все брахмачари

должны отказаться от молока. Влияние различного рода пищи на соблюдение

брахмачарии можно определить лишь после длительных опытов. Мне предстоит еще

найти замену для молока, приготовленную из фруктов, которая в такой же

степени содействовала бы развитию мускулатуры и легко усваивалась

организмом. Врачи, вайдьи и хакимы не смогли дать мне дельный совет на этот

счет. Поэтому, хотя мне известно, что молоко отчасти и возбуждающее

средство, я пока никому не могу дать совет отказаться от него.

Чтобы облегчить соблюдение брахмачари, необходимо не только выбирать пищу

и ограничивать себя в еде, но и поститься. Наши страсти столь всесильны, что

ими можно управлять лишь при условии, если заключить их в строгие рамки как

извне, так и изнутри. Всем известно, что страсти бессильны, если вовсе не

принимать пищи, и, таким образом, пост в целях подчинения страстей, без

сомнения, очень полезен. Правда, есть люди, которым и пост не помогает, ибо

они считают, что можно стать невосприимчивыми к соблазнам, чисто механически

соблюдая пост. Они лишают организм необходимой пищи, но в то же время

услаждают свой ум всякого рода лакомствами, думая все время о том, что они

будут есть и пить по окончании поста. Такого рода пост не поможет им

подавлять ни чревоугодие, ни вожделение. Пост полезен лишь тогда, когда ум

поддерживает испытывающее голод тело, другими словами, когда он вызывает

отвращение к предметам, в которых отказано телу. Ум находится у истоков

всякой чувственности. Поэтому полезность поста ограниченна, так как человек, соблюдающий пост, может быть тем не менее обуреваем страстями. Однако можно

с уверенностью утверждать, что подавление полового влечения, как правило, невозможно без поста, который для соблюдения брахмачарии необходим. Многие, стремившиеся соблюдать брахмачарию, терпели неудачу лишь потому, что

поступали в отношении своих остальных чувств как люди, не являющиеся

брахмачари. Их попытка поэтому подобна попытке испытать бодрящий зимний

холод в изнуряющие летние месяцы. Весьма важно осознать различие между

жизнью брахмачари и жизнью не брахмачари. Сходство между ними только

кажущееся. Между тем различие должно быть ясно, как дневной свет. И тот и

другой пользуются зрением, но брахмачари пользуется им, чтобы видеть славу

божью, а другой — чтобы видеть окружающую его суетность. И тот и другой

пользуются своими ушами, но в то время, как один не слышит ничего, кроме

хвалы господу, другой внимает только непристойностям. Оба часто бодрствуют

до глубокой ночи, но тогда как один посвящает эти часы молитве, другой

растрачивает их на пустые сумасбродные развлечения. Оба питают свой желудок, но первый для того, чтобы поддержать в хорошем состоянии вместилище бога, второй же объедается и превращает священный сосуд в зловонную клоаку. Таким

образом, оба живут как бы на противоположных полюсах, и расстояние, разделяющее их, с течением времени не сокращается, а увеличивается.

Брахмачария означает сдержанность чувств в мыслях, словах и поступках. С

каждым днем я все более убеждался в необходимости ограничений упомянутого

выше характера. Нет предела возможностям отречения, как нет предела и

возможностям брахмачарии. Брахмачарии нельзя достигнуть лишь частичными

усилиями. Для многих брахмачария остается идеалом. Человек, стремящийся к

брахмачарии, всегда будет сознавать свои недостатки, выискивать страсти, таящиеся в глубине его души, и постоянно стремиться освободиться от них. До

тех пор, пока мысль не полностью контролируется волей, нет настоящей

брахмачарии. Непроизвольно возникающая мысль есть болезнь ума; обуздание ее

означает обуздание ума, что еще труднее, чем обуздание ветра. Тем не менее

сущий в нас бог позволяет контролировать даже ум. Не следует думать, что это

невозможно, потому что трудно. Это высшая цель, и потому естественно, что

необходимо приложить самые большие усилия, чтобы достигнуть ее.

Лишь вернувшись в Индию, я убедился, что достигнуть брахмачарии при помощи

одних человеческих усилий невозможно. Раньше я заблуждался, полагая, что

одна фруктовая диета позволит мне искоренить все страсти, и тешил себя

мыслью, что ничего другого делать не нужно.

Однако не буду забегать вперед. Позвольте мне разъяснить, что те, которые

хотят соблюдать брахмачарию, стремясь познать бога, не должны отчаиваться, ибо их вера в бога равносильна их вере в собственные силы.

Для отрешенной души исчезают чувственные объекты, не вкус к ним,

Но для узревшего высшее и вкус исчезает (*).

(* «Бхагаватгита», 2-59. *)

Поэтому Его имя и Его милосердие — последнее прибежище для того, кто

стремится достичь состояния мокша. Эту истину я понял, только после

возвращения в Индию.

IX. ПРОСТАЯ ЖИЗНЬ

Я стал вести спокойную и удобную жизнь, но продолжалось это недолго. Дом

мой был обставлен уютно, но не прельщал меня. Вскоре я опять стал сокращать

свои расходы. Счета из прачечной были огромными, а поскольку прачка не

отличалась пунктуальностью, мне не хватало даже двух-трех дюжин рубашек и

воротничков. Воротнички приходилось менять ежедневно, а рубашки по крайней

мере через день. Все это было связано с расходами, которые показались мне

излишними, и в целях экономии я обзавелся принадлежностями для стирки белья.

Я купил руководство по стирке, изучил искусство стирки сам и обучил ему

жену. Работы, конечно, мне прибавилось, но новизна этого занятия делала его

приятным.

Никогда не забуду первого выстиранного мною воротничка. Я накрахмалил его

больше, чем полагается, и из опасения сжечь его лишь слегка прикасался к

нему чуть нагретым утюгом. Воротничок оказался довольно жестким, а лишний

крахмал все время осыпался. Я отправился в суд, надев этот воротничок, что

вызвало смех моих коллег-адвокатов. Но уже тогда я умел не обращать внимания

на насмешки.

— Что же, — сказал я, — ведь это мой первый опыт стирки воротничков, а

отсюда и излишний крахмал. Но это меня нисколько не трогает, тем более, что

я доставил вам столько удовольствия.

— Но ведь у нас полно прачечных! — сказал один из приятелей.

— В прачечных берут за стирку очень дорого, — ответил я. — Постирать

воротничок стоит почти столько же, сколько купить новый, да еще приходится

постоянно зависеть от прачки. Я предпочитаю стирать свои вещи сам.

Но я не в силах был заставить друзей понять всю прелесть самообслуживания.

Со временем я стал заправской прачкой и стирал не хуже, чем в прачечной. Мои

воротнички были не менее твердыми и блестели не хуже, чем у других.

Когда Гокхале приехал в Южную Африку, он привез с собой шарф, полученный

им в подарок от Махадева Говинда Ранаде. Гокхале очень берег эту вещь как

память: он надевал шарф лишь в исключительных случаях. Как-то ему

понадобилось надеть его на банкет, который давали в его честь индийцы в

Иоганнесбурге. Шарф был мятый, и его нужно было выгладить. Отдать шарф в

прачечную и своевременно получить его уже не было возможности. Я предложил

испробовать мое искусство.

— Я верю в ваши способности как адвоката, но не верю в ваши таланты по

части стирки, — сказал Гокхале. — Что же будет, если вы испортите мне шарф?

Вы понимаете, что он для меня значит?

И он с удовольствием рассказал, при каких обстоятельствах получил этот

подарок. Но я продолжал настаивать, поручился за качество работы и добился

разрешения выгладить шарф. В результате я получил похвальный отзыв. И теперь

мне совершенно безразлично, если кто-нибудь откажет мне в таком отзыве.

Я освободился не только от ига прачечной, но достиг также независимости и

от парикмахера. Люди, побывавшие в Англии, нередко научаются там бриться

самостоятельно, но никто, насколько мне известно, не научился стричь себе

волосы. Мне пришлось освоить и это. Однажды я зашел к английскому

парикмахеру в Претории. Он с презрением отказался подстричь меня. Я

почувствовал себя обиженным, однако немедленно купил ножницы и остриг волосы

перед зеркалом. Стрижка передней части головы более или менее удалась, но

затылок я испортил. Друзья в суде покатывались со смеху.

— Что с вашими волосами, Ганди? Не обгрызли ли их крысы?

— Нет, белый парикмахер не снизошел до того, чтобы прикоснуться к моим

черным волосам, — ответил я, — и я предпочел сам подстричь их, как бы плохо

это у меня ни получилось.

Ответ мой не удивил друзей.

Парикмахер был тут ни при чем. Обслуживая черных, он рисковал потерять

свою клиентуру. В Индии мы не разрешаем нашим парикмахерам обслуживать наших

неприкасаемых братьев. Мне отплатили за это в Южной Африке — и не раз. Мысль

о том, что это наказание за наши грехи, удерживала меня от возмущения.

Те крайние формы, которые в конце концов приняла моя страсть к

самообслуживанию и к простоте, я опишу в другом месте. Семена были брошены

давно. Они только нуждались в поливке, чтобы прорасти, зацвести и дать

плоды. И в нужный момент они получили поливку.

Х. БУРСКАЯ ВОЙНА

Я вынужден опустить здесь многое из пережитого мною между 1897 и 1899

годами и перейти прямо к бурской войне.

Когда война была объявлена, мои личные симпатии были целиком на стороне

буров. Но тогда я полагал, что в таких случаях не имею права высказывать

свое сугубо личное отношение. Я подробно описал пережитую мною внутреннюю

борьбу в книге по истории сатьяграхи в Южной Африке и теперь не хочу

повторяться. Интересующихся отсылаю к этой книге. Достаточно сказать, что

моя лояльность по отношению к английскому правительству побудила меня

принять участие в войне на стороне англичан. Я считал, что если требую прав

как британский гражданин, то обязан, как таковой, участвовать в защите

Британской империи. Я полагал тогда, что Индия может стать независимой

только в рамках Британской империи, и при ее содействии. Поэтому я собрал

как можно больше товарищей и с большим трудом добился, чтобы нас приняли в

армию санитарами.

Рядовой англичанин считает, что индийцы трусливы, не способны рисковать

собой или быть выше своих личных интересов. Поэтому многие мои

друзья-англичане отнеслись к моему плану скептически. Но д-р Бут горячо

поддержал меня. Он обучил нас работе санитаров, и мы получили свидетельства

о подготовленности к медицинской службе. М-р Лаутон и м-р Эскомб с

энтузиазмом поддержали мой план, и мы попросили послать нас на фронт.

Правительство поблагодарило нас, но сообщило, что в данный момент в наших

услугах не нуждается.

Однако этот ответ меня не удовлетворил. Воспользовавшись рекомендацией

д-ра Бута, я посетил епископа Наталя. В нашем отряде было много

индийцев-христиан. Епископ был в восторге от моего предложения и обещал нам

помочь.

Время также работало на нас. Буры проявили больше отваги, мужества и

решительности, нежели от них ожидали, и в конце концов понадобилась наша

помощь.

Наш отряд состоял из тысячи ста человек, из которых сорок были

командирами. Около трехсот человек были свободными индийцами, остальные —

законтрактованными рабочими.

Д-р Бут также был с нами. Отряд хорошо справлялся со своей работой. Хотя

мы должны были действовать за линией огня и находились под защитой «Красного

Креста», но в критический момент нас попросили перейти на передовые позиции.

Пребывание в арьергарде обусловливалось не нашим желанием: сами власти не

хотели пускать нас на передовую линию. Но после поражения у Спион-Копа

положение изменилось, и генерал Буллер известил нас, что хотя мы и не

обязаны подвергать себя риску, но правительство будет нам признательно, если

мы согласимся выносить раненых с поля боя. Безо всяких колебаний мы стали

работать во время операций у Спион-Копа на передовой линии. В те дни нам

приходилось совершать переходы по 20-25 миль ежедневно, неся раненых на

носилках. Нам выпала честь переносить и таких воинов, как генерал Вудгейт.

После шести недель службы отряд был распущен. Потерпев неудачу у

Спион-Копа и Ваалькранца, британский главнокомандующий