Ритч был теософом и ввел меня в общество теософов в

Иоганнесбурге. Я не стал членом этого общества, так как у меня были иные

взгляды, но близко сошелся почти со всеми теософами. Ежедневно мы вели споры

на религиозные темы. Обычно на собраниях читали теософские книги, а иногда

мне представлялся случай выступить с речью. Главное в теософии — насаждать и

распространять идею братства. По этому вопросу мы много спорили, и я

критиковал членов общества, когда мне казалось, что их поведение не

сообразуется с их идеалом. Критика эта не могла не оказать на меня

благотворного воздействия. Она помогала самоанализу.

V. РЕЗУЛЬТАТЫ САМОАНАЛИЗА

В 1893 году, когда я сблизился с друзьями-христианами, я был совсем

новичком в вопросах религии. Они усиленно старались растолковать мне слово

Иисуса и заставить принять его, и я был смиренным и почтительным слушателем

с открытой душой. В то время я, естественно, по мере сил и способностей

изучал индуизм и старался понять другие религии.

В 1903 году положение несколько изменилось. Друзья-теософы, конечно, намеревались вовлечь меня в свое общество, однако при этом они хотели

получить и от меня кое-что как от индуса. В теософской литературе заметно

сильное влияние индуизма, поэтому они рассчитывали, что я буду им полезен. Я

объяснил, что мои познания в санскрите оставляют желать лучшего, что я не

читал индуистских священных книг в оригинале и даже с переводами их знаком

весьма поверхностно. Однако, веря в санскара (тенденции, обусловленные

предшествующими рождениями) и в пунарджанма (перевоплощение), они полагали, что я смогу в какой-то мере им помочь. И потому я чувствовал себя великаном

среди карликов. Нескольким теософам я начал читать «Раджайогу» Свами

Вивекананды, а вместе с другими читал «Раджайогу» М. Н. Двиведи. Один из

знакомых просил меня прочесть «Йога сутрас» Патанджали. Целой группе я

прочел «Бхагаватгиту». Мы создали своего рода «клуб ищущих», где происходили

регулярные чтения. «Гита» просто очаровала меня, я и прежде питал к ее

текстам большое доверие, а теперь почувствовал необходимость изучить ее еще

глубже. В моем распоряжении были один или два перевода «Гиты», при помощи

которых я старался разобраться в оригинале, написанном на санскрите. Я решил

также заучивать наизусть одно-два стихотворения в день. Этому я посвятил

время своих утренних омовений. Эта процедура длилась тридцать пять минут: пятнадцать минут уходило на чистку зубов и двадцать — на ванну. Зубы я

обычно чистил стоя, как это делают на Западе. Поэтому на противоположной

стене я прикалывал листки бумаги с написанными на них строками из «Гиты» и

время от времени смотрел на них, что облегчало запоминание. Этого времени

оказалось совершенно достаточно, чтобы запоминать ежедневную порцию стихов и

повторять уже заученные. Помнится, я выучил таким образом тринадцать глав.

Однако заучивание «Гиты» должно было уступить место другой работе — созданию

и развитию движения сатьяграхи, которое поглотило все мое время.

Какое влияние оказало чтение стихов из «Гиты» на моих друзей, могут

сказать только они сами; для меня же «Гита» стала непогрешимым руководством

в поведении, моим повседневным справочником. Подобно тому как я смотрел в

английский словарь, чтобы узнать значение новых слов, так обращался я и к

этому учебнику поведения за готовыми ответами на все свои тревоги и

сомнения. Такие слова, как «апариграха» (отказ от собственности, нестяжательство) и «самабхава» (уравновешенность), всецело завладели моим

вниманием. Как воспитать и сохранить эту уравновешенность — вот в чем

проблема. Разве можно одинаково относиться к оскорбляющим вас наглым и

продажным чиновникам, к вчерашним соратникам, затеявшим бессмысленный спор, и к людям, которые всегда хорошо относились к вам? Разве можно отказаться от

