родились и получили образование здесь. Разве
они не в силах вам помочь? — спросил я.
— Что вы! — огорченно воскликнул Абдулла Шет. — У них нет никакого желания
сблизиться с нами, да и мы, по правде сказать, не очень-то хотим с ними
знаться. Они христиане и находятся всецело под влиянием белых священников, действующих по указке правительства.
Я многое понял. Я чувствовал, что этих индийцев следует считать своими, разве став христианами, они перестали быть индийцами? Но я собирался
вернуться на родину и не решался поделиться мыслями, роившимися в моей
голове, а только сказал Абдулле Шету:
— Наше положение чрезвычайно осложнится, если законопроект станет законом.
Для нас это равносильно смерти. Он в корне подорвет наше чувство
собственного достоинства.
— Возможно, — отозвался Шет Абдулла. — Я расскажу вам историю этого
вопроса. Мы не имели никакого понятия об избирательном праве, пока м-р
Эскомб, один из наших лучших адвокатов — вы его знаете, — не открыл нам
глаза. Произошло это так. Он большой задира, а так как он не ладил с
инженером порта, то опасался, что на выборах инженер отобьет у него
избирателей и нанесет поражение. Тогда он ознакомил нас с нашими правами, и
по его настоянию мы все зарегистрировались в качестве избирателей и
проголосовали за него. Теперь вы видите, что избирательное право не
представляет для нас той ценности, какую вы ему придаете. — Но мы понимаем, что вы имеете в виду. Так что вы нам посоветуете?
Остальные гости внимательно слушали наш разговор. Один из них сказал:
— Сказать вам, что нужно делать? Вы отменяете вашу поездку, остаетесь
здесь еще на месяц, и мы под вашим руководством начинаем борьбу.
Остальные поддержали его:
— Правильно, правильно! Абдулла Шет, вы должны задержать Гандибхая.
Шет был человек умный. Он сказал:
— Я уже не могу его задерживать. У меня теперь на него такие же права, как
и у вас. Но вы правы. Давайте вместе уговорим его остаться. Только ведь он
адвокат. Как быть с его гонораром?
Упоминание о гонораре меня задело, и я прервал его:
— Абдулла Шет, не будем говорить о гонораре. За общественную работу нельзя
платить деньги. Если уж на то пошло, я могу остаться здесь как служащий. Вы
знаете, что я не знаком со многими присутствующими здесь. Однако, если вы
уверены, что они будут помогать мне, я готов остаться еще на месяц. Но вот
что еще я хотел бы сказать. Хотя вам не придется платить мне, некоторые
средства для начала все же необходимы. Нужно будет посылать телеграммы, печатать кое-какую литературу, совершать разные поездки, советоваться с
местными адвокатами. Необходимо приобрести юридические справочники, так как
я не знаком с вашими законами. Все это потребует денег. Ясно, что один
человек со всем этим не справится. Ему должны помогать многие другие.
— Аллах велик и милосерден, — раздался хор голосов. — Деньги будут. Людей
у нас сколько угодно. Пожалуйста, оставайтесь, и все будет хорошо.
Прощальный прием превратился в заседание рабочего комитета. Я предложил
поскорее закончить обед и вернуться домой. Мысленно я уже выработал план
кампании. Я выяснил имена тех, кто был занесен в списки избирателей, и решил
Так в Южной Африке господь заложил фундамент моей жизни и посеял семена
борьбы за национальное достоинство.
XVII. Я ПОСЕЛЯЮСЬ В НАТАЛЕ
В 1893 году шет Хаджи Мухаммад Хаджи Дада считался одним из главных
лидеров индийской общины в Натале. Самым богатым был шет Абдулла Хаджи Адам, но в общественных делах он, как и другие, всегда уступал первое место шету
Хаджи Мухаммаду. Поэтому собрание, на котором было решено организовать
сопротивление избирательному закону, проводилось под его председательством в
доме шета Абдуллы.
