новом свете, раскопал
также старое южноафриканское дело, имевшее отношение к данному случаю.
Обрадованный, отправился я к м-ру Леонарду и все ему рассказал.
— Прекрасно, — сказал он, — мы выиграем дело. Только надо знать, кто из
Когда я готовил дело Дада Абдуллы к процессу, я не понимал до конца
первостепенного значения фактов. Факты несут в себе истину, и если мы
придерживаемся истины, закон, естественно, приходит нам на помощь. Я видел, что в деле Дада Абдуллы факты действительно очень веские и что закон должен
быть на его стороне. Но вместе с тем я видел, что эта тяжба, если в ней
упорствовать, разорит обе стороны — и истца и ответчика, которые были
родственниками и земляками. Никто не знал, как долго может тянуться процесс.
Если допустить, чтобы дело разбиралось в суде, оно могло бы тянуться до
бесконечности и без всякой пользы для обеих сторон. Обе стороны, следовательно, желали немедленного прекращения дела, если бы это было
возможно.
Я посоветовал Тайиб Шету согласиться на третейский суд и рекомендовал
переговорить об этом с его адвокатом. Я намекнул, что если найти арбитра, пользующегося доверием обеих сторон, дело быстро закончится. Гонорар
адвокатов рос столь стремительно, что вполне мог пожрать все средства даже
таких состоятельных купцов, какими были клиенты. Дело требовало с их стороны
такого внимания, что не оставалось времени для другой работы. Между тем
взаимная недоброжелательность возрастала. Я чувствовал отвращение к своей
профессии. Как и адвокаты, поверенные обеих сторон обязаны были выискивать
пункты закона, говорящие в пользу своих клиентов. В первый раз я понял, что
выигравшая сторона никогда не возмещает всех понесенных расходов. Согласно
положению о судебных вознаграждениях, существовала твердая шкала расценок
для расчетов между сторонами, но фактически расценки в расчетах между
клиентом и адвокатом были значительно выше. Я чувствовал, что мой долг
состоит в том, чтобы помочь обеим сторонам и привести их к примирению. Я
прилагал все усилия, чтобы добиться соглашения, и Тайиб Шет, наконец, пошел
на это. Стороны избрали третейского судью, которому изложили свои доводы, и
Дада Абдулла выиграл дело.
Но это меня не удовлетворило. Если бы мой клиент потребовал немедленно
выполнить решение суда, Тайиб Шет не смог бы уплатить всю присужденную
сумму, а у порбандарских меманцев, проживавших в Южной Африке, существовал
неписаный закон, гласивший, что смерть предпочтительнее банкротства. Тайиб
Шет был не в состоянии сразу уплатить полную сумму примерно в 37 тысяч
фунтов стерлингов, также — судебные издержки, но он был полон решимости
выплатить всю сумму до последней паи; ему не хотелось, чтобы его объявили
банкротом. Выход был только один. Дада Абдулла должен был разрешить ему
выплачивать эту сумму сравнительно небольшими взносами. Дада Абдулла
оказался на высоте и дал рассрочку на весьма продолжительный срок. Добиться
этой уступки было для меня труднее, чем уговорить обе стороны согласиться на
третейский суд. Но теперь и те, и другие были довольны исходом дела, а
престиж каждого из них возрос. Радости моей не было предела. Я научился
правильно применять законы, находить лучшее в человеческой душе и
завоевывать сердца людей. Я понял, что настоящая цель адвоката — примирять
тяжущиеся стороны.
Этот урок остался в моей памяти на всю жизнь, и в течение последующих
двадцати лет своей адвокатской практики в сотнях случаев мне удавалось
заканчивать дела частным соглашением. При этом я не оставался в убытке — не
потерял денег и не растратил души.
XV. РЕЛИГИОЗНЫЙ ФЕРМЕНТ
Теперь пора снова вернуться к тем переживаниям, которые я испытал, общаясь
с друзьями-христианами.
