далекой провинциально-княжеской Индии еще не было подготовлено для критического осмысления огромного потока новых идей, которыми была наводнена промышленная Англия конца XIX века. Тем не менее Мохандас уже в те годы интуитивно, больше сердцем, чем разумом, сумел почувствовать социальную несправедливость, порожденную промышленной революцией.
Особый интерес Ганди проявил к религиозной литературе. На него произвели сильное впечатление книга Эдвина Арнольда «Свет Азии» о жизни Будды и английские переводы индийских священных книг. Он с увлечением читает и «Новый завет». Нагорная проповедь Христа покоряет его воображение. Уже в те годы Мохандас проявляет склонность к религиозному реформаторству и мечтает о духовном сближении Востока и Запада. В зрелые годы, вспоминая о лондонском периоде жизни, Ганди скажет: «Мой неискушенный ум пытался объединить учение Гиты, «Свет Азии» и Нагорную проповедь…»
Мохандас, верный своему слову, строго соблюдает обет, данный матери, хотя сдержать его в условиях Лондона было далеко не просто, и не по внутренним мотивам, а в основном из-за насмешек окружавших его людей.
Желая больше походить на своих английских сверстников, он берет уроки музыки и танцев, но тщетно – эти занятия не для него. Зато он преуспел как член движения за вегетарианскую пищу. Его избирают секретарем вегетарианского общества, в журналах появляются его статьи по диететике. Спорт ему заменяют длительные пешие прогулки, привычку к которым он сохранит до глубокой старости.
В 1891 году, получив диплом барристера*, Мохандас Ганди вернулся в Индию. После непродолжительной и малоуспешной юридической практики на родине молодой адвокат принял предложение индийской торговой фирмы Дады Абдуллы вести ее дела в Южной Африке. Так Ганди оказался в Южной Африке, совсем не намереваясь оставаться здесь на годы; но судьба распорядилась иначе. Теперь он привез в Дурбан всю свою семью.
Созданный Ганди Индийский конгресс Наталя приобретал среди общины все больший вес. Индийские торговцы, считая Конгресс своей политической организацией, поддерживали его деньгами. Правда, правительство Наталя не очень считалось с Конгрессом и продолжало проводить твердую политику поощрения английского капитала путем законодательных ограничений, направленных на ослабление конкуренции со стороны «цветной» буржуазии. Обращение Ганди к имперскому министру колоний с просьбой защитить интересы индийских подданных короны, как и следовало ожидать, было оставлено в Лондоне без внимания.
Много сил отдает Ганди благотворительной работе, не получая за это никакого вознаграждения. Поэтому, чтобы содержать семью и покрывать скромные личные расходы, он открыл небольшую адвокатскую контору, занимаясь в основном третейским решением имущественных споров.
Житейских забот у Ганди хватает. В Южной Африке у него родились еще два сына. Власти, учитывая социальное положение и авторитет Ганди, могли бы сделать для него исключение и разрешить его детям посещать местную школу для европейцев, но Ганди не желает пользоваться особыми привилегиями и сам занимается нравственным и трудовым воспитанием своих детей. Тем более, что он считает официальную систему образования далеко не совершенной.
Не чуждаться простого физического труда – для него нравственный принцип поведения человека. Пример тому – его образ жизни. Он неплохо справляется с работой акушера и фармацевта, медбрата и прачки, печатника и ассенизатора, землекопа и плотника, пахаря и садовника.
Деятельная натура Ганди не давала ему покоя: то он приютит у себя в доме прокаженного и затем хлопочет об устройстве его дальнейшей жизни, то бесплатно подрядится работать в больнице, то днями хлопочет о каком-нибудь несчастном кули, то создает группу добровольцев для борьбы со вспышкой эпидемии чумы и, рискуя жизнью, сутками ухаживает за больными.
Его мучила мысль, почему индийцы – подданные той же британской короны, что и англичане – в отличие от них подвергаются унизительной расовой дискриминации и поставлены в оскорбляющие человеческое достоинство социально-политические условия жизни как в самой Индии, так и здесь, в Южной Африке.
В минуты тягостных раздумий о судьбах соотечественников ему, естественно, не могли не приходить на ум высказывания знаменитых индийских либералов того времени. Глубоко чтимый им Дадабхай Наороджи, например, говорил: «Мои желания и цель состоят не в том, чтобы поощрить восстание, а в том, чтобы предотвратить его и сделать связь между Англией и Индией полезной и благотворной для обеих стран, каковой эта связь несомненно может быть, но, к сожалению, еще не стала из-за дурной и несправедливой системы управления, упорно сохраняемой исполнительной властью вопреки желаниям короля, народа и парламента Англии править справедливо». «Добрый король»! Вера в доброго короля-батюшку, совсем как в старой России. Вот он, «бунт на коленях» привилегированных классов, недовольных существующим правлением. Вот она, идейно-политическая позиция этих классов – решать вопрос о политической власти без участия народа, «по-семейному», так, чтобы, несмотря на внутренние разногласия, привилегированные группы получили свое и были наделены соответственно их весу в обществе имущественными и политическими правами.
Молодой Мохандас Ганди полностью унаследовал идейные установки отцов освободительного движения Индии XIX века. В то же время его ищущий социальную правду ум, искреннее сочувствие самым униженным и угнетенным соотечественникам побуждали его действовать во имя их и вместе с ними. Он догадывался, что ключ к свободе находится у самого народа. Но как этим ключом воспользоваться?
Для Ганди была неприемлема слепая, злобная, без разбору все сокрушающая на своем пути стихия неуправляемых людских масс. Он чувствовал неприязнь к безрассудному проявлению гнева взбунтовавшейся толпы. Ему импонировали самодисциплина, осознанное действие и организованность, непобедимая мирная воля людей к достижению поставленной цели.