Мы провели запись добровольцев. На собрание были приглашены также и
индийцы, родившиеся в Натале. Большей частью это была молодежь, обращенная в
христианство. На собрании присутствовали переводчик дурбанского суда м-р
Поль и директор школы при христианской миссии м-р Субхан Годфри. Именно эти
люди привели на собрание большинство христианской молодежи. Все они
записались добровольцами.
Записывались, конечно, и многие местные купцы. Среди них следует упомянуть
шета Дауда Мухаммада, шета Мухаммада Казама Камруддипа, шета Адамджи
Миякхана, А. Колондавеллу Пиллаи, С. Лачхирама, Рангазами Падиачи и Амада
Джива. Среди записавшихся был, конечно, парс Рустомджи, а из клерков
Манекджи, Джоши, Нарсинхрам и другие служащие фирмы «Дада Абдулла и К°» и
еще нескольких крупных фирм. Все они были приятно удивлены, почувствовав
себя участниками общественного дела. Это было для них ново. Перед лицом
бедствия, обрушившегося на общину, были забыты различия между людьми
знатными и низкого происхождения, между богатыми и бедными, господами и
слугами, между индусами, мусульманами, парсами и христианами, между
гуджаратцами, синдхами и т. д. Все в равной степени были детьми и слугами
своей родины.
Законопроект уже прошел в первом чтении, и предстояло второе его
обсуждение. Многие выступавшие говорили о том, что тот факт, что индийцы не
заявили протеста против ограничительного закона, является подтверждением их
неспособности пользоваться избирательным правом.
Я объяснил собранию создавшееся положение. Прежде всего мы отправили телеграмму
председателю законодательного собрания с требованием приостановить дальнейшее
обсуждение законопроекта. Такая же телеграмма была послана премьерминистру сэру
Джону Робинсону и еще одна — другу Дада Абдуллы м-ру Эскомбу. Председатель
законодательного собрания немедленно ответил, что обсуждение
будет отложено на два дня. Это вселило радость в наши сердца.
Мы составили петицию для представления в законодательное собрание. Надо
было подготовить три копии и сделать еще одну для печати. Поступило
предложение собрать как можно больше подписей. И все это нужно было сделать
в течение одной ночи. Добровольцы, знавшие английский язык, и еще несколько
человек просидели всю ночь. М-р Артур — пожилой мужчина, известный как
обладатель каллиграфического почерка, написал первый экземпляр петиции.
Остальные экземпляры писались под диктовку. Таким образом, одновременно
удалось изготовить пять экземпляров. Добровольцы-купцы в собственных
экипажах или в колясках, нанятых за свой счет, отправились собирать подписи.
Это было сделано быстро, и петицию послали по назначению. Газеты напечатали
ее, сопроводив сочувственными комментариями. На членов законодательного
собрания она также произвела впечатление. Петиция обсуждалась в парламенте.
Сторонники законопроекта, по общему признанию, неудачно возражали против
доводов, приведенных в петиции. Однако законопроект все же прошел.
Мы все знали, что такой исход был предрешен, но проведенная работа
вдохнула свежую струю в жизнь общины и вселила в ее членов убеждение, что
община едина и неделима и должна бороться за свои политические права в такой
же мере, как за право торговли.
В то время министром колоний был лорд Рипон. Ему решили направить длинную
петицию.
Задача была непростой и решить ее за день было невозможно. Записались
добровольцы, которые и внесли свой вклад в это дело.
Я тоже немало потрудился над составлением петиции, предварительно
перечитав всю литературу по этому вопросу. Я оперировал доводами
принципиального порядка и соображениями целесообразности, указывая, что в
Натале за нами следует сохранить избирательное право, поскольку мы
пользуемся таковым в Индии. Настаивая на сохранении избирательного права, я
аргументировал и тем, что индийское население, могущее воспользоваться им, весьма немногочисленно. В течение двух недель под петицией было собрано
десять тысяч подписей. Собрать такое число подписей по всей провинции было
нелегко, особенно если принять во внимание, что дело это для его участников
было совершенно новым. Для такой работы отобрали особо компетентных
добровольцев, так как решено было не брать ни одной подписи, не убедившись в
том, что подписывающийся хорошо понял петицию. Деревни находились далеко
друг от друга. Только при условии добросовестного отношения к делу можно
было сделать его быстро. Так и действовали. Каждый выполнял возложенную на
него задачу с энтузиазмом. Теперь, когда я пишу эти строки, передо мною
встают образы шета Дауда Мухаммада Рустомджи, Адамджи Миякхана и Амада
Джива. Они собрали больше всех подписей. Шет Дауд по целым дням не вылезал
из экипажа. И все они трудились из любви к делу, ни один не просил
возместить ему расходы. Дом Дада Абдуллы стал одновременно караван-сараем и
общественным учреждением. У него обедали многие мои помощники, а это, естественно, требовало значительных расходов.