владения собственностью? Не является ли само наше тело собственностью? А

жена и дети — тоже собственность? Должен ли я уничтожить все свои шкафы с

книгами? Должен ли отдать все, что имею, и идти по стопам бога? Сразу же был

найден ответ: я не могу идти по его стопам, если откажусь от всего, что

имею. Мои занятия английским правом помогли мне в этом. Я вспомнил максимы

права справедливости, рассмотренные в книге Снелла. В свете учения «Гиты» я

более отчетливо понял значение слова «доверенное лицо». Мое уважение к

юриспруденции сильно возросло, потому что я открыл в ней религию. Я понял, что учение «Гиты» о нестяжательстве означает, что тот, кто желает спасения, должен действовать подобно доверенному лицу, которое, хотя и распоряжается

большим имуществом, не считает ни одной части его своей собственностью. Мне

стало совершенно ясно, что нестяжательство и уравновешенность предполагают

изменение души, изменение склада ума. Тогда я написал Ревашанкарбхаю, разрешив аннулировать страховой полис и получить то, что еще можно было

вернуть. Если же это не удастся, то нужно рассматривать уже выплаченные

страховые премии как потерянные, поскольку я убедился, что бог, создавший

мою жену и детей, как и меня, позаботится о них. Брату, который был мне как

отец, я написал, что отдаю ему все, что накопил до сих пор, и что отныне он

не должен ожидать от меня ничего больше, так как все будущие мои сбережения, если таковые окажутся, пойдут на благо общины.

Нелегко было убедить брата в правильности такого шага. Сурово разъяснял он

мой долг перед ним. Не следует, говорил он, стремиться быть умнее своего

отца. Я должен помогать семье, как это делал он. Я ответил брату, что

поступаю так же, как поступал наш отец. Следует лишь немного расширить

значение понятия «семья», и тогда мудрость моего шага станет очевидной.

Брат отказался от меня и фактически прекратил со мной всякие отношения. Я

глубоко страдал, но отказаться от того, что считал своим долгом, было бы еще

большим страданием для меня, и я предпочел меньшее. Однако это не повлияло

на мою привязанность к брату, которая оставалась столь же чистой и сильной.

В основе его несчастья лежала огромная любовь ко мне. Он хотел не столько

моих денег, сколько того, чтобы я вел себя правильно по отношению к своей

семье. Однако в конце жизни он одобрил мою точку зрения. Будучи уже почти на

смертном одре, он осознал правильность моего поступка и написал мне очень

трогательное письмо. Он просил у меня прощения, если только отец может

просить прощения у своего сына. Он вверял мне заботу о своих сыновьях с тем, чтобы я их воспитал так, как считаю правильным, и выражал свое нетерпеливое

желание встретиться со мной. Он телеграфировал мне о своем желании приехать

в Южную Африку, и я послал ему ответную телеграмму, что жду его. Но этому не

суждено было сбыться. Также не могло быть выполнено его желание относительно

его сыновей. Он умер прежде, чем смог отправиться в Южную Африку. Его

сыновья были воспитаны в старых традициях и не могли уже изменить свой образ

жизни. Я не смог сблизиться с ними. Это была не их вина. «Разве когда-нибудь

мог кто-либо приказом остановить мощный поток своей собственной натуры?».

Кто может стереть отпечаток, с которым он родился? Напрасно ждать, чтобы

дети и те, о которых ты заботишься, проходили обязательно тот же путь

развития, что и ты сам.

Этот пример, до некоторой степени, показывает, какая страшная

ответственность быть главой семьи.

VI. ЖЕРТВА ВЕГЕТАРИАНСТВУ

По мере того, как все более очевидным становился идеал жертвенности и

простоты, по мере того, как во мне все больше пробуждалось религиозное

сознание, я все сильнее увлекался вегетарианством, распространение которого

считал своей миссией. Мне известен только один метод миссионерской

деятельности — это личный пример и беседы с ищущими знания.

