шел сутки и прибывал в Дурбан вечером. Я не спал

всю ночь. Я решил изменить свою жизнь в соответствии с идеалами этой книги.

Это было первое прочитанное мною произведение Раскина. В годы учения я

почти ничего не читал, кроме учебников, а впоследствии, окунувшись с головой

в свою деятельность, имел мало времени для чтения. Поэтому начитанностью

похвастаться не мог. Все же я думаю, что не много потерял от этого

вынужденного ограничения. Наоборот, читая не очень много, я имел возможность

хорошо переваривать прочитанное. Книга «Последнему, что и первому» вызвала

немедленную, практическую перемену в моей жизни. Впоследствии я перевел ее

на гуджарати под заглавием «Сарводайя» (Всеобщее благо).

Мне кажется, что в этом великом произведении Раскина я нашел отражение

некоторых из самых своих глубоких убеждений. Вот почему оно захватило меня

до такой степени и произвело целый переворот в моей жизни. Поэт — это тот, у

кого есть сила пробудить добро, сокрытое в человеческой груди. Поэты не

действуют на всех одинаково, потому что не все люди развиты в одинаковой

степени.

Основные положения книги Раскина сводятся, как я понял, к следующему:

1. Благо отдельного человека содержится в благе всех.

2. Работа юриста имеет одинаковую ценность с работой парикмахера, поскольку у всех одинаковое право зарабатывать трудом себе на пропитание.

3. Жить стоит только трудовой жизнью, т. е. жизнью земледельца или

ремесленника.

Первый из этих принципов я знал. Второй я сознавал смутно. До третьего сам

не додумался. Книга Раскина сделала для меня ясным, как день, что второй и

третий принципы заключены в первом. Я поднялся на рассвете, готовый

приступить к осуществлению этих принципов.

XIX. КОЛОНИЯ В ФЕНИКСЕ

Обо всем этом я поговорил с м-ром Уэстом, рассказав ему о впечатлении, которое произвела на меня книга «Последнему, что и первому», и предложил

перевести издательство «Индиан опиньон» в сельскую местность, где все

трудились бы, получая одинаковое содержание, а в свободное время посвящали

себя издательской работе. М-р Уэст согласился со мной. Мы установили, что

каждый сотрудник, независимо от расовой или национальной принадлежности, будет получать три фунта стерлингов ежемесячно.

Теперь вопрос был в том, согласятся ли человек десять или больше

работников типографии поселиться на уединенной ферме и удовлетворятся ли они

столь скудным содержанием. Поэтому мы решили, что те, кто не сможет принять

этот план, будут получать прежние ставки, пока постепенно не возвысятся до

нашего идеала и не пожелают стать членами колонии.

Я побеседовал об этом с сотрудниками. Мой план пришелся не по вкусу

адвокату Маданджиту, считавшему его неразумным и губительным для дела, которому он посвятил все свои силы: он полагал, что работники разбегутся, что «Индиан опиньон» перестанет выходить и типографию придется закрыть.

Среди людей, работавших в типографии, был мой двоюродный брат Чхаганлал

Ганди. Я изложил ему свою идею тогда же, когда рассказал о ней Уэсту. У него

были жена и дети, но он с детства привык жить и работать под моим

руководством и всецело мне доверял. Без всяких разговоров он принял мое

предложение и с тех пор никогда меня не покидал. Механик Говиндасвами также

решил присоединиться к нам. Остальные не приняли плана в целом, но

согласились ехать в любое место, в какое я переведу типографию.

Не думаю, чтобы на все эти переговоры ушло более двух дней. Затем я дал

объявление о желании приобрести земельный участок поблизости от

железнодорожной станции в окрестностях Дурбана. Вскоре поступило предложение

из Феникса. М-р Уэст и я отправились посмотреть участок. Мы приобрели 20

акров земли. Там был прелестный ручеек и несколько апельсиновых и манговых

деревьев. К этому участку примыкал другой в 80 акров со множеством фруктовых

деревьев и развалившимся коттеджем. Мы купили и его. Все вместе обошлось нам

в 1000 фунтов стерлингов.

Покойный ныне м-р Рустомджи всегда поддерживал меня в подобных начинаниях.

