судьба и сама жизнь сотен тысяч индийцев были поставлены на карту. При этом колониальное правительство даже не сочло нужным хотя бы формально предварительно известить о своем решении национальных лидеров, не говоря уже о том, чтобы посоветоваться с представителями индийского народа.
Вторую мировую войну уже давно ждали, ее боялись, о ней говорили, и все же она казалась чем-то невероятным. Но война пришла и разом перевернула весь образ жизни людей, их сознание, изменила понятие о чести и достоинстве целых государств.
Ганди, который в вопросах морали и мировой политики был больше интернационалистом, чем националистом, открыто признавал, что его «закон ненасилия» потерпел фиаско. Национализм в Индии, как и повсюду, брал верх. С началом войны государства плотно закрывали двери во внешний мир и прежде всего заботились о прочности замков в своем собственном доме. Они руководствовались сугубо национальными интересами, и все проигрывали от этого. Никто не хотел бросаться в пучину начавшейся войны, в том числе США и СССР. Молотов и Риббентроп подписали «Пакт о ненападении», заключили и другие неожиданные договоры, удивившие весь мир. «Советская Россия, этот символ интернационализма, – с грустью говорил тогда Неру, – проводила строго национальную политику, повергая тем самым в смущение многих своих друзей и сторонников». Он с пониманием объяснял, что «идеализму не место в политике, которая имеет дело лишь с силой и ее надлежащим применением».
Влиятельная лондонская газета «Экономист», касаясь английской внешней политики, писала в те мрачные дни: «Только такая внешняя политика, которая обеспечивает полную и очевидную защиту национальных интересов, имеет шансы на то, что она будет проводиться последовательно. Ни одно государство не ставит интересы международного сообщества выше своих собственных интересов. Лишь при совпадении тех и других возможен сколько-нибудь действенный интернационализм». Однако индийский апостол ненасилия Махатма Ганди при всем своем пламенном патриотизме и любви к родине продолжал убеждать людей в примате интересов человеческой цивилизации над национальными. Он готов был отложить или даже вовсе пожертвовать национальными целями ради установления мира и дружбы между народами, ради сохранения и торжества высокой духовной жизни на нашей Земле. «Его национализм, таким образом, отличался определенной мировой ориентацией, – писал Неру, – и был совершенно свободен от каких бы то ни было агрессивных устремлений. Желая независимости для Индии, он вместе с тем пришел к убеждению, что единственно правильной целью, хотя бы и осуществимой лишь в отдаленном будущем, является создание всемирной федерации взаимозависимых государств».
В центре всех земных забот для Ганди стоит человек. Его духовность выше «таинственных» интересов государства. Ганди мог противопоставить моральный принцип
индивидуума всей политике могучей державы. Человек, и только он, с его моралью, нравственностью, разумом – высшая ценность на Земле. Государство же, являясь производным от человека, способно искажать его сущность, быть неадекватным его духовной природе. Государство – еще не народ, но и народ – не масса, а миллионы неповторимых жизней. Именно война, которая была бы бессмысленна и невозможна среди людей, если бы не существовало «высших государственных интересов», превращает человека в убойную бездуховную массу.
Образ политического мышления Ганди был притягателен своей прекрасной перспективой и подлинным гуманизмом, но в обстановке мировой войны, когда земная цивилизация билась в конвульсиях тотального насилия и боли, в условиях небывалой жестокости, массового уничтожения людей, а также созданных ими духовных и материальных ценностей, непрактические призывы Ганди порой звучали раздражающим диссонансом. И все же Ганди, будучи непонятым и даже высмеянным, как в свое время перед первой мировой войной был не понят его учитель Лев Толстой, восстал против безумия и эпидемии военной чумы, охватившей мир, восстал «не конно и оружно», а всей силой человеческого разума и сердца. Когда думаешь в наши дни о мироощущении двух великих апостолов ненасилия – Толстого и Ганди, тебя поражает странная мысль, что они были посланцами из будущего и их духовная жизнь на целый век опередила свое время. Тем не менее они говорили истинное, которое может стать реальной и объективной истиной в другую историческую эпоху цивилизации – в третьем тысячелетии.
Лорд Линлитгоу, бывший адмирал, с медлительным складом ума, отбросив дипломатию, действовал как истый солдафон, управляя огромной страной почти в духе предписаний военно-морского устава.
Индийский народ, питавший презрение и ненависть к фашизму и готовый вступить с ним в борьбу, в то же время был глубоко оскорблен в своих национальных чувствах действиями английского правительства, которое, остро нуждаясь в военной и экономической помощи Индии, управляло ею методами голого принуждения.
14 сентября 1939 г. собралось заседание Рабочего комитета Конгресса. На него был приглашен и лидер Мусульманской лиги Джинна. Его отказ принять участие в заседании Рабочего комитета ИНК не предвещал ничего хорошего: он означал обострение индусско-мусульманских отношений и, к полному удовлетворению колонизаторов, отсутствие единства цели у индийцев. Совещание, однако, прошло по-деловому. Члены Рабочего комитета горячо осуждали пренебрежительное отношение английского правительства к национальным интересам Индии, отмечали империалистический и колониальный характер внешней политики Англии.