В том, что в обществе царит несправедливость, Ганди винит не только «добросовестно заблуждающихся» власть имущих, но и весь народ, который страдает от гордыни превосходства одних людей над другими. В этом, по его убеждению, повинны и сами индийцы. Когда, например, белый парикмахер отказывается обслуживать его, Ганди с горечью задается вопросом – а разве не тот же гнусный порядок вещей существует в самой Индии? Парикмахер-индиец ни за что на свете не будет обслуживать отверженного обществом соотечественника-парию («неприкасаемого»). По мысли Ганди, древние евреи были наказаны потому, что считали себя, в отличие от всех других народов, людьми, избранными богом. Теперь за подобный грех расплачиваются и индусы, которые причисляли себя к цивилизованным арийцам, а на часть своих соотечественников смотрели как на людей вне касты.
В 1899 году началась англо-бурская война. Ее развязала Англия против буров – потомков голландских колонистов в Южной Африке, которые создали здесь две независимые республики: Трансвааль и Оранжевую. Формальным предлогом для войны Англия объявила защиту интересов английских поселенцев. В действительности же бурские республики стали объектом империалистического соперничества между Англией и Германией. Английские монополии ставили целью подчинить себе всю Южную Африку, захватить источники сырья и богатейшие золотые прииски. В. И. Ленин назвал англо-бурскую войну в числе главных исторических вех, ознаменовавших эпоху империализма*.
С началом войны Ганди переживает острую внутреннюю борьбу. Война велась между европейцами – бурами и англичанами за преобладание в Африке. Война была чужда и непонятна ни местным индийцам, ни коренным африканцам. И буры, и англичане относились к ним, как к грубой рабочей силе. Когда, например, депутация индийцев обратилась к президенту бурской республики Трансвааль Крюгеру с просьбой предоставить им некоторые гражданские права, тот ответил, что они «по самому своему рождению должны находиться в рабском услужении у европейцев».
Война, как средство разрешения международных проблем, противоречила убеждениям Ганди. Его личные симпатии оставались на стороне защищавшихся буров, но в то же время как британский подданный он считал недобросовестным уклоняться от выполнения долга перед своим правительством. Тем более, что южноафриканские индийцы все еще надеялись получить от этого правительства равные права с европейцами. «А права влекут за собой и обязанности перед государством», – рассуждал Ганди. К тому же, как полагал он тогда, Индия может стать независимой только в рамках Британской империи и при ее содействии. Итак, он решает занять вполне определенную и активную позицию в войне на стороне Англии и тем самым продемонстрировать перед Лондоном политическую и гражданскую лояльность членов индийской общины к верховной власти.
На войне есть разная- работа и, в частности, в ней участвуют люди, которые не убивают других, а спасают человеческие жизни. И эта работа по душе Ганди. Он формирует санитарный отряд, состоящий из трехсот свободных индийцев и восьмисот законтрактованных рабочих.
Несмотря на большие потери, отказавшись от личного оружия, санитары отряда во главе со своим командиром под пулями и артиллерийским огнем выносят с поля боя раненых солдат и офицеров.
Ганди проявляет себя стойким и решительным командиром, действующим в экстремальных условиях, когда от человека требуется подлинный героизм и бесстрашие. Он удостаивается золотой медали за храбрость и отвагу.
Хотя война была ненавистна Ганди, он говорит, что она дала ему возможность ближе сойтись с индийскими рабочими и узнать их. «Они, – писал Ганди, – становились сознательнее, и в их умах глубоко укоренилось убеждение, что индусы, мусульмане, христиане, тамилы, гуджаратцы и синдхи являются индийцами и детьми одной родины. Все верили, что белые загладят свою вину за нанесенные индийцам обиды».
Англо-бурская война завершилась подписанием в Претории 31 мая 1902 г. мирного договора. Англия добилась для своих монополий свободы действий в Южной Африке. Отныне и по сей день, вот уже более 80 лет, в лондонские банки непрерывным потоком льется южноафриканское золото. А к индийской крови, пролитой за это золото, прибавятся реки негритянской крови. Апартеид же будет возведен в государственную политику. И в этой горькой правде вскоре предстояло убедиться Мохандасу Ганди, который с наивным простодушием ожидал от «наконец прозревшего» Лондона благодарного сочувствия к бесправным индийским подданным империи.
Освободившись от военных обязанностей, Ганди принимает решение вернуться на родину и посвятить себя там общественно-политической деятельности. Друзья из индийской общины в Натале берут с него слово вернуться в Южную Африку, если они будут нуждаться в его помощи.
Прощание было трогательным. Индийцы Наталя буквально засыпают Ганди щедрыми подарками, среди которых дорогие изделия из золота, серебра, бриллиантов. Все это могло бы составить целое состояние.
При виде всего этого добра Кастурбай, жена Ганди, облегченно вздыхает: боже милостивый, наконец-то они выберутся из нищеты и ей не придется каждый день считать гроши, чтобы хоть малость сэкономить на черный день. Ведь Мохандас такой неземной человек.
– Хорошо бы положить деньги под проценты, – говорит она. – Случись какая беда, пропадем: запасов никаких. Даже своей крыши в Индии не имеем. Еще не известно, когда вернемся, на что и как будем жить.
Ганди смотрит виновато. Он совсем не щадит жену. Прислуг в доме нет, как у других адвокатов. Она сама делает всю черную работу, с утра до позднего вечера моет, чистит, готовит, смотрит за детьми.
— Не могу я, Кастурбай, принять эти богатства, – говорит Ганди, и по его лицу видно, что никакие увещевания жены не изменят его решения.