Ему понравился и этот проект. Он передал в мое распоряжение старые листы

рифленого железа от большого складского помещения и другие строительные

материалы, и мы приступили к работе. Несколько индийских плотников и

каменщиков, работавших у меня во время бурской войны, помогли соорудить

помещение для типографии. Это строение длиной в 75 футов и шириной в 50 было

готово меньше чем через месяц. М-р Уэст и другие часто с риском для жизни

работали вместе с плотниками и каменщиками. Необитаемое и заросшее густой

травой место кишело змеями, и жить там было опасно. Первое время все жили в

палатках. Большинство вещей мы перевезли в Феникс в течение недели. Наше

владение находилось в четырнадцати милях от Дурбана и в двух с половиной

милях от железнодорожной станции Феникс.

Только один номер «Индиан опиньон» пришлось печатать на стороне, в

типографии «Меркурий».

Я старался заманить в Феникс своих родных и друзей, которые приехали со

мной из Индии попытать счастья в Южной Африке и занимались теперь различного

рода деятельностью. Они приехали, желая разбогатеть, и поэтому уговорить их

было трудно, но все же некоторые согласились. Упомяну здесь только Маганлала

Ганди. Остальные затем вернулись к прежним занятиям. Он же оставил все и

соединил свою судьбу с моею. Его способности, самопожертвование и

преданность делу поставили его в первые ряды участников моих нравственных

исканий. Как ремесленник-самоучка он занимал среди моих товарищей

исключительное положение.

Так в 1904 году была основана колония в Фениксе, и, несмотря на часто

возникавшие трения, «Индиан опиньон» продолжает издаваться.

Однако рассказу о первоначальных трудностях, о происшедших переменах, о

надеждах и разочарованиях следует посвятить отдельную главу.

XX. ПЕРВАЯ НОЧЬ

Нелегко было выпустить первый номер «Индиан опиньон» в Фениксе. Не прими я

мер предосторожности, первый выпуск газеты пришлось бы задержать или не

печатать вовсе. Мысль об установке двигателя для приведения в действие

печатной машины не привлекала меня. Мне казалось, что там, где

сельскохозяйственные работы выполняются вручную, более уместно использовать

физический труд работников. Но поскольку эта идея оказалась невыполнимой, мы

приобрели двигатель внутреннего сгорания. Все же я предложил Уэсту иметь под

рукой какое-нибудь приспособление, чтобы воспользоваться им в случае

неисправности двигателя. Он достал маховик, который приводился в движение

вручную. Мы сочли, что обычный размер ежедневных номеров газеты не пригоден

для столь отдаленного места, как Феникс. Формат нашей газеты был уменьшен с

тем, чтобы в случае крайней необходимости экземпляры газеты можно было

отпечатать при помощи ножного привода.

На первых порах накануне выпуска очередного номера газеты всем нам

приходилось работать допоздна. Стар и млад должны были помогать фальцевать

листы. Обычно мы заканчивали работу между десятью и двенадцатью часами ночи.

Первую ночь забыть невозможно. Листы были набраны, но двигатель вдруг

отказался работать. Мы вызвали инженера из Дурбана, чтобы наладить

двигатель. И он и Уэст старались изо всех сил, но все было напрасно. Все мы

были обеспокоены. Наконец, Уэст в отчаянии подошел ко мне и сказал со

слезами на глазах:

— Двигатель работать не будет. Боюсь, что мы не сможем выпустить газету в

срок.

— Что ж, ничего не поделаешь. Бесполезно лить слезы. Давайте предпримем

что-нибудь другое, что в наших человеческих силах. Как обстоит дело с

маховиком? — сказал я, успокаивая его.

— Но где найти людей? — возразил он. — Ведь одни мы не справимся. Нужно

несколько смен рабочих, по четыре человека в каждой, а наши люди очень

устали.

Строительные работы еще не были закончены, поэтому плотники продолжали

жить у нас. Они спали на полу в типографии. Я указал на них:

— А почему бы не попросить плотников? Тогда мы сможем работать всю ночь

напролет. Мне думается, такая возможность у нас есть.

— Я не решусь разбудить плотников, — сказал Уэст, — а наши люди

действительно слишком устали.