Наконец, петицию подали. Тысячу экземпляров напечатали для распространения
среди населения. Это был документ, впервые познакомивший индийцев с
политической обстановкой в Натале. Я разослал по экземпляру петиции всем
газетам и знакомым публицистам.
«Таймс оф Индиа» в передовой статье, посвященной петиции, энергично
поддержала требования индийцев. Отправили петицию и в Англию журналистам, и
в редакции газет различных партий. Лондонская газета «Таймс» также
поддержала наши требования, и у нас появилась надежда, что на законопроект
Теперь я никак не мог покинуть Наталь. Мои индийские друзья со всех сторон
осаждали меня просьбами поселиться здесь навсегда.
Я ссылался на всякого рода трудности. Я решил не жить на общественный счет
и подумывал о том, чтобы обзавестись собственным хозяйством. Мне казалось
необходимым иметь хороший дом в хорошей местности. Кроме того, я полагал, что смогу способствовать поднятию престижа общины только в том случае, если
буду вести образ жизни, принятый у адвокатов.
Мне представлялось невозможным вести хозяйство, расходуя менее 300 фунтов
стерлингов в год. Поэтому я решил, что останусь лишь в том случае, если
члены общины гарантируют мне юридическую практику, приносящую доход в
пределах этого минимума, и я сказал им об этом.
— Но мы готовы, — говорили они, — платить вам эту сумму за общественную
деятельность и легко можем собрать ее. Конечно, это помимо гонорара, который
вы будете получать за частную юридическую практику.
— Нет, я не могу допустить, чтобы вы несли такое бремя ради того, чтобы я
занимался общественной работой, — заявил я. — Ведь она не потребует
приложения моих адвокатских знаний. Моя деятельность будет заключаться
главным образом в том, чтобы заставить работать всех вас. Как же я могу
брать с вас за это деньги? Мне придется часто обращаться к вам за деньгами
для дела, и если я буду существовать на ваш счет, мне будет неловко просить
у вас большие суммы, что в конце концов заведет нас в тупик. Кроме того, я
хочу, чтобы община могла выделять не менее 300 фунтов стерлингов в год для
общественных нужд.
— Но мы ведь уже знаем вас какое-то время и уверены, что вы возьмете
только то, что вам крайне необходимо. А если вы захотите остаться здесь ради
нас, неужели мы не сможем вас обеспечить?
— Вы говорите так, побуждаемые любовью ко мне и энтузиазмом, которым
сейчас охвачены. Но разве можно быть уверенным, что эта любовь и этот
энтузиазм будут вечны? Как ваш друг и слуга, я порою буду вынужден говорить
вам неприятные вещи. Одному небу известно, сохраню ли я и тогда ваше
расположение. Во всяком случае, плату за общественную работу я брать не
должен. Достаточно, если вы согласитесь поручить мне свои судебные дела.
Даже это будет вам трудно. Ведь я же не белый адвокат. Разве я могу быть
уверен, что суд отнесется ко мне с уважением? Я также не уверен в том, буду
ли я удачливым адвокатом. Поэтому, даже заключая со мной договор о ведении
дел, вы идете на известный риск. Но тот факт, что вы все-таки заключаете со
мной договор о ведении дел, я уже могу рассматривать как вознаграждение за
свою общественную работу.
В результате этой дискуссии около двадцати купцов поручили мне на год