М-р Бейкер сильно беспокоился о моем будущем. Он взял меня с собой на
веллингтонское собрание. Протестанты устраивают такие собрания раз в
несколько лет с целью религиозного просвещения или, говоря иначе, самоочищения. Такое собрание называют также религиозным восстановлением или
возрождением. Веллингтонское моление было как раз таким. Председательствовал
известный в городе богослов преподобный Эндрью Меррей. М-р Бейкер надеялся, что атмосфера религиозной экзальтации на молении, а также энтузиазм и
ревность молящихся неизбежно приведут меня к принятию христианства.
Но самые большие надежды он возлагал на действенность молитвы. Он твердо
верил в молитву. Бог, по его глубокому убеждению, не мог не услышать пылкую
молитву. Он ссылался на случаи из жизни таких людей, как Джордж Мюллер из
Бристоля, который всецело полагался на молитву даже в своих мирских делах. Я
внимательно и без предубеждения выслушал его рассказ о действенности молитвы
и заверил его, что ничто не сможет помешать мне принять христианство, если я
почувствую к нему влечение. Давая такое обещание, я ни минуты не колебался, так как давно научился следовать внутреннему голосу. Мне доставляло
наслаждение подчиняться этому голосу. Действовать же вопреки ему было трудно
и мучительно.
Итак, мы отправились в Веллингтон. Имея в качестве компаньона «цветного», каковым был я, м-р Бейкер пережил немало трудных минут. Не раз ему
приходилось испытывать неудобства только из-за меня. В пути мы должны были
прервать поездку, так как один из дней нашего путешествия оказался
воскресным, а м-р Бейкер и его единоверцы не совершают поездок по
воскресеньям. Хозяин станционной гостиницы после долгой перебранки
согласился, наконец, впустить меня, но категорически отказал мне в
разрешении обедать в столовой. М-р Бейкер был не из тех, кто легко сдается.
Он отстаивал права постояльцев гостиницы. Но я понимал, как неловко он себя
чувствовал. В Веллингтоне я также остановился вместе с м-ром Бейкером.
Несмотря на все его старания скрыть от меня те мелкие неприятности, которые
ему приходилось терпеть, я видел все.
На моление собралось множество благочестивых христиан. Я был восхищен их
верой. Я встретился с преподобным Мерреем. Многие молились за меня. Мне
понравились некоторые очень мелодичные гимны.
Моление длилось три дня. Я имел возможность понять и оценить благочестие
собравшихся. Однако я не видел никаких оснований для того, чтобы переменить
свою веру — свою религию. Я не мог поверить, что попаду в рай и спасусь, только став христианином. Когда я откровенно сказал об этом некоторым добрым
христианам, они были поражены. Однако ничего нельзя было поделать.
Мои затруднения были гораздо серьезнее. Поверить в то, что Иисус —
воплощенный сын бога и что только тот, кто верит в него, получит в награду
вечную жизнь, было свыше моих сил. Если бог мог иметь сыновей, тогда все мы
его сыновья. Если Иисус подобен богу или является самим богом, тогда все
люди подобны богу и могут быть самим богом. Мой разум не был подготовлен к
тому, чтобы поверить, что Иисус своею смертью и кровью искупил грехи мира.
Метафорически в этом могла быть доля истины. Согласно христианскому
вероучению, только человеческие существа имеют душу, а у всех остальных
живых существ, для которых смерть означает полное исчезновение, ее нет. Я не
разделял такую точку зрения. Я мог принять Иисуса как мученика, воплощение
жертвенности, как божественного учителя, а не как самого совершенного
человека, когда-либо рождавшегося на земле. Его смерть на кресте давала
великий пример миру, однако моя душа не могла принять это как какую-то
таинственную или сверхъестественную добродетель. Набожная жизнь христианина
не дала бы мне ничего такого, чего не могла бы дать жизнь человека другого
вероисповедания. Я видел в жизни и других людей то самое нравственное
преображение, о котором наслышался от христиан. С точки зрения философии в
христианских принципах нет ничего необычайного. Пожалуй, в смысле
жертвенности индусы даже значительно превосходят христиан. Я не мог
воспринимать христианство как самую совершенную или величайшую из религий.
При любой возможности я делился своими сомнениями с друзьями-христианами, но их ответы меня не удовлетворяли.
Но если я не мог принять христианство как совершенную или величайшую из
религий, то и индуизм не был для меня в то время такой религией. Недостатки
индуизма были совершенно очевидны. Если учение о неприкасаемости стало
составной частью индуизма, то оно могло быть лишь его прогнившей частью или
каким-то наростом. Я не в состоянии был понять raison d’etre (*) множества
сект и каст. В чем состоит смысл утверждения, что веды представляют собой
вдохновенное слово божие? Если веды вдохновлены богом, то почему нельзя
сказать то же самое о Библии и Коране?
(* Разумное основание, смысл существования (франц.). *)
В то время, когда друзья-христиане пытались обратить меня в свою веру, такие же попытки предпринимали и друзья-мусульмане. Абдулла Шет побуждал
меня к изучению Корана, и, конечно, он всегда восхищался им.
Я написал о своих сомнениях Райчандбхаю. Переписывался я и с другими
лицами, авторитетными в вопросах религии в Индии. Письмо Райчандбхая
несколько успокоило меня. Он советовал быть терпеливым и более глубоко
изучить индуизм. Вот одна из фраз его письма: «Беспристрастно рассматривая
вопрос, я убедился, что ни в одной религии нет таких тонких и глубоких
мыслей, как в индуизме, нет его видения души или его милосердия».
Я купил Коран в переводе Сэйла и начал его читать, приобрел и другие книги
по исламу. Связался также со своими друзьями-христианами в Англии. Один из
них познакомил меня с Эдвардом Мейтлендом, и я начал с ним переписываться.
Он прислал мне книгу «Безупречный путь», которую написал совместно с Анной
Кингсфорд. Эта книга была отречением от современного христианского
вероучения. Я получил от него и другую книгу «Новое толкование Библии». Обе
книги мне понравились. Они, казалось, говорили в пользу индуизма. Книга
Толстого «Царство божие внутри нас» буквально захватила меня. Она оставила
неизгладимый след в моей душе. Перед независимым мышлением, глубокой
нравственностью и правдивостью этой книги показались неинтересными все
другие книги, рекомендованные мне м-ром Коатсом.
Таким образом, мои занятия увели меня в направлении, о котором и не
помышляли друзья-христиане. Моя переписка с Эдвардом Мейтлендом длилась
очень долго, а с Райчандбхаем я переписывался до самой его смерти. Я прочел
ряд присланных им книг. Среди них были «Панчикаран», «Маниратнамала»,
«Мумукшу Пракаран» Иогавасиштхи, «Саддаршана Самуччая» Гарибхадра Сури и
другие.
Несмотря на то что я пошел не тем путем, по которому хотели вести меня
друзья-христиане, я навсегда у них в долгу за то, что они пробудили во мне
стремление к религиозным исканиям. Я буду свято помнить о том времени, которое провел с ними. В последующие годы меня ожидали многие такие же
приятные знакомства.
XVI. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ, А БОГ РАСПОЛАГАЕТ
Процесс закончился, и у меня не было причин оставаться дольше в Претории.
Я вернулся в Наталь и начал готовиться к отъезду в Индию. Но не таким
человеком был Абдулла Шет, чтобы отпустить меня без проводов. Он устроил
прощальный прием в мою честь в Сайденхеме.
Предполагалось провести там целый день. Просматривая газеты, я случайно
наткнулся в углу газетного листа на заметку под заголовком «Избирательное
право индийцев». В ней упоминалось о находившемся на рассмотрении парламента
законопроекте, по которому индийцы лишались права избирать членов парламента
в Натале. Я ничего не знал об этом законопроекте, да и остальные гости не
имели о нем понятия. Я обратился за разъяснением к Абдулле Шету. Он сказал:
— Что мы понимаем в таких вопросах? Мы разбираемся только в том, что
касается нашей торговли. Вы знаете, что в Оранжевой республике уничтожили
всю нашу торговлю. Мы пытались тогда протестовать, но из этого ничего не
вышло. Мы беспомощны и необразованны. Как правило, просматриваем газеты
только для того, чтобы узнать рыночные цены на сегодняшний день, и т. п. Что
мы знаем о законодательстве? Нашими ушами и глазами стали
адвокаты-европейцы.
— Но многие молодые индийцы