В Иоганнесбурге существовал вегетарианский ресторан, хозяином которого был

немец, веривший в гидропатическое лечение Куне. Я посещал этот ресторан и

старался помочь хозяину, приводя туда своих английских друзей, но понимал, что он долго не просуществует из-за постоянных финансовых затруднений. По

возможности я старался помогать хозяину ресторана и потратил с этой целью

небольшую сумму денег, но в конце концов ресторан пришлось все же закрыть.

Большинство теософов в той или иной степени вегетарианцы, и вот явилась на

сцену предприимчивая дама, принадлежавшая к обществу теософов, которая

организовала вегетарианский ресторан на широкую ногу. Она любила искусство, была сумасбродна и ничего не понимала в бухгалтерии. Круг ее друзей был

очень широк. Она начала с небольшого дела, но потом решила расширить свое

предприятие, сняла для ресторана большое помещение и обратилась ко мне за

помощью. Я не знал, какими средствами она располагает, но понадеялся на

правильность составленной ею сметы. У меня была возможность снабдить ее

деньгами. Мои клиенты обычно доверяли мне большие суммы для хранения.

Получив согласие одного из них, я одолжил примерно 1000 фунтов стерлингов из

находившейся у меня суммы. Клиент этот был очень великодушен и доверчив.

Приехал он в Южную Африку в качестве законтрактованного рабочего. Он сказал:

— Дайте деньги, если хотите. Я ничего не смыслю в этих делах. Я знаю

только вас. — Его звали Бадри. Впоследствии он сыграл видную роль в

сатьяграхе и подвергся тюремному заключению. Итак, я ссудил деньги в долг, считая, что его согласия достаточно.

Через два-три месяца я узнал, что эта сумма никогда не будет мне

возвращена. Вряд ли можно было позволить себе потерять такую крупную сумму.

Я бы мог истратить ее на множество других целей. Долг не был уплачен. Но

разве можно было допустить, чтобы пострадал доверчивый Бадри? Он знал только

меня. И я возместил потерю.

Один мой знакомый клиент, которому я рассказал об этом случае, мягко

отчитал меня за глупость.

— Бхаи, — сказал он; к счастью, я не стал еще ни «Махатма», ни даже «Бапу»

(отец); друзья обычно называли меня прекрасным именем «Бхаи» (брат), —

нельзя было этого делать. Мы зависим от вас во многих отношениях, вы не

надеетесь вернуть эту сумму. Я знаю, что вы никогда не допустите, чтобы

Бадри попал в беду, поэтому вы заплатите ему из своего кармана. Но если вы

будете осуществлять свои реформы, расходуя деньги клиентов, бедные парни

будут разорены, вы же скоро станете нищим. Вы наше доверенное лицо и должны

понять, что если вы станете нищим, то вся наша общественная деятельность

прекратится.

Рад сообщить, что этот мой друг еще жив. Я не встречал более честного

человека ни в Южной Африке, ни где-нибудь еще. Мне известно, что, если ему

случалось заподозрить кого-либо в чем-нибудь нехорошем и он потом

обнаруживал, что эти подозрения беспочвенны, он просил прощения и тем самым

очищал себя.

Я понимал, что он прав, предостерегая меня. Ибо, хотя я и возместил Бадри

эту потерю, в будущем я был бы не в состоянии компенсировать подобные потери

и влез бы в долги, чего я не делал никогда и что всегда ненавидел. Я понял, что даже усердие реформатора не должно выходить за определенные границы. Я

понял также, что, одолжив доверенные мне деньги, нарушил основное положение

учения «Гиты», а именно: долг уравновешенного человека — действовать

беспристрастно во имя конечного результата. Эта ошибка послужила мне

предостережением на будущее.

Жертва, принесенная на алтарь вегетарианства, не была ни преднамеренной, ни предвиденной. Это произошло по необходимости.

VII. ОПЫТЫ ЛЕЧЕНИЯ ЗЕМЛЕЙ И ВОДОЙ

Вместе с упрощением моей жизни в значительной степени возросло и мое

отвращение к лекарствам. Находясь в Дурбане, я некоторое время чувствовал

слабость и страдал от приступов ревматизма. Д-р П. Дж. Мехта, осмотрев меня, прописал мне лечение, и я вскоре выздоровел.