— Хорошо, я сам поговорю с ними, — ответил я.

— Тогда вполне вероятно, что мы справимся с работой, — сказал Уэст.

Я разбудил плотников и попросил их помочь нам. Их не надо было долго

уговаривать. В один голос они заявили:

— Какой же от нас будет прок, если к нам нельзя обратиться за помощью в

критический момент? Отдыхайте, а мы покрутим маховик. Это для нас работа

легкая.

Нечего и говорить, что наши люди также были готовы работать.

Уэст воспрянул духом, когда мы принялись за работу, даже запел песню. Я

присоединился к плотникам, а все остальные помогали нам по очереди. Так мы

работали до семи часов утра. Но сделать предстояло еще многое. Поэтому я

попросил Уэста разбудить инженера, чтобы он снова попробовал пустить

двигатель. Если бы это удалось сделать, мы смогли бы вовремя закончить

работу.

Уэст разбудил инженера, и он тотчас же направился в помещение, где стоял

двигатель. И, о чудо! Двигатель заработал почти сразу, едва инженер

дотронулся до него. Типография огласилась криками радости.

— В чем дело? — спросил я. — Почему вчера вечером все наши старания

оказались бесплодными, а сегодня утром двигатель заработал так, будто с ним

ничего не случилось?

— Трудно сказать, — ответил Уэст или инженер (точно не помню). —

По-видимому, машины иногда ведут себя так же, как люди, когда им нужен

отдых.

Неполадки с двигателем явились испытанием для всех нас, а то

обстоятельство, что он заработал как раз вовремя, представлялось мне

вознаграждением за наш честный и ревностный труд.

Экземпляры газет были отправлены в срок, и все были счастливы.

Настойчивость, проявленная в начале нашей работы, обеспечила регулярный

выход газеты и создала в Фениксе обстановку уверенности в своих силах.

Бывало, что мы сознательно отказывались от применения двигателя и работали

только вручную. Те дни, по-моему, были периодом величайшего нравственного

подъема работников всей колонии в Фениксе.

XXI. ПОЛАК ДЕЛАЕТ РЕШИТЕЛЬНЫЙ ШАГ

Я всегда жалел, что мне, организовавшему колонию в Фениксе, самому

приходилось бывать в ней только наездами. Первоначально моим намерением было

постепенное освобождение от адвокатской практики и переезд на постоянное

жительство в колонию, где я буду добывать себе пропитание физическим трудом

и обрету радость и удовлетворение в служении ей. Но этому не суждено было

сбыться. Жизненный опыт убедил меня, что в планы человека сплошь и рядом

вмешивается бог. Но вместе с тем я убедился и в том, что если поставленная

человеком цель — поиски истины, то независимо от того, осуществляются его

планы или нет, результат никогда не разочаровывает, а часто бывает даже

лучше. Оборот, который независимо от нас приняла жизнь в Фениксе, и

случавшиеся там непредвиденные события, конечно, нисколько не

разочаровывали, хотя трудно сказать, было ли все это лучше, чем то, на что

мы первоначально рассчитывали.

Чтобы каждый из нас получил возможность добывать себе пропитание

физическим трудом, мы разделили землю вокруг типографии, на участки по три

акра. Один из них достался мне. На этих участках мы построили себе домики, вопреки первоначальным намерениям, из гофрированного железа. Мы предпочли бы

глиняные хижины, крытые соломой, или же кирпичные домики, напоминающие

крестьянские, но это оказалось невозможным. Они обошлись бы дороже, а

постройка их потребовала бы больше времени, а всем хотелось устроиться

поскорее.

Редактором продолжал оставаться Мансухлал Наазар. Он не одобрял моего

нового плана и руководил газетой из Дурбана, где находилось отделение

«Индиан опиньон». Наборщиков мы нанимали, но мечтали, чтобы каждый член

колонии освоил набор, этот наиболее легкий, но, пожалуй, и самый скучный из

всех типографских процессов. Тот, кто не умел набирать, стал учиться. Я до

самого конца тянулся в хвосте. Маганлал Ганди превзошел нас всех. Он стал

искусным наборщиком, хотя до этого никогда не работал в типографии, и не

только достиг мастерства в этом деле